Эмма Тополь - Катья
Дэвид громко, протяжно застонал. А я скользила ниже, легко касаясь губами песочной, с легким пушком, кожи на животе, влажных голубоватых бороздок между ногами, языком слизнула белую каплю в центре розовой ямочки, стыдливо дрогнувшей от моего поцелуя...
Как передать словами то чувство, которое я испытываю, когда слышу твой крик?! В какой-то момент мне даже становится страшно – в этом стоне столько страдания и счастья, что мое сердце замирает. Вероятно, именно так кричит душа, расставаясь с телом. Жизнь словно уходит из тебя, ты пытаешься удержать ее в себе, рвешься вверх, затем стремительно падаешь вниз, снова поднимаешься, но, сдавшись, падаешь в конвульсиях!
Несколько минут ты не двигаешься. И я стараюсь дышать как можно тише, потому что знаю: путь твоего возвращения долог и труден. Ты пока еще не великодушен, для этого должно пройти время, которое подарит тебе молодых умелых женщин, и они научат тебя забывать о себе. Сейчас ты впервые испытываешь возможность легко, в любую минуту удовлетворить свою по-детски жадную и всепоглащающую страсть. Но я хочу тебя научить любить меня, знать мое тело так же, как я буду любить и знать твое.
Я беру твою руку и кладу себе на грудь, твоими пальцами сжимаю свой сосок.
– Поцелуй меня, – шепотом прошу тебя я.
Ты еще не вернулся ко мне, твои глаза открыты, но они затуманены. Мы лежим неподвижно несколько минут, затем ты поворачиваешься, внимательно оглядываешь мое лицо, словно еще раз знакомишься с ним, уже без моей помощи гладишь мою грудь, но пока это еще механическое движение. Мне нужно вызвать в нем чувство. И страсть, от которой твое разгоряченное лицо заостряется, а зрачки закатываются глубоко под веки.
Я беру твою руку и кладу ее у себя между ног. Ты замираешь. Я понимаю, что для тебя это прикосновение, которое ты столько раз представлял раньше и которое заставляло стыдливо корчиться по ночам на влажных простынях, – новый завораживающий опыт. Опасливо, кончиками пальцев, ты знакомишься со мной. Я помогаю тебе, словно поводырь веду за руку своей рукой по тропинке, мне хорошо знакомой, а для тебя полной неожиданностей. Вдруг ты замираешь, с тобой замирает мое сердце.
– Не останавливайся... еще, прошу тебя, еще! Теперь чуть быстрее... да, вот так! Хорошо... О, как мне хорошо! Поцелуй... нет не в губы. Там... пожалуйста... поцелуй меня там!
Ты вдруг резко отводишь руку и откатываешься от меня. Несколько минут мы лежим в тишине. Возбуждение все еще кружит голову, но я молчу и лихорадочно думаю о том, что делать дальше.
– Не хочу! – вдруг слегка охрипшим голосом говоришь ты. – И не буду!
Я не задаю тебе никаких вопросов, не приближаюсь к тебе. Я могу пролежать так неподвижно целую вечность, пока ты сам не позовешь меня. А вдруг ты больше не захочешь ко мне прикоснуться? В твоем голосе я слашала столько отвращения ко мне!
Ты встаешь, шатаясь, выходишь из спальни. Я вижу твою белую худую спину с оттопыренными лопатками, округлые две половинки ниже, болтающиеся по бокам тонкие кисти рук. А я продолжаю лежать, вытянувшись словно труп, и проклинаю свою развращенность.
Зачем я его напугала, он еще только начинает, а я требую от него мастерства взрослого мужчины! Можно было бы подождать...
Вдруг дверь с криком открылась, и в нее влетел Дэвид.
– Будем жрать! – закричал он. – У нас осталась пачка мороженного! Дом пуст совершенно и окончательно! Я проверил холодильник и все шкафы. Кроме сахара, кетчупа и сухой фасоли ничего нет. Завтра здесь найдут два трупа, и следствие покажет, что бедняги скончались от голода!
Он поставил все на столик, с разбегу бросился на меня, схватил за плечи, и прижался жаркими сжатыми губами к моему рту. Эти его неумелые поцелуи почему-то больше всего возбуждали меня. И я, забыв о своих страхах, обняла его. Так легко сходились мои две руки за его узкой спиной, словно никогда до этого я не обнимала широкие плечи других мужчин!
Прижавшись щекой к его теплой нежной груди, я из последних сил сдерживалась, чтобы не разреветься.
Господи, мало того, что Ты лишил меня разума, Ты сделал из меня слезливую сентиментальную дуру, которая готова рыдать от умиления и благодарности к мальчишке!
Благодарю Тебя, Великий Господь, Ты сотворил меня совершенной!
ГЛАВА 17
Я сидела на кухне, прислушиваясь к себе.
