Мирьяна Новакович - Страх и его слуга
Вобан не придерживался рамок своей темы, он старался продемонстрировать, что знает все и обо всем, для всего у него было, по крайней мере, два объяснения, все обосновывалось «высшими» причинами, все имело «высшие» последствия.
И единственное, что мне понравилось, были первые те фразы, про то, что все люди плохие, что слабые начали строить укрепления, а сильные стремились захватить их. Из этого могло бы следовать, что, как правило, слабые основывали города, на которые вскоре нападали сильные, и таким образом они породили крепостные стены и совершили другие архитектурные подвиги, связанные со строительством укреплений.
Мысли бывают быстрыми и медленными, в гармонии с ними течет и время: быстро, когда думаешь быстро, и медленно, когда думаешь медленно. Судя по всему, я думал быстро, потому что, когда в дверь постучал мой слуга, день уже подходил к концу.
7.— Пора собираться на маскарад, — сказал он важно, а, когда увидел костюм и маску дьявола, глаза чуть не вылезли у него из орбит. Но ему хватило мудрости воздержаться от высказывания.
— Лучше помолчи, — сказал я, и он послушался. Помог мне одеться. К сожалению, отверстия для глаз на маске были расположены слишком близко друг к другу, и видно через них было не очень хорошо. Впрочем, ввиду того, что уже порядком стемнело, — как из-за приближения вечера, так и из-за облачности, я вообще плохо видел.
Начался дождь. Дул сильный ветер, и через открытое окно в комнату залетали капли. В уголках моих глаз блеснула молния.
Но все это не помешало мне выглядеть столь же великолепно, как и всегда.
— Ты сумел договориться с сербами?
— Без труда, хозяин, я просто не знал, кого из них выбрать, они готовы были драться за эту работу.
— И? Кого ты нанял?
Гром ударил так громко, словно прямо в моей комнате.
— Одного ловкого парня из Пожареваца, он мне показался самым способным и надежным. Недавно был в Косово. В славном Косово.
— Раз уж ты вспомнил Косово, я всегда хотел узнать, почему вы, сербы, так прославляете Косово, хотя вас там разбили наголову?
— Косовское поражение для нас награда. Если бы мы победили, поди знай, какие беды навалились бы на нас потом.
— Хм, этого я не знаю, но знаю, что в поражении много величия, столь дорогого Беззубому… А как того парня зовут?
— Не знаю, не спрашивал.
— Ступай, до утра ты мне не нужен.
Новак без промедления удалился, довольный тем, что может всю ночь пьянствовать, а я принялся расправлять складки костюма. Я был в полной готовности. Подошел к зеркалу, и из него на меня глянул сам дьявол. Сверкнула молния. Я поклонился и сказал:
— Позвольте представиться, я человек не бедный и с хорошим вкусом, сную туда-сюда много лет, у многих украл душу и веру.
После чего удовлетворенно улыбнулся, но на лице дьявола из зеркала улыбка была незаметна, ее надежно скрывала маска. Я быстро повернулся и услышал, как красный плащ рассек воздух. Снова где-то поблизости ударил гром.
Я вышел в коридор. Было довольно мрачно, свет исходил лишь от факелов, вставленных в кольца на стенах. А от факела до факела было не меньше двадцати шагов. Я неуверенно продвигался вперед по ступенькам, скользким от дождя, проникавшего через открытые окна.
Я подумал, что это прекрасная погода и время суток для маскарада, и с удовольствием глянул через окно в ночь и в дождь.
И тут мне показалось, что я кого-то вижу. Сам не зная почему, я высунул голову в окно, имея в виду как следует осмотреться. Снаружи, перед одним из зданий, стояли какие-то люди. Я спросил себя, кто они и почему стоят на улице в такую непогоду? Какие муки или желание заработать принуждают их к этому?
Тут я вспомнил другую, давнюю, непогоду. Была ночь, лил дождь. Человек на осле въехал в город. Он промок до нитки и сгорбился. Я стоял под оливой и промок меньше, чем он. Я знал, что он подъедет, и ждал. Два каравана вошли в город, один вышел. Иногда я слышал крики погонщиков, но это было все, что доносилось сквозь дождь.
Он ехал на осле. Тут началась настоящая буря. И я увидел, что осел ступает по пальмовым листьям. Должно быть, один из караванов потерял часть своего груза.
Выглянула луна, поэтому я и заметил листья.
На входе в Иерусалим.
Сверкнувшая молния на миг осветила двор.
