Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че
– Мадам Маршова кланяется тебе и спрашивает, въедешь ты когда-нибудь в квартиру в нашем доме, или она может ее сдать?
– Я пока не собираюсь возвращаться в Прагу, папа, у меня здесь интересная работа.
Йозеф расспрашивал отца о жизни, и Эдуард всегда его успокаивал: никаких проблем нет, немцев интересуют только заводы и фабрики, полковник, очаровательный человек, порекомендовал ему почитать Ницше и даже дал свою настольную книгу «Человеческое, слишком человеческое»[62]. Они часто подолгу беседуют. Эдуард, как и все врачи, плохо разбирался в философии и никак не мог постичь, что это за тревожное, волнующее понятие – «химия чувств». Герхард (так звали полковника) объяснил, что он должен сублимировать свой инстинкт и покончить с метафизикой. Когда отец свернул разговор под тем предлогом, что ему нужно вернуться к чтению, Йозеф понял, что этот самый Герхард сидит напротив Эдуарда.
Чаще всего ожидание затягивалось до бесконечности. Сначала Йозеф брал с собой «Краткий курс энтомологии» и читал, сидя на лавке, или беседовал с товарищами по несчастью о непознаваемой тайне телефонной связи.
Других тем для разговора у посетителей почтамта не было.
Скорее всего, время ожидания никак не зависело от политических или военных обстоятельств, но полной уверенности в этом не было. Не один раз в моменты дипломатических кризисов и других угроз людей спокойно соединяли с Антверпеном, Севильей, Флоренцией или Гамбургом, а в минуты затишья связь отрубалась, и никто не знал почему.
Все «телефонные страдальцы» вскоре перезнакомились, но называли друг друга не по именам или фамилиям, а говорили просто «Франция» или «Бельгия». Когда Йозеф входил в зал, какой-нибудь итальянец или испанец (их на почтамте было больше всего) информировал его о положении дел: Голландия недоступна, как и Польша, немца маринуют с самого утра, а вот венгру повезло – Будапешт дали почти сразу. Кое-кто полагал, что дело не обходится без секретных служб (голословное утверждение!) и цензуры (одному Богу известно, какой именно), что виноваты погода на континенте (у них снег, а мы еще купаемся), алжирские телефонные сети (времен Первой мировой), армия, реквизирующая линии, бардак, устроенный Народным фронтом, троцкисты или английское правительство.
Они смотрели на огромные, висящие в глубине зала часы, и кто-нибудь то и дело спрашивал с тоской в голосе:
– Вам не кажется, что они спешат?
Невыносимой была не только тишина, но и ощущение полной беспомощности, и липкий страх, разъедающий душу за тысячи километров от дома. Главпочтамт закрывался в семь, и ожидание чаще всего оказывалось тщетным. Они выходили, прощались до встречи на следующий день, желали друг другу терпения и расходились в разные стороны.
Йозеф, отрывавший драгоценное время от работы, приходил на переговорный пункт раз в неделю, да и то если удавалось незаметно улизнуть после обеда. Он говорил себе: «Отчаянию нет места, отчаяться – значит оставить свой пост, стать предателем».
Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Люди не меняются.
Йозеф вернулся к привычному – парижскому образу жизни, и «помогла» ему в этом Нелли. Она смеялась по любому поводу – и Йозефу это нравилось, – говорила, что испила свою чашу несчастий до дна, и отказывалась о них вспоминать, клялась, что выбросила все из головы навсегда.
В число достоинств Нелли входил и дар убеждения. Она обожала доказывать окружающим собственную правоту, терпеть не могла, когда ей возражали, никогда не отступалась, спорила до хрипоты и так изматывала собеседника, что тот, истощив все аргументы, капитулировал. При этом Нелли не доверяла тем, кто слишком быстро сдавался.
– Ты поддаешься, так не пойдет!
Нелли была уверена, что любовные невзгоды подобны новым кожаным туфлям: сначала жмут, модель не та, кажется, еще чуть-чуть – и сдохну (хотя никто пока не умер от боли в ногах!). В любви все точно так же: раньше или позже, вдоволь настрадавшись, задвигаешь горькие воспоминания в угол и забываешь о них.
Всесторонне изучив проблему, Нелли пришла к выводу, что отчаяние неотделимо от одиночества, следовательно, следует избегать унылых людей и никогда не оставаться одной, для чего и нужны друзья – «лекарство от хандры».
Нелли часто замечала у Йозефа отсутствующий взгляд, спрашивала: «О чем ты думаешь?» – он рассеянно отвечал: «Ни о чем…» – и тогда она произносила шутливым тоном:
– Ау, дорогой, вернись ко мне из своей Праги.
Если и это не действовало, она не отставала:
– Ты должен общаться со своей бедой, задавать ей вопросы, заставить отвязаться. Говори с ней. Торгуйся. Пугай: если она решит, что ты хочешь с ней расстаться, пойдет на сделку.
Услышав эти речи впервые, Йозеф подумал, что нарвался на милую, слегка чокнутую фантазерку. Он таких уже встречал и предпочитал отделываться улыбкой, шуткой, пустой фразочкой типа: «Ну да, ну да, моя сладкая толстушка…»
А потом как-то раз, поздно ночью, когда Нелли похрапывала, положив голову ему на плечо, Йозеф заговорил с отцом, глядевшим на него из темноты и тоже мучившимся бессонницей. Они поболтали о банальных вещах, обсудили погоду и снабжение продовольствием, Эдуард проявил живейший интерес к работе сына, признался, что гордится им, и посоветовал не слишком «высовываться». Они договорились, что будут встречаться вот так, время от времени, и решили массу проблем.
Конечно, не все.
Йозеф не знал, видел он отца наяву или во сне, было их волшебное общение телепатическим контактом или игрой подсознания, но помнил все в мельчайших деталях, и это приводило его в смятение. Однажды отец рассказал, что полковник, обожавший Иоганна Себастьяна Баха, подарил ему запись «Гольдберг-вариаций»[63] в исполнении Ванды Ландовской, признался, что никогда не слышал ничего прекрасней, и они слушали их вместе, потрясенные, со слезами на глазах.
Нелли придумала теорию сродни архимедовой, применимую к горю и печали и всегда поднимавшую настроение и ей самой, и окружающим. Она задавала вопросы, на которые можно было отвечать только утвердительно.
– Твой отец тебя действительно любит? Он в первую очередь думает о твоем счастье? Он послал тебя в Париж, чтобы ты стал великим врачом? Он убеждал тебя поехать в Алжир? Тебе никогда не приходило в голову, что он отослал тебя ради твоего же блага? Он мечтает о том, чтобы ты был счастлив? Да, да и да, так в чем проблема?
По теории Нелли, чем глубже отчаяние человека, тем больше вопросов нужно задавать, и, если подходить к делу с умом, оно в конце концов отступит. Больше всего в этом торге со страданием Йозефа удивлял импровизаторский талант Нелли: у нее не было ни какой-то специальной методики, ни точного расчета.
Подруга Йозефа была убеждена: будущего нет, его придумали церковники, чтобы сломить волю человека, держать его на коротком поводке. Не зная, сколько времени кому из нас осталось, мы делаем что хотим и когда хотим и ничего не откладываем на потом. Задумаешься, засомневаешься – и все пропало. Нелли изгнала будущее время из употребления и никого не обременяла разговорами о гипотетических бедах.
Она никогда не говорила о своем прошлом и вела себя так, будто только что появилась на свет или страдает амнезией. Никто понятия не имел, где она родилась и росла, у нее не было воспоминаний. Она существовала здесь и сейчас, проживала каждый день с утра до вечера и спрашивала лишь о том, где они будут сегодня ужинать.
– Я мучаю тебя разговорами об отце, но ничего не знаю о твоей семье, – сказал ей однажды Йозеф.
– Мы вместе, и для нас не существует никого, кроме нас.
Нелли скрывала свое прошлое, бежала от будущего, а все остальные темы обсуждала с азартом, была всегда жизнерадостна и склонна к авантюрным эскападам и эпатажу. Впервые они с Йозефом схлестнулись из-за Атлантиды. Нелли свято верила в ее существование, убежденный картезианец Йозеф рискнул высказать сомнение.
– Спорим? – с вызовом бросила она.
– Что ставишь?
– Ночь любви.
Нелли обожала держать пари – и проигрывать, Йозеф тоже, но, когда она заявила, что не верит в случай, что все предрешено судьбой, а значит, нечего трепать себе нервы по пустякам, он не стал ее разубеждать. Нелли считала совершенно естественным, что две лучшие подруги влюбились в двух закадычных друзей – Йозефа и Мориса.
Это было предопределено.
– Совпадений не существует.
Нелли и Кристина жили вместе в прекрасной квартире с видом на Адмиралтейство (на двоих выходило недорого), в десяти минутах от Йозефа и Мориса.
С самого начала их знакомства Нелли часто оставалась ночевать у Йозефа. После Вивиан он ни с кем вместе не жил, а Нелли о ее привычках расспрашивать не стал. Их страсть была свободной, жгучей и неконтролируемой, но свиданий они никогда не назначали, чтобы не связывать себя.
– Увидимся…