Как странно и по-новому я чувствовала свои руки, плечи, грудь, всю себя. Была в моем теле поразительная легкость. Мне казалось, что теперь я точно знаю, как ощущается прозрачность. Это невозможно описать словами, но если бы я взяла кисть и краски, то смогла бы это чувство нарисовать. Вернее, я понимаю, как изобразить тело в прозрачной легкости, но как сделать, чтобы при этом были слышны звуки, которые сопутствуют или, точнее, аккомпанируют ей? Этого, боюсь, мне не воспроизвести.
О, какая прекрасная симфония набирала сейчас во мне силу! Звуки были сильными, нежными и лились ровной радостной мелодией. Ни один инструмент не претендовал на соло. Казалось, если я дотронусь до себя (а в этот момент меня еще и переполняла любовь к себе), то симфония станет слышна всем. Но ведь ее так легко разрушить! Нужно сидеть неподвижно, отдаваясь удивительному перезвону жизни тела. И только глубоко и неслышно дышать...
Странным диссонансом в этом звучании вдруг прогремел жесткий стук захлопнувшейся входной двери. И уж совсем неожиданным и даже каким-то нереальным было появление в дверях кухни Ларри.
– Ты уже встала? – он стоял заросший, мятый и совершенно забытый. – Это здорово! Хотя, честно говоря, я хотел войти неслышно и броситься прямо к тебе в постель, пока ты спишь!..
Он подошел ко мне, взял за повисшие в удивлении руки, потянул со стула и прижал к себе.
– О, как ты вкусно пахнешь! Я уже почти забыл, как здорово ты пахнешь!
Он приподнял волосы с моих плеч, долго и влажно целовал мне шею, ухо, висок. Найдя мои губы, жадно схватил их открытым ртом, языком попытался проникнуть внутрь. Но я была настолько потрясена его появлением, что не могла ответить на его поцелуй, стояла, широко открыв глаза и плотно сжав губы. Он отодвинулся и спросил:
– Что с тобой, ты нездорова?
– Нет, – торопливо стала оправдываться я. – Просто не ожидала тебя увидеть! Это настоящий сюрприз!
– Пойдем наверх, я приму душ. Ты не представляешь, как я рад, что вернулся. Пока Дэвид спит, я хочу побыть с тобой, – он снова прижал меня к себе. – Я так скучал!
Мысль о Дэвиде, спящем в данную минуту в нашей постели, почти лишила меня сознания. Не соображая, что делать, я схватилась за Ларри и почти закричала:
– Я тоже так скучала по тебе!
Он снова начал целовать меня короткими суетливыми касаниями влажных губ, гладил по спине, бедрам, непривычно грубо хватал за ягодицы. От него пахло дешевым мылом, заношенной одеждой и неухоженностью.
– Подожди, Ларри, – приходя в себя, я попыталась остановить его. – Хочешь кофе? Давай поговорим. Расскажи, как тебе вдруг удалось вырваться оттуда?
У него обиженно сжались губы.
– Не хочу никакой кофе! Знаешь, сколько кофе я выпил за эти три недели? Теперь я хочу мою жену, принять душ и лечь с ней в постель!
Он говорил достаточно громко, и меня это радовало. Может быть, его крик разбудит Дэвида, и тот переберется к себе в комнату.
– Извини, я не думала, что простое предложение поболтать может тебя обидеть! Просто мы так давно не виделись! – с каждым словом я говорила все громче, приближаясь спиной к открытой двери. – Не думаю, что твой приезд мы должны начинать с ссоры. Но если ты думаешь, что я недостаточно внимательна к тебе и не выполняю своих супружеских обязанностей, извини! Я не знала, что, как только муж взвращается домой, жена тут же должна бежать в спальню и ждать его с широко раздвинутыми ногами! Как это я могла забыть свое прямое назначение в жизни?! Конечно, это вы, мужчины, хозяева жизни! А мы, женщины, – низшие, ни на что не способные существа!
Я уже так кричала, что думаю, могла разбудить мертвеца. В одной из коротких пауз мне показалось, что наверху что-то стукнуло. Я облегченно выдохнула и замолчала.
Ларри, внимательно всматриваясь в меня, молчал. Потом вдруг тихо спросил:
– Почему ты кричишь? В нашей спальне лежит твой любовник?
О, как я ненавижу его за то, что он так хорошо меня знает.
– Ты с ума сошел! – зло сказала я. – Ты наверное, думаешь, что я изменяю тебе на каждом углу...
Не дослушав, он повернулся и пошел наверх. Мне стало страшно. А вдруг Дэвид все еще спит в нашей кровати и звук стукнувшей двери мне просто послышался? Я бросилась за Ларри.
Но не поднявшись и нескольких ступенек, он остановился. Наверху лестницы стоял Дэвид, взлохмаченный, в трусах, и с удивлением смотрел на нас.
– Отец?.. Ты? А я не понимаю, что это за шум внизу...
– Привет, малыш! – Ларри бегом поднялся и, миновав сына, пошел к нам в спальню.
Даже снизу, издалека, мне было видно как широко в ужасе открыты глаза у Дэвида. Я махнула ему рукой, чтобы он шел к себе в комнату, вернулась на кухню, лихорадочно думая о том, что делать дальше. Но сосредоточиться было невозможно, и я стала поспешно убирать со стола.
