Оксана Ткаченко - Облака не тают
Утром её разбудил звонок телефона. Дина медленно открыла глаза. Она с удивлением рассматривала незнакомые стены. Потом до неё дошло. Она в Париже. Мобильник в сумке пищал. Нехотя она поднялась и достала его.
– Алло, – сонно произнесла она.
– Доброе утро! Я так понимаю, ты ещё спишь? – спросил Дюке.
– Бернар? Это ты? Почему так рано? И откуда ты знаешь мой номер? – подпрыгнула на месте художница.
– Столько вопросов, что я не знаю с какого начать, – возмутился мужчина.
– А ты по порядку отвечай, – подсказала девушка.
– Я уже забыл последовательность. Ладно, буду краток. Уже десять утра. Твой номер мне дал менеджер. Ещё есть вопросы?
– Нет.
– Дина, собирайся. Через час я заеду.
– Хорошо. Только не надо настойчиво торопить.
– Я не тороплю. Я же сказал тебе, что буду ждать тебя. Ждать, когда ты перестанешь упрямиться по всяким мелочам.
– Это не мелочи.
– Есть и мелочи. Для тебя любая мелочь оборачивается огромной проблемой.
– Бернар, можешь не заезжать за мной. Я не хочу никуда ехать, – обиделась Дина.
– Начинается. Будь готова через час, иначе украду тебя в ночной сорочке и повезу в таком виде на выставку, – произнёс Дюке и на мгновение замечтался, представив полуобнажённую Дину.
– Ты не посмеешь. Всё. Я уже собираюсь. Пока, – отключилась она.
Бернар Дюке действительно прибыл ровно через час. Дина увидела его автомобиль. Бросив тревожный взгляд в зеркало, она вышла из номера.
– Ты пунктуален, – заметила Гринчук.
– А ты не очень, – сказал директор галереи.
– Вчера ты не говорил, во сколько заедешь, поэтому я не завела будильник, – честно призналась Дина. Кажется, они снова спорят.
– Ты абсолютно права. Я вчера не говорил. Но тебе должен был Прасолов сообщить про дату и время выставки. Он забыл? Или ты забыла?
Художница принялась ворошить в памяти. Да, менеджер что-то говорил про одиннадцать утра, однако точно она не вспомнила, что именно.
– Наверное, я позабыла. К счастью, ты вовремя позвонил и разбудил меня. Значит, нечего меня обвинять. Я не опоздала.
– Дин, я не обвиняю тебя. Просто мне жаль, что пришлось будить тебя. Если бы я мог быть с тобою рядом, то такой ужасный способ пробуждения как телефон, я никогда бы не стал использовать.
– Ерунда. Долго ехать до галереи? Волнение нарастает, – поделилась своим страхом девушка.
– Ещё минут двадцать. Событие значимое, и волнения в этом случае трудно избежать, но тебе не стоит волноваться, – Бернар взял Дину за руку и добавил. – Ведь я с тобой.
– Я до сих пор не могу поверить в то, что я в Париже! – воскликнула Гринчук и освободила руку.
В голове Дюке мелькнула мысль: «Бернар, не спеши. Это особенная девушка, и добиваться её любви стоит иными способами. Сначала она должна убедиться в твоих чистых, неподдельных чувствах».
– Сегодня вечером я покажу тебе настоящую столицу Франции, – заявил мужчина.
– Настоящую? А что Париж надевает всевозможные маски? Утром, днём и вечером?
– Да. Город любви непостоянен. Чтобы понять его, нужно увидеть его в разное время суток. Тогда тебе откроется его улыбка, его глаза, его губы и другие части. В общем, в Париже чего только нет. В нём скрывается множество обликов. И их очень непросто отследить.
– Город-загадка, – произнесла Дина.
– Да. Здесь все улицы пропитаны ароматом романтики. Ты поймёшь, что я имею в виду. Вечером.
24
Выставка. Ресторан. Маршрут действий в этот день был таким же, как и в Праге. Единственное, что отличало нынешние отношения директора парижской галереи и художницы – обращение на «ты» и невыразимая непринуждённость, поселившаяся между ними. Дюке любовался девушкой. Не мог отвести от неё взгляд, настолько сильно его притягивали её глаза, губы… Он то и дело пытался остановить себя. Не получалось. Скрывать своё бесконечное обожание – труднейшая задача. Когда понимаешь, что любишь – хочется подпрыгнуть до неба, прикоснуться рукой к облакам и закричать на весь мир три банальных слова, три магических слова. Не имеет значения, кто как понимает эти три слова и какими эпитетами их награждает. «Я люблю тебя» – и пусть вся планета плачет или смеётся, влюблённым некогда наблюдать за окружением. Их счастье здесь, вдвоём. Остальное неважно.
– Я полюбила Париж всем сердцем, – сказала Дина, когда они остановились сфотографироваться на фоне реки Сены.
– Завидую я Парижу, – нахмурившись, произнёс Бернар.
– Почему?
– Потому что ты его полюбила, а я до сих пор страдаю от неразделённого чувства, – с обидой в голосе ответил мужчина.
– Но ведь любовь к городу – это совсем другая любовь, – проговорила девушка. «Кажется, пришло время остановить колебания души и признаться в том, чего хочешь на самом деле», – подумала она.
– И всё-таки это любовь.
– Приближается вечер. Бернар, а Париж наденет другую маску?
– Если ты желаешь, то – да.
– Да.
Они посетили несколько знаменитых уголков французской столицы. И наконец, когда город погрузился в ночную тьму, Дина увидела Эйфелеву башню.
– Это счастье! – восторженно прокричала она.
– Символ Парижа живьём прекраснее, чем на картинках в журналах или по телевидению, – усмехнулся Бернар. – Правда-правда. Ну что, Дин, поднимемся на самую вершину?
– Поднимемся? Ты хочешь сказать, что мы можем подняться на неё? На башню Эйфеля? Ты не шутишь?
– Моя взрослая девочка, зачем я привёл тебя сюда? Смотреть, как другие радуются открывающейся сверху панораме города? Идём.
– Бернар, спасибо, – ответила художница и подала ему руку. Дюке крепко взял её, наклонился и поцеловал. С минуту они смотрели друг на друга, а потом пошли, держась за руки.
Очаровательный вид ошеломлял с первого же мгновения. «Дина, ты увезёшь из Парижа огромный мешок впечатлений», – думала Гринчук, шагая по ступеням. Она размышляла над тем, что связывает её и Бернара, что их объединяет. Она была уверена в том, что в чешской столице их души столкнулись. А в Париже сердца застучали в одном ритме. Ближе некуда и дальше отступать нельзя. Им нужно договориться. Им необходимо многое обсудить. Смогут ли они жить на расстоянии ещё длительное время? Или следует вынести решение из сложившейся обстановки сию же минуту? Ведь друг без друга им плохо. Но она не может жить во Франции, так как ни за что не оставит маму. Дюке вряд ли бросит родную землю. Тут у него и работа, и друзья. Стоп. Отговорки всегда найдутся. Женщину не устраивает это, а мужчину – то. Неужели сложно пойти на компромисс? Сложно уступить другому? Почему в любовь вклинивается то, что является второстепенным? Почему мы придаём большой смысл вещам, которые, по сути, бессмысленны? Да, когда мы встречаемся с чем-то, что вызывает у нас неприятие, мы сразу же отвергаем это, не проникая вглубь, не понимая целебного источника. Мы видим то, что нам нравится, а прочее не имеет для нас никакой цены, потому мы отталкиваем, не зная, что это нам и требуется в данный момент.
Когда Дюке впервые покинул Гринчук в Праге, его волновали подобные мысли. Сейчас он понимал глупость нереальных страхов. К счастью, он своевременно осознал первостепенность притяжения сердец. Ему повезло встретить на корпоративном вечере Мари, женщину, которую когда-то боготворил его лучший друг. Конечно, в настоящие дни она несчастлива. Её жаль. Но приобретя столь нежеланный опыт, она не потеряла себя, не возненавидела всех любящих. Нет. Она рада, что может кому-то успеть помочь понять. Понять, что лучше любви ничего в жизни не появилось за всю историю человечества. Куча технических новинок никогда не заменит истинную страсть, возникшую между двумя противоположными личностями.
Оставшись на мгновение наедине, пока другие туристы, обозреватели Эйфелевой башни двинулись вперёд, Бернар притянул к себе Дину и поцеловал. Она не оттолкнула его. Она устала бежать от судьбы. Кстати, бежать от судьбы – это самый неразумный побег, на который способен человек. Следует отдаваться воле чувств. Если счастье есть в эту секунду, то не теряй этой секунды, не предавай любовь.
Поцелуй пробудил в них давние желания, которые они столько времени тушили в одиночестве. Дюке и Гринчук запрыгнули в автомобиль. Через полчаса они были в гостинице. Дина забрала свою сумку, а Бернар рассчитался за номер. Теперь они торопились домой. К доказательству эмоций.
Коричневая дорожная сумка художницы была оставлена в коридоре. Они поднялись по лестнице на второй этаж, где находилась спальня Бернара. Всё случилось стремительно. Гринчук не успела оглядеться и подумать. Ах, как же она привыкла продумывать всё заранее! В объятиях Дюке невозможно было соображать. Он целовал её безостановочно, и невероятным образом умудрялся раздевать. Темнота комнаты добавляла таинственности тому, что должно здесь произойти.
