Пол Боулз - Под покровом небес
Порту она сообщила, приподняв свою сумочку:
— Когда мы путешествуем, я всегда ношу чай с собой в сумочке. А то бы я во веки вечные не дождалась, пока этот несносный мальчишка управится с автомобилем и багажом. По-моему, смотреть в Бусифе абсолютно нечего, так что мы будем избавлены от хождения по улицам.
— Derb Ech Chergui, — сказал Порт. И когда она с изумлением повернулась к нему, успокаивающе добавил: — Я лишь прочитал указатель.
Длинная центральная улица была пустынной, поджариваясь на полуденном солнце, припекавшем, казалось, вдвое сильнее из-за того, что на юге, впереди над горами, небо по-прежнему заволакивали тяжелые темные тучи, нависшие там с самого утра.
10
Поезд был очень старым. С низкого потолка в коридоре их спального вагона свисал ряд керосиновых ламп, которые жутко раскачивались с каждым толчком, сотрясавшим допотопный состав. Поезд уже собирался отправляться со станции, когда Кит, в своем обычном приступе отчаяния, охватывавшем ее всякий раз перед началом поездки, спрыгнула на перрон, подбежала к киоску и купила несколько французских газет; только-только она успела вскочить на подножку, как они тронулись. И теперь, в мутной смеси убывающего дневного света и желтого отблеска тусклых ламп, она положила их себе на колени и раскрывала одну за другой, пытаясь прочесть написанное. Единственная газета, в которой она смогла что-либо разобрать, состояла почти из одних фотографий: «Ciné Pour Tous»[28].
Они занимали отдельное купе на двоих. Таннер сел напротив.
— Как ты можешь читать при таком свете? — сказал он.
— Я просто смотрю картинки.
— Ну-ну.
— Ты уж меня извини, ладно? Через минуту я буду не способна даже на такую малость. Я немного нервничаю в поездах.
— Ничего, ничего. Смотри, — сказал он.
Они взяли с собой холодный ужин, приготовленный в гостинице. Время от времени Таннер бросал на корзину жадные взгляды. В конце концов она подняла глаза от газеты и поймала его за этим занятием.
— Таннер! Неужели ты голоден! — вскричала она.
— Это не я, это мой ленточный червь.
— Ты отвратителен.
Она подняла корзину и, будучи рада занять себя хоть какой-то физической деятельностью, один за другим вытащила из нее невзрачные бутерброды, каждый из которых был завернут в тонкую бумажную салфетку.
— Я же просила их не совать нам этой паршивой испанской ветчины. Она сырая, так что от нее в тебе и впрямь могут завестись черви. И все же они ее нам всучили. Я по запаху чувствую. Вечно они думают, что ты открываешь рот исключительно ради удовольствия по-сотрясать воздух.
— А я бы не отказался от ветчины, — сказал Таннер. — Она не так уж и плоха, насколько я помню.
— Ну, разве что на вкус. — Она достала упаковку сваренных вкрутую яиц с очень масляными черными оливками. Поезд пронзительно свистнул и нырнул в туннель. Кит поспешно положила яйца обратно в корзину и с опаской посмотрела в окно. В стекле отразился контур ее лица, безжалостно освещенный слабым отблеском сверху. Запах угольной гари усиливался с каждой секундой; она почувствовала, как он забивает ей легкие.
— Ну и вонь! — поперхнулся Таннер.
Она замерла в ожидании. Если произойдет крушение, то, вероятнее всего, это случится в туннеле или на эстакаде. «Если бы только я точно знала, что это произойдет сегодня, — подумала она. — Я могла бы расслабиться. Но эта вечная неуверенность! Никогда не знаешь наверняка, вот и ждешь».
Вскоре они вынырнули из туннеля; можно было снова дышать. За окнами, над многими милями мглистой каменистой земли, маячили иссиня-черные горы. Их острые вершины освещали последние солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь тяжелые грозовые тучи.
— Так как насчет яиц?
— Ах, да! — Она протянула ему всю упаковку.
— Я все не съем!
— Должен съесть, — сказала она, прилагая огромные усилия, чтобы не отключиться, чтобы принимать участие в маленькой жизни, что протекала в поскрипывающих деревянных стенах вагона. — Я буду только фрукты. И бутерброд.
Но хлеб оказался твердым и черствым; ей было трудно его разжевать. Таннер тем временем нагнулся и стал вытаскивать из-под сиденья один из своих саквояжей. Воспользовавшись этим, она быстро сунула недоеденный бутерброд в щель между окном и своим сиденьем.
