Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
После визита к доктору я угостила себя ланчем в городе и сходила в кино. Дома я была около пяти вечера. Дэн вернулся раньше меня. Он сидел за кухонным столом с бутылкой пива, и вид у него был несчастный.
— Ты что-то рано сегодня, — сказала я.
— Ты беременна, — ответил он.
Я напряглась.
— Только что позвонила медсестра доктора Регана, сообщила результат анализа, — сказал Дэн. — Результаты прислали рано, и они решили, что нам не терпится узнать новость.
— Понятно… — промямлила я, избегая встречаться с ним взглядом.
— Мои поздравления, — сказал он, — и спасибо, что посвятила будущего отца в курс происходящего.
— Я собиралась тебе рассказать.
— Приятно слышать… тем более что я и в самом деле каким-то образом причастен к этому. И как давно ты об этом знаешь?
— Только что узнала.
— Ты понимаешь, о чем я. Когда ты заподозрила беременность?
— Недели две тому назад.
— И все это время скрывала от меня?
— Я не хотела ничего говорить, пока не выяснится, так ли это.
— Но почему? Может, ты собиралась предпринять что-то без моего ведома?
— Ты знаешь, что я бы никогда этого не сделала. Разумеется, я сохраню беременность.
— И на том спасибо. Но я до сих пор в шоке оттого, что ты ничего мне не сказала.
— Я не хотела напрасно обнадеживать, а вдруг…
Это была откровенная ложь. Я ничего не сказала Дэну, потому что боялась сказать. Даже зная, что сохраню ребенка, нисколько не сомневаясь в том, что Дэн никогда от него не откажется, я все равно не могла преодолеть страх. Невероятно, но я и сама не понимала, что мешало сказать правду. Одно было ясно: не могу, и все тут. Но он, похоже, купился на мое надуманное объяснение:
— И все равно следовало сообщить мне. Мы ведь одинаково ответственны за это, верно?
— Конечно, — тихо ответила я.
— И поскольку мы счастливы вместе…
— …это отличная новость, — закончила я за него, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком печально.
— Это самая лучшая новость, — сказал он, заключив меня в объятия.
Я откликнулась на его нежность. Я подыгрывала ему, стараясь изображать радость в этот столь значимый для каждого момент, но для меня почему-то омраченный сомнениями. Я не знала, что чувствовать.
Потом, когда Дэн допивал уже третью по такому случаю бутылку пива, а я потягивала чай, он с энтузиазмом рассуждал о том, что появление ребенка не помешает моей работе в школе, поскольку можно будет найти няню.
— Надо предупредить в школе еще до начала учебного года, — сказала я.
— Уверен, они обрадуются этому известию.
— Но одно условие, — попросила я. — Хотя бы пару месяцев не говорить ничего нашим родным — просто на случай, если будет выкидыш или еще какие проблемы.
— Как скажешь.
Но, разумеется, я первая нарушила это условие, проболтавшись своей единственной наперснице. Как-то вечером, когда Дэн был на ночном дежурстве, мне позвонила Марджи, чтобы сообщить, что ее мать наконец-то наняла себе сиделку и помощницу по хозяйству, так что она смогла вырваться на свободу и подыскала себе маленькую квартирку на другом конце города.
— А почему же ты не рванула обратно в Париж?
— Потому что меня назначили помощницей управляющей сувенирного магазина музея. Я понимаю, это слабое объяснение, но послушай, все-таки это работа, а я подписала договор аренды студии на год, и я понимаю, что впрягаюсь не в свое дело и все такое… бла-бла-бла… а это значит, что я больше не хочу об этом говорить. Что там у тебя?
Взяв с нее клятву хранить строжайшую тайну, я поделилась с ней новостью о своей беременности.
— Ты меня разыгрываешь, — сказала она.
— Если бы… Ты не проболтаешься?
— Да нет, конечно.
Молчание. Я почти не сомневалась, что Марджи борется с настойчивым желанием дать мне совет.
— Послушай, если ты счастлива, то и я счастлива.
— Из чего следует вывод, что, по-твоему, я сошла с ума.
— Хочешь правду? Да, идея стать матерью в возрасте двадцати двух лет пугает меня до чертиков. Но это что касается меня. А ты ведь совсем другая, так что я уверена, ты блестяще справишься с этой ролью.
— Но теперь я уж точно скована по рукам и ногам.
— Дорогая, все мы так или иначе в ловушке.
