Пьер Буль - Фотограф
— Поблагодарить?
— Да. Кажется, в том доме со строительными лесами и вправду затевалось что-то подозрительное.
— Да что ты говоришь!
— Я тебе расскажу.
Они договорились встретиться в баре. Когда пришел Марсиаль, Эрст, уже опорожнивший свою рюмку, отвел друга в спокойный уголок, где им был зарезервирован столик.
— Сегодня я угощаю, — объявил телохранитель. — Это просто мой долг. Да будет тебе известно, твой взгляд фотографа, возможно, оказал нам огромную услугу. Тот дом, который ты заметил, очень подозрителен.
— Не может быть!
Это сообщение не доставило никакого удовольствия Марсиалю Гору, который в этот момент испытывал скорее даже острое чувство досады. Он вовсе не хотел ареста виновных и потому с замиранием сердца стал расспрашивать о подробностях.
— Владелец упомянутого дома увильнул от расследования. Он таинственным образом исчез, и есть все основания полагать, что он просто скрылся за границей. С другой стороны, кажется, доказано, что он принадлежал к одной мятежной группировке. Странное совпадение, ты не находишь?
— Возможно. А нет более определенных следов?
— Полиция продолжает расследование. И насколько мне известно, еще не завершила его.
Гор залпом опорожнил свой бокал и после минутного раздумья спросил:
— А что еще ты хотел мне сказать? Ты говорил, что у тебя есть для меня интересное предложение.
— Которое скорее всего тебя заинтересует. Ты помнишь одинокую прогулку Маларша в лесу?
— Конечно. И я хотел бы снова поблагодарить тебя за то, что ты сообщил тогда мне о ней.
— Так вот, я надеюсь предоставить тебе нечто в этом же роде.
— Нечто столь же благоприятное?
— Более благоприятное.
Сердце Марсиаля забилось сильнее.
— Более? Старина, это очень по-братски. Если ты сделаешь это для меня…
— Не надо слов. Повторяю: ты это заслужил.
Случай, на который только что намекал Эрст, действительно был для фотографа удачей. Речь шла о верховой прогулке Пьера Маларша, об одной из тех эскапад, которые время от времени любил совершать президент к вящему отчаянию своих телохранителей. Эрст, который был в какой-то степени его доверенным лицом в такого рода делах, сообщил об этом Гору накануне, зная, что друг придержит язык за зубами и будет на вершине счастья оттого, что ему представится возможность одному воспользоваться столь важной информацией. Укрывшись в зарослях, Марсиаль смог сделать довольно удачный снимок, который впоследствии был опубликован на первой странице одного еженедельника. Маларш поверил в то, что фотография была случайно сделана любителем и не стал придираться. Он дорожил своей репутацией спортсмена, человека, окруженного ореолом независимости, и публикация снимка, подтверждающего это, не могла вызвать его неудовольствия, тем более, что свидетель ему не докучал.
Эрст, разумеется, не мог часто делать такие дружеские жесты, опасаясь поставить под сомнение свое умение хранить тайны. Но время от времени это было возможно.
— Теперь я припоминаю. В тот день, когда мы с тобой встретились у церкви, ты пообещал мне устроить что-то в этом роде.
— Мне казалось, что это лучший способ развеять твои черные мысли. Так вот, уточним: ты знаешь о том, что президент собирается отправиться в длительную поездку по югу Франции, во время которой он задержится в родных местах, на средиземноморском побережье?
— Я об этом что-то слышал.
— Это официальное турне, но в то же время и своего рода свадебное путешествие. Он вместе со своей нежной половиной хочет воспользоваться оказией, чтобы устроить себе маленькие каникулы. А для него это означает, что он сможет свободно дышать, ходить куда вздумается и, конечно, купаться — он обожает это занятие, как, впрочем, и его жена — без постоянного присутствия официальной свиты и, главное, без присмотра банды таких зануд, как папаша Эрст и его «гориллы».
— Я очень хорошо его понимаю.
— Да и я тоже в глубине души. Но совсем без присмотра все равно не получится. В таких делах ему не обойтись без доверенного лица, и он уже предупредил меня о том, что я должен буду организовать для него несколько подобных эскапад. Вот так, я, получается, становлюсь организатором тайного досуга. И мне это доставляет немало хлопот!.. Итак, если у тебя не будет других дел и ты случайно окажешься там в то время, когда президенту взбредет в голову «сбежать с уроков», я почти уверен, что смогу шепнуть тебе на ушко интересную информацию… Ну что, разве я не друг?
