Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени
– А, извини. Ты права. В смысле, самому мне тридцать шесть, но где-то там, – я машу рукой в южном направлении, – мне двадцать. В настоящем времени.
Клэр пытается переварить эту новость:
– Значит, тебя два?
– Не совсем. Есть только один я, но когда я путешествую во времени, то иногда попадаю туда, где я уже есть, и – да, тогда получается, что нас двое. Или больше.
– А почему я больше, чем одного, тебя не видела?
– Увидишь. Когда мы с тобой встретимся в моем настоящем, это будет случаться довольно часто – даже чаще, чем я бы хотел, Клэр.
– Кто тебе нравится в тысяча девятьсот семьдесят пятом?
– Если честно, никто. В двенадцать у меня были другие развлечения. Но когда мне было тринадцать, я жутко влюбился в Патти Херст.
– Это девочка из твоей школы? – Клэр, кажется, разозлилась.
– Нет, – улыбаюсь я. – Она была богатой калифорнийской девочкой из колледжа, которую похитили ужасные левые террористы и заставили ее грабить банки. Ее каждый вечер в новостях показывали месяцы напролет.
– И что с ней случилось? Почему она тебе понравилась?
– В конце концов они ее отпустили, она вышла замуж, появились дети, и теперь она богатая калифорнийская леди. Почему она мне понравилась? Ну, не знаю. Это иррационально, понимаешь? Думаю, я просто понимал отчасти, что это такое, когда тебя забирают и заставляют делать вещи, которые делать не хочется, и вообще, казалось, что ей это нравилось.
– Ты делаешь что-то, чего не хочешь?
– Да. Постоянно. – У меня затекла нога, и я встаю и трясу ею, пока нога не начинает оттаивать. – Я же не всегда оказываюсь здесь, с тобой, на всем готовеньком. Я очень часто попадаю туда, где мне приходится воровать, чтобы поесть и одеться.
– Да-а! – Личико у нее затуманивается, и потом она видит свой ход, делает его и победно смотрит на меня: – Мат!
– Эй! Браво! – поздравляю я. – Ты просто королева по шахматам du jour[27].
– Да, – отвечает Клэр, розовая от гордости. Она начинает опять расставлять фигурки на исходные позиции: – Еще?
Я делаю вид, что смотрю на несуществующие часы.
– Конечно, – сажусь обратно. – Ты есть хочешь?
Мы здесь уже несколько часов, и запасы истощились; единственное, что у нас осталось, это крошки в пакетике из-под печенья.
– Угу.
Клэр держит две пешки за спиной, я касаюсь ее правого локтя, и она показывает мне белую пешку. Делаю стандартный первый ход, двигаю королевскую пешку на е4. Она делает стандартный ответ на мой стандартный ход, двигая свою королевскую пешку на е4. Мы довольно быстро делаем еще десяток ходов, с умеренными потерями, а потом Клэр на какое-то время замирает, исследуя поле. Она всегда экспериментирует, всегда пытается coup d’éclat[28].
– А кто тебе нравится сейчас? – спрашивает она, не глядя на меня.
– В смысле, в двадцать? Или в тридцать шесть?
– И тогда, и тогда.
Я пытаюсь вспомнить себя в двадцать лет. Вихрь женщин, грудей, ног, кожи, волос. Все похождения слились в одно, и лица с именами я уже не могу соотнести. В двадцать я был занят, но жалок.
– В двадцать ничего особенного не было. Никто на ум не приходит.
– А в тридцать шесть?
Я внимательно смотрю на Клэр. Двенадцать – это еще слишком мало? Я уверен, что это так. Лучше фантазировать о красивом, недостижимом, безопасном Поле Маккартни, чем мириться с Генри-чудаком, путешественником во времени. Но почему она спрашивает?
– Генри?
– А?
– Ты женат?
– Да, – неохотно признаю я.
– На ком?
– На очень красивой, терпеливой, талантливой, умной женщине.
– О! – Лицо у нее вытягивается.
Она берет в руки белого слона, которого взяла пару ходов назад, и крутит его на земле как юлу.
– Здорово.
Кажется, эта новость ее расстроила.
– В чем дело?
– Ни в чем. – Клэр двигает королеву с e2 на b5. – Шах.
Я перемещаю коня, чтобы закрыть короля.
– А я замужем? – спрашивает Клэр. Я смотрю ей в глаза.
– Ты искушаешь судьбу.
– Почему бы и нет? Ты никогда мне ничего не рассказываешь. Ну же, Генри, скажи, я навсегда останусь старой девой?
– Ты монахиня, – дразню я ее.
– Господи, надеюсь, ты врешь, – пожимает она плечами и берет мою пешку своей ладьей. – А как ты познакомился со своей женой?
– Извини. Совершенно секретная информация. – Я беру ее ладью ферзем.
– Упс, – кривится Клэр. – Ты путешествовал во времени? Ну, когда ее встретил?