Под дождем мокли три человека. Двое были недвусмысленно усаты. Один из усачей к тому же был кривоногим, а другой лысым. Не оставалось сомнений, что это гайдуки Вук и Обрен. Третий стоял ко мне спиной, но я ясно видел, что он в форме австрийского офицера. Мгновение спустя все опять потонуло в непроницаемой тьме и дожде, в такой тьме и дожде, что я даже не мог быть уверен в том, стоят ли они там по-прежнему. Тут гром грянул прямо мне в уши, и я невольно отступил на два шага, к середине коридора.
О чем же могли разговаривать посреди Калемегданской крепости с австрийским офицером два гайдука, за головы которых Австрия обещала награду? И ответ тут же нашелся — они наверняка пришли, чтобы сделать что-то дурное, потому что хорошие дела не требуют прикрытия темноты и непогоды. Вопрос только в том, против кого они злоумышляют — против Беззубого или против меня?
Глава шестая
Маскарад
В дверях ждал слуга из местных, усадивший меня в удобную коляску, в которой я и направился в резиденцию Марии Августы. Маскарад происходил в великолепном здании, которое регент преподнес ей в подарок по случаю свадьбы, как только она приехала в Сербию. Резиденция находилась за пределами крепости и мы, проехав через Варадинские ворота, вскоре оказались перед роскошно освещенным зданием.
Я вбежал в холл, оттуда в огромный зал, попутно услышав, как стоявший у входа слуга объявил мое имя. Имя дьявола, ясно и безошибочно. Ясно и безошибочно я снова, как уже и бывало в жизни, явился в числе первых. Все, кто себя уважает, прибывают с опозданием, лишь я, вечный глупец, хуже самого захудалого офицера, глупее самой глупой придворной дамы, заявляюсь раньте всех.
Редко рассевшись по всему залу, сидели и в основном курили трубки два поэта или Аполлона, поди разбери, кто они были, один сумасшедший, нарядившийся петухом, и одна дама, переодетая в Мадам де Помпадур. В центре зала гордо стоял хозяин — регент. Он был без маски. Увидев меня, он рукой сделал мне знак, приглашающий подойти к нему.
— Вижу, вы очень мудро выбрали костюм, — сказал он мне.
— А откуда вы знаете, кто я такой? — спросил я, изменив голос.
— Один только дьявол, лично, переодевается в самого себя, и ему все равно никто не верит.
— Именно так, ваше высочество, именно так. Все считают, что под маской скрывается кто-то совсем другой. А те, кто не думает вообще, те радуются моему явлению в виде, столь похожем на то, что описывают попы.
— Ловко. Но посмотрите, я тоже нарядился.
— Неужели? Как так?
— Мое лицо и весь мой внешний вид — вот моя самая лучшая маска, ничего другого мне не надо.
— Я рад, ваше высочество, но теперь позвольте мне удалиться в поисках родственной души, — сказал я и про себя добавил, — точнее говоря, в поисках твоей жены.
Тем временем прибывали и другие гости. Их было немного, примерно с два десятка. Но кто из них Мария Августа?
Мадам де Помпадур?
Орлеанская Дева?
А может быть, она переоделась в мужчину?
Моя драгоценная исстрадавшаяся душа. Я принялся блуждать среди гостей в костюмах и подслушивать их разговоры, что оказалось не так-то легко в привлекающем общее внимание одеянии дьявола, к тому же то и дело продолжал греметь гром. Заиграла музыка, менуэты и рондо, и другие танцы, которые я танцевать не умел. Как же я ненавижу все, чего не знаю и не умею!
Пары встречались, кланялись, все это начинало мне мешать. Все эти танцы — просто бессмысленное подражание человеческим отношениям: сначала ухаживания, потом любовь, потом измены и разрывы, а под конец — фальшивая гармония. Разве не этим же они постоянно заняты в своей жизни? Зачем им исполнять все то же в виде танцев под музыку? Танцевали почти все, было почти не к кому присоединиться для разговора или подслушивания того, о чем они говорят.
И как раз в тот момент, когда я подкрался к Орлеанской Деве, ко мне прицепилась отвратительная рожа. Маска была настолько гадкой, что мне захотелось сорвать ее и убедиться в том, что под ней скрывается не менее гадкая физиономия. Из-под маски торчали оттопыренные уши, правое более оттопыренное, чем левое. Внизу под маской скалились зубы, причем такие, каких не постыдился бы только заяц. Два верхних резца торчали, остальные были явно испорченными.
— Маэстро! — обратился он ко мне. — Мы можем побеседовать? — Говорил он по-английски, с акцентом заморских колоний.
— Нет, — ответил я кратко и грубо.
