Марк Леви - Сильнее страха
Друзья переглянулись и дружно кивнули.
— Уверяю вас, мы вовсе вас не преследовали! — подал голос Саймон.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
* * *Галерея была громадная, потолок над ней вознесся на головокружительную высоту. Глядя на шероховатые цементные стены, Сьюзи сказала со смехом:
— Забавно было бы, наверное, вскарабкаться по этой стене к потолку!
— Мисс увлекается альпинизмом, — объяснил Эндрю Саймону, от удивления разинувшему рот.
Сьюзи подошла к репродукции четыре на три метра. На ней два альпиниста, сопротивляясь ураганному, судя по спиралям снега, ветру, водружали вымпел на гималайской вершине.
— Крыша мира… — мечтательно проговорила Сьюзи. — Заветная мечта любого альпиниста. Увы, на эту гору толпами валят туристы.
— Ее покорение входит в ваши планы? — поинтересовался Эндрю.
— Кто знает, может быть, когда-нибудь…
Теперь внимание Сьюзи привлек снимок, сделанный с морены ледника, — волнующая белизна гор на фоне темно-синего неба.
— Сиула Гранде, 6433 метра, Перу, — сообщила Сьюзи. — Она покорилась только двум альпинистам: англичанам Джо Симпсону и Саймону Йейтсу в 1985 году. Один из них на обратном пути сорвался и сломал ногу. Партнер по связке два дня помогал ему спускаться. Потом раненый Джо ударился об отвесную скалу. Саймон его не видел, только чувствовал его восемьдесят кило на веревке. Всю ночь, на морозе, с трудом закрепившись на льду, он держал своего товарища на весу, а тот медленно, сантиметр за сантиