Франсуаза Саган - Любите ли вы Брамса?
В Париж он прибыл ночью, и, когда остановил машину у подъезда Поль, было уже два. Впервые в жизни он находился в нерешительности – зайти или нет. Он не был уверен, что увидит сейчас счастливое лицо Поль, лицо Поль, принуждающей себя сохранять спокойствие в минуты его неожиданных появлений; он попросту боялся. Он ждал минут десять, стыдясь своей нерешительности, подыскивая самые нелепые оправдания: «Она спит, она наработалась за день» и т. д. и т. п., потом уехал. Очутившись перед своим домом, он снова заколебался, потом развернул машину и поехал к Мэзи. Она спала, она протянула ему для поцелуя свою опухшую мордашку. Ей пришлось полночи провести с этими противными продюсерами… она ужасно счастлива… к тому же он только что ей снился… Он быстро разделся и сразу же заснул, как она его ни тормошила. В первый раз он не испытывал к ней влечения. На заре он машинально выполнил свой долг кавалера, посмеялся над ее рассказами и решил, что все снова в порядке. Он провел у Мэзи целое утро и уехал от нее за десять минут до назначенной с Поль встречи.
Глава 13
– Мне нужно позвонить, – сказала Поль, – после завтрака будет уже поздно.
Как только она встала из-за стола, Роже вскочил с места, и Поль чуть улыбнулась ему извиняющейся улыбкой, которая появлялась на ее губах против воли в тех случаях, когда он из приличия или по велению сердца тревожил ради нее свою особу. Она с раздражением подумала об этом, спускаясь по сырой лестнице ресторана к телефонной будке. С Симоном все получалось по-другому. Он был внимателен и так всему радовался, так стремился услужить ей, бежал распахивать двери, подносил зажигалку, несся сломя голову выполнять малейшие ее желания, ухитрялся угадывать их наперед; и это были знаки внимания, а не просто выполнение светских обязанностей. Уходя нынче утром, она оставила его полусонного в постели, обхватившего обеими руками подушку, по которой рассыпались его черные кудри, и положила на столик записку: «Позвоню в полдень». Но в полдень она встретилась с Роже и сейчас удивлялась самой себе, что, оставив его в одиночестве, побежала звонить юному любовнику-лентяю. Заметит ли что-нибудь Роже? Он озабоченно морщил лоб, как в дни своих незадач, и это его старило.
Симон сразу же снял трубку. Услышав ее «алло», он засмеялся, и она тоже засмеялась…
– Проснулся?
– В одиннадцать часов. А теперь час. Я уже звонил на станцию узнать, в исправности ли наш телефон.
– Зачем?
– Ты же собиралась позвонить в полдень. Где ты?
– У Луиджи. Сажусь завтракать.
– Ага, хорошо, – ответил Симон.
Оба помолчали. Тогда она сухо добавила:
– Я завтракаю с Роже.
– Ага, хорошо…
– Не понимаю, что означают твои «ага, хорошо», – сказала Поль. – Я буду в магазине с половины третьего и допоздна. А ты что собираешься делать?
– Поеду к маме за костюмами, – живо отозвался Симон. – Развешу их у тебя в шкафу на плечиках, а потом пойду куплю у Дено акварель, которая тебе понравилась.
Она еле удержалась от смеха. Весь Симон был в этих словах, только один он так цеплял фразу за фразой.
– Значит, ты решил перенести ко мне свой гардероб?
Она пыталась, но не могла придумать, что, собственно, ему возразить. И в самом деле он с ней уже не расстается, и до сих пор она не ставила ему это в вину…
– Да, решил, – ответил Симон. – Вокруг тебя вертится слишком много людей. А я хочу быть при тебе сторожевым псом и ходить чисто одетым.
– Мы еще поговорим об этом, – произнесла она.
Ей показалось, что телефонный разговор длится уже целый час. А Роже тем временем сидит там, наверху, один. Он начнет ее расспрашивать, и, очутившись с ним лицом к лицу, она не сумеет отделаться от чувства вины.
– Я тебя люблю, – сказал Симон и повесил трубку.
Выйдя из будки, она машинально достала гребенку и пригладила волосы перед зеркалом, висевшим в гардеробной. На нее глядело лицо женщины, которая только что услышала обращенные к ней слова: «Люблю тебя».
Роже потягивал коктейль, и Поль удивилась, зная, что обычно до вечера он не пьет спиртного.
– Что-нибудь не ладится?
– Нет, почему же… Ах, коктейль… Нет, я просто сегодня устал.
– Как давно я тебя не видела, – произнесла она и, так как он слушал ее со снисходительно-рассеянным видом, еле сдержала слезы. А ведь будет и такой день, когда они скажут друг другу: «Два месяца мы с тобой не виделись или уже три?» И мирно будут подсчитывать, сколько времени прошло с их последней встречи… Роже с его нелепыми жестами, с усталым и все-таки ребяческим выражением лица вопреки его силе, даже, пожалуй, жестокости. Она отвернулась. На нем был тот старый серый пиджак, который, когда еще был новым, не раз висел на спинке стула у нее в спальне, в начале их близости. Тогда он очень гордился своим пиджаком. Только временами, довольно редко, Роже начинал заботиться о внешнем лоске, да, впрочем, он был чересчур грузен, чтобы выглядеть по-настоящему элегантно.
– Две недели, – спокойно произнесла она. – Ну а ты себя хорошо чувствуешь?
– Да. В общем-то ничего.
Он замолчал. Конечно, он ждал, что она спросит: «Ну как твои дела?» – но она не спросила. Нужно сначала сказать ему о Симоне, а потом он может сказать о себе, не раскаиваясь в последствиях своей неуместной откровенности.
– Ты хоть развлекалась немножко? – спросил он.
Она ответила не сразу. Стучало в висках; сердце, казалось, вот-вот остановится. Она услышала свои слова:
– Да, я виделась с Симоном. Часто…
– А-а, – протянул Роже. – С этим красавцем? И он по-прежнему от тебя без ума?
Она медленно кивнула и снова не посмела поднять глаз.
– Это тебя по-прежнему развлекает? – спросил Роже.
Она вскинула голову, но тут же он отвел глаза и с преувеличенным вниманием занялся грейпфрутом. Ей подумалось, что он все понял.
– Да, – сказала она.
– Значит, тебя это развлекает? Или, возможно, больше, чем просто развлекает?
Теперь они глядели друг другу в глаза. Роже положил ложечку на тарелку. С какой-то отчаянной нежностью она вдруг увидела две глубокие складки, идущие от крыльев носа к губам, застывшее лицо и его голубые глаза в темных кругах.
– Да, больше, – сказала она.
Роже нащупал ложечку и взял ее. Она подумала, что никогда он не умел расправляться с грейпфрутом как полагалось. Время, казалось, не движется или, напротив, проносится вихрем, свистя в ушах.
– Боюсь, что мне нечего больше сказать, – произнес он.
И по этим словам она поняла, что он несчастлив. Будь он счастлив, он вернул бы ее себе. А так его словно побили камнями, и она сама бросила в него последний камень. Она прошептала:
– Ты и так все сказал.
– Ты сама говоришь в прошедшем времени.
– Это чтобы пощадить тебя, Роже. Если бы я сказала, что все еще зависит от тебя, что бы ты мне ответил?
Он ничего не ответил. Он внимательно разглядывал узор на скатерти.
Она продолжала:
– Ты бы мне ответил, что дорожишь своей свободой, что очень боишься ее потерять… и поэтому не можешь сделать усилие, чтобы вернуть меня.
– Я же тебе говорю, что сам ничего не знаю, – резко возразил Роже. – Конечно, мне противно думать, что… По крайней мере он хоть способный мальчик?
– Дело не в этих его способностях, – сказала она. – Он любит меня.
Она заметила, что напряженное лицо Роже немного просветлело, и почувствовала к нему мгновенную ненависть. Вот он и успокоился: просто мимолетная вспышка, только и всего. А настоящим любовником, ее мужчиной, остается он, Роже.
– Хотя, конечно, я не стану утверждать, что он в известном отношении оставляет меня равнодушной.
«Впервые в жизни, – растерянно подумала она, – я сознательно причиняю ему боль».
– Признаться, я не думал, когда шел с тобой завтракать, что мне придется выслушивать рассказы о твоих утехах с этим молодым человеком.
– Ты, очевидно, думал сообщить мне о своих утехах с молоденькой девицей, – отрезала Поль.
– Это все же было бы более естественно, – процедил он сквозь зубы.
Поль вздрогнула. Она взяла со стола сумочку, поднялась.
– Очевидно, ты сейчас напомнишь мне о моих годах?
– Поль…
Он тоже поднялся, проводил взором исчезнувшую в дверях Поль; слезы застилали ему глаза. Он догнал ее, когда она садилась в машину. Она тщетно пыталась завести мотор. Он просунул руку в окошко машины и включил зажигание, про которое она совсем забыла. Рука Роже… Она обернула к нему свое сразу осунувшееся лицо.
– Поль… Ты же сама знаешь… Я вел себя как хам. Прости меня. Ты же знаешь, что я вовсе так не думаю.
– Знаю, – ответила она. – Я тоже вела себя не так уж блестяще. Лучше нам не видеться некоторое время.
Он стоял не двигаясь, растерянно глядя на нее. Она чуть улыбнулась:
– До свидания, милый.
Он нагнулся к окну машины:
– Я не могу без тебя, Поль.
Она рывком тронула с места, чтобы Роже не заметил слез, туманивших ей взор. Машинально она включила «дворники» и сама горько рассмеялась этому нелепому жесту. Было половина второго. Ей вполне хватит времени вернуться домой, успокоиться, подкраситься. Она надеялась, что Симон уже ушел, и боялась этого. Они столкнулись в подъезде.