– Я занимался своими делами.
Клэр вздыхает. Она берет еще одну пешку своей ладьей. У меня начинают заканчиваться пешки. Передвигаю на a4 ферзя.
– Это нечестно, что ты все обо мне знаешь, а мне о себе никогда не рассказываешь.
– Правда. Нечестно. – Я пытаюсь выглядеть сокрушенным и любезным.
– В смысле, Рут, и Хелен, и Меган, и Лаура мне все рассказывают, и я рассказываю им все.
– Все?
– Ну, не все. Про тебя не рассказываю.
– Да ну? А почему?
– Ты секрет, – принимается обороняться Клэр. – И вообще, они мне все равно не поверят.
Коварно улыбаясь, она своим конем загоняет в ловушку моего слона. Я рассматриваю доску, пытаясь понять, как бы взять ее коня или передвинуть своего слона. Кажется, у белых дела плохи.
– Генри, а ты настоящий?
– Да, – немного обалдеваю я. – А каким я еще могу быть?
– Не знаю. Привидение?
– Я живой человек, Клэр.
– Докажи.
– Как?
– Не знаю.
– Но послушай, ты же не сможешь доказать, что ты настоящий человек, а?
– Я настоящая, я уверена.
– Почему?
– Я просто человек, и все.
– Ну, я тоже просто человек, и все.
Странно, что Клэр завела этот разговор; в 1999 году мы с доктором Кендриком оказались вовлечены в философский диспут на эту же самую тему. Кендрик убежден, что я предвестник нового человеческого вида, так же отличающийся от нынешних людей, как кроманьонец от своих неандертальских соседей. Я убежден, что я – просто неправильно собранный код, и наша неспособность иметь детей доказывает, что я не стану недостающим звеном. Мы цитируем Кьеркегора, Хайдеггера и петушимся. И вот, Клэр сомневается во мне.
– Люди не появляются и не исчезают так, как ты. Ты как Чеширский кот.
– Ты хочешь сказать, что я – выдуманный персонаж?
Я наконец вижу свой ход: ладья на g3. Теперь Клэр может взять моего слона, но через несколько ходов потеряет ферзя. Она немного думает, понимает это и показывает мне язык. Язык у нее неприятного оранжевого оттенка от съеденных карамелек.
– Это заставляет меня задуматься насчет сказок. В смысле, если ты настоящий, то почему сказки не могут быть настоящими, а? – Клэр поднимается, продолжая смотреть на доску, и приплясывает на месте, как будто на ней штаны загорелись. – Кажется, земля становится жестче. У меня попу свело.
– Может, они и правда настоящие. Или какие-то небольшие вещи в них настоящие, а потом люди на них просто накручивают, а?
– То есть Белоснежка просто была в коме?
– И Спящая Красавица тоже.
– А Джек Бобовый Стебелек просто был потрясающим садовником.
– А Ной – старый чудак, у которого был плавучий дом и полно кошек.
– Ной из Библии,– вытаращив на меня глаза, говорит Клэр. – Он не из сказки.
– А. Да. Извини.
Я очень хочу есть. В любую минуту Нелли может подать сигнал к обеду, и Клэр придется идти домой. Она садится обратно за свою половину доски. Я вижу, ее интерес к игре потерян, потому что она начинает строить пирамиду из съеденных у меня фигурок.
– Ты так и не доказал, что настоящий, – говорит Клэр.
– И ты тоже.
– Ты сомневаешься в том, что я настоящая? – с удивлением спрашивает она.
– Может, ты мне снишься. Может, я тебе снюсь; может, мы существуем только во снах друг друга, и каждое утро, просыпаясь, мы все забываем.
Клэр хмурится и делает такое движение рукой, как будто хочет отмахнуться от странной идеи.
– Ущипни меня,– требует она.
Я наклоняюсь вперед и слегка щипаю ее за руку.
– Сильнее!
Я щипаю опять, достаточно сильно, так что появляется красное пятно, а потом сразу белеет и исчезает.
– Ты не думаешь, что я бы проснулась, если бы спала? В любом случае, я не думаю, что сплю.
– Ну а я не думаю, что я привидение. Или выдуманный персонаж.
– Откуда ты знаешь? То есть если бы я тебя придумала и не хотела бы, чтобы ты знал, что я тебя придумала, просто бы тебе не сказала, а?
– Может, Господь просто сделал нас, и Он не говорит нам, – удивленно произношу я.
– Нельзя так говорить, – восклицает Клэр. – И вообще, ты даже не веришь в Господа. Так?
Пожимаю плечами и меняю тему разговора:
– Я более реальный, чем Пол Маккартни.
Клэр выглядит взволнованной. Она начинает складывать фигурки обратно в коробку, аккуратно отделяя белые от черных:
– Много людей знают Пола Маккартни, а про тебя знаю только я.