В этом с ней можно было согласиться, добавив, что большинство из нас сами расставляют ловушки, в которые потом и попадаются. Или сознательно загоняют себя в ситуации, угрожающие проблемами. Я могла спокойно отлучиться в ванную и поставить себе диафрагму. Я могла попросить Дэна не кончать в меня. Но я ничего не сказала, ничего не сделала. И теперь моя судьба была решена.
В тот же день я позвонила директору школы, где с сентября собиралась учительствовать, и объяснила, что в середине апреля будущего года у меня родится ребенок. Я даже расслышала его сердитый вздох, когда он осознал эту новость.
— Во всяком случае, я благодарен вам за то, что предупредили заранее, — сказал он. — Полагаю, вы сами только что узнали об этом.
— Да, и поверьте мне, мы не планировали так скоро, — пробормотала я, испытывая какое-то глупое чувство вины, как будто директору было не все равно, случайно я залетела или по плану.
— Так часто бывает, — сказал он, и по его тону можно было догадаться, что ему уже хочется сменить тему. Директор заявил, что переговорит с руководством средней школы, после чего сообщит мне свое решение. — О, да… и мои поздравления, конечно, — сухо добавил он.
Большое спасибо. Особенно за письмо, которое я получила спустя несколько дней, с вежливым и грамотным отказом. Поскольку весной у меня родится ребенок, мне придется пропустить целый триместр, а с учетом того, что для меня это будет первый год работы учителем — что само по себе непростое испытание, с точки зрения директора, опытного педагога, — в сочетании с тяжелым грузом беременности, бла-бла-бла…
Я скомкала письмо, швырнула его в мусорную корзину и подумала: «Вот тебя и щелкнули по носу».
— А ты можешь подать на них в суд или что-нибудь в этом роде? — спросила Марджи, когда я позвонила ей, чтобы поделиться своим возмущением.
— Дэн уже консультировался по этому вопросу. Тот факт, что они отказали мне еще до того, как я приступила к работе, снижает мои шансы на победу. Более того, в законах нет никаких статей, защищающих женщин от несправедливого увольнения в связи с беременностью.
— Не надо было ничего говорить в школе.
— Врать — не мой стиль.
— Ты слишком правильная.
— Да, это моя беда.
— И что теперь?
— Есть педагогический курс в университете Род-Айленда, это всего в двадцати минутах езды от города, в Кингстоне. Поскольку ребенок родится в середине апреля, мне разрешили сдать выпускные экзамены следующей осенью. Еще одна хорошая новость: они обещали помочь мне найти подработку учителем — для нас это, сама понимаешь, жизненно необходимо, ведь возникнут дополнительные расходы.
— Ты так ничего и не сказала своим родителям?
— Пока это под грифом «Совершенно секретно». Я еще не готова рассказать.
— Зная твою мамочку, готова спорить, что она сама обо всем догадается, прежде чем ты осмелишься посвятить ее в свою тайну.
Как всегда, Марджи оказалась провидицей. На следующий день я должна была съездить в Вермонт — забрать оставшийся хлам из нашей старой квартиры, который хранился у родителей в сарае. Я не виделась с матерью шесть недель, и стоило мне переступить порог, как она, взглянув на меня, сказала.
— Только не говори мне, что ты беременна.
Я попыталась не реагировать. Конечно, ничего не вышло.
— Да нет, ни в коем случае.
— Тогда почему ты побледнела, когда я задала тебе вопрос?
С ответом пришлось повременить, поскольку вдруг накатил приступ тошноты. Я бросилась по коридору к туалету под лестницей. Успела вовремя. Боже, как я ненавидела этот токсикоз. И я знала, что мама устроит мне допрос с пристрастием, как только я расстанусь с унитазом.
Но она даже не стала дожидаться этого момента. Она постучала в дверь и спросила:
— Ты там в порядке?
— Должно быть, что-то съела, — ответила я в перерыве между приступами рвоты.
— Чушь, — бросила она. Но, к счастью, больше не возвращалась к этой теме до самого моего отъезда.
Вернувшись в Провиденс, я, как могла, старалась убить время. Записалась на плавание в местный бассейн, каждое утро по часу посвящала французскому языку, пытаясь восполнить пробелы в сослагательном наклонении и расширить словарный запас. Устроилась волонтером в местный штаб Макговерна[19] и в течение десяти дней набивала конверты пропагандистскими листовками и разносила по почтовым ящикам буклеты.
— Ты знаешь, что тратишь силы на заведомо проигрышное дело? — сказал мне однажды пузатый почтальон, с которым мы столкнулись у почтового ящика на какой-то загородной дороге.