Таннер выпрямился; с торжествующим видом он держал в руке большую темную бутылку; порывшись в кармане, он достал штопор.
— Что это?
— Догадайся, — сказал он, ухмыляясь.
— Не может быть… шампанское!
— С первого раза.
В нервном порыве она обеими руками обхватила его голову и шумно чмокнула в лоб.
— Сокровище мое! — вскричала она. — Ты чудо!
Он рванул пробку; раздался хлопок. Проходившая по коридору изможденная женщина в черном впилась в них взглядом. Таннер встал, держа бутылку в руке, и задернул шторы. Наблюдая за ним, Кит подумала: «Он совсем не похож на Порта. Порт бы никогда так не поступил».
И пока он разливал шампанское по пластмассовым дорожным чашкам, она продолжала вести с собой мысленный диалог: «Но это же ровным счетом ничего не значит, кроме того, что он просто потратил деньги. Это нечто купленное, только и всего. И все же, если тебе нравится тратить деньги… И при этом ты думаешь прежде всего о шампанском, то…»
Они сдвинули чашки. Но знакомого звона не последовало — лишь глухой звук, похожий на шуршанье бумаги.
— За Африку, — неожиданно робко сказал Таннер. Он хотел сказать: «За наш вечер».
— Да.
Кит посмотрела на поставленную им на пол бутылку. В свойственной ей манере она мгновенно решила, что это — магический предмет, который обязательно спасет ее, что благодаря его чарам ей удастся избежать катастрофы. Она осушила свою чашку. Он снова ее наполнил.
— Эта чашка будет последней, — предупредила она, внезапно испугавшись, что магия улетучится.
— Ты так думаешь? Отчего же? — Он вытащил саквояж и снова его открыл. — Смотри. — Там было еще пять бутылок. — Потому-то я так и рвался нести эту сумку сам, — сказал он с улыбкой, дабы сделать свои ямочки еще глубже. — А ты, наверно, подумала, что я спятил.
— Я не заметила, — пролепетала она, даже не замечая ямочек, вызывавших у нее столь сильную неприязнь.
Вид такого количества магии как будто возобладал над всем остальным.
— Так что пей не робей. Залпом.
— Не беспокойся, — рассмеялась она. — По этой части я не нуждаюсь в наставлениях.
Она вдруг почувствовала себя до абсурда счастливой. Даже слишком счастливой в данных обстоятельствах, напомнила она себе. Но ведь настроение что маятник; через час-другой она вернется в то же состояние, в котором пребывала минуту назад.
Поезд медленно подошел к остановке. За окном была черная ночь; ни звезд, ни огней не было видно. Где-то снаружи чей-то голос выводил странную, заунывную мелодию. Он неизменно начинал высоко, а затем опускался вниз до тех пор, пока хватало дыхания, но лишь затем, чтобы вновь начать с самой верхней ноты; песня напоминала детский плач.
— Это человек? — недоверчиво спросила Кит.
— Где? — сказал Таннер, осматриваясь.
— Пение.
Мгновение он прислушивался.
— Трудно сказать. Выпей.
Она выпила, потом улыбнулась. Через минуту она уже всматривалась в черневшую за окном ночь.
— Наверное, я напрасно появилась на свет, — горестно сказала она.
У него сделался встревоженный вид.
— Послушай-ка, Кит. Я знаю, что ты нервничаешь. Потому-то я и взял с собой игристого. Тебе надо всего лишь успокоиться. Не бери в голову. Расслабься. Ты же знаешь, все это пустяки. Кто это сказал…
— Нет. Только без цитат, — перебила она его. — Шампанское — да. Философия — нет. Кстати, по-моему, с твоей стороны было ужасно мило позаботиться о нем, особенно теперь, когда я понимаю, почему ты его с собой взял.
Он перестал жевать. Выражение его лица изменилось; взгляд насупился.
— Что ты имеешь в виду?
— Потому что ты догадался, что в поездах я нервничаю как последняя дура. И мне лишь остается по достоинству оценить проявленную тобой заботу.
Он снова задвигал челюстями и ухмыльнулся:
— Не стоит благодарности. К тому же шампанское и мне пришлось весьма кстати, как ты могла заметить. Итак, за старую добрую мадам! — Он откупорил вторую бутылку.
Поезд не без труда снова стал набирать скорость.
То, что они опять поехали, придало ей бодрости. «Díme ingrato, porqué abandonaste, y sola me dejaste…»[29], — запела она.
— Еще? — Он наклонил бутылку.
— Claro que si[30], — сказала она, выпив содержимое одним глотком и тотчас протянув чашку за новой порцией.