— Не просто друг, ты брат…
Марсиаль Гор с неподдельным волнением пожал протянутую руку. Славный Эрст! С тех пор, как они знают друг друга, со времен Сопротивления, он никогда не упускал случая, как только выпадала такая возможность, сообщить ему сведения, представляющие интерес для фотографа.
— Будь спокоен. Я поеду следом и буду поддерживать с тобой связь. Ты даже не можешь себе представить, как много для меня значит подобная возможность. Мне в таких случаях кажется, что я все еще существую, что я перестаю быть просто старым, никому не нужным инвалидом.
Эрст пожал плечами.
— Если уж я в неоплатном долгу перед тобой после этой истории со строительными лесами, то Маларш — тем более. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он весьма многим тебе обязан, может быть, даже жизнью. И будет вполне справедливо, если он, косвенным образом, выразит тебе свою признательность.
— В конце концов, так оно и есть, — задумчиво произнес Марсиаль Гор.
XIIIОн проснулся и ощутил легкую боль в голове. Накануне ночью он довольно поздно расстался со своим другом и выпил с ним больше обычного. Оба они находились в том блаженном состоянии, которое требует допинга; Эрст — потому что он на какое-то время освободился от забот и от бремени ответственности, Гор — потому что ему вдруг показалось, что события, которым он придал легкий импульс, стали развиваться в нужном направлении.
Он заказал себе кофе и выпил две чашки, размышляя об обещаниях Эрста, и вскоре почувствовал, что в голове у него посветлело, а взгляд стал более острым, настолько острым, что, встав, он тут же заметил одну ускользнувшую от него накануне деталь: четвертый провод, тот, что вел к микрофону, исчез. Проверив, он обнаружил, что исчез и сам микрофон. Только несколько кусочков отпавшей краски свидетельствовали о проделанной Ольгой работе. Это открытие поначалу вызвало у Марсиаля досаду, потом улыбка тронула его губы. Очевидно, Ольга решила, что теперь их близость сделала излишними эти аксессуары детективного романа. Они даже стали опасными, ибо их случайное обнаружение могло повредить установившимся между ними отношениям. Она поступила правильно. Гор так обрадовался, что решил сегодня же утром пойти к Турнетту и отнести ему сверхчуткий микрофон, взятый у него несколько дней назад и лежавший с тех пор в чемодане.
Была еще одна причина, побуждавшая его искать встречи со старым другом, которого он по-прежнему считал своим учителем. До сего времени он действовал интуитивно или под давлением событий. А сегодня он вдруг почувствовал в себе какую-то неуверенность: правомочен ли он влиять на ход событий, верно ли избрано им направление собственных действий? Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы просить у Турнетта совета. Марсиаль Гор никогда и ни у кого не просил совета, даже у своего наставника, и тем не менее сейчас ему было трудно самому ясно и четко обозначить зревший в его подсознании замысел. Однако ему казалось, что уже само общество старого чудака, его идеи, которые тот не упускал случая развить всякий раз как только для них находился какой-нибудь благодарный слушатель, помогут ему преодолеть свои сомнения. Даже самые сильные личности порой испытывают потребность искать поддержку своим мыслям.
Когда он пришел, Турнетт фотографировал розу, извлеченную им из букета, цветок, который не привлек бы внимания профана, но старый мастер обнаружил в его лепестках какое-то необычное движение. Гор знал, что когда учитель погружался в такого рода работу, его нельзя было беспокоить. А потому Марсиаль сел в углу комнаты и, улыбаясь, стал наблюдать за своим другом. Глядя, как тот хлопочет возле цветка, он испытывал своеобразное удовлетворение и в то же время получал интеллектуальную разрядку. Быть может, Турнетт был единственным существом, которым он по-настоящему восхищался, к которому относился как подмастерье к мастеру.
Полуслепой (он использовал для своей работы дюжину очков и постоянно ворчал, что никак не может добиться цветовой гаммы, необходимой для полного видения одновременно целого и деталей), старик больше не покидал своей комнаты и, коротая время, перебирал воспоминания о былом, рассматривал свои коллекции или же иногда, как, например, в это утро, делал снимки для собственного удовольствия. Некогда знаменитый в мире фоторепортеров, добившийся потом известности в области художественной фотографии, теперь он, почти всеми забытый, жил отшельником. Гор был единственным, кто более или менее регулярно его навещал.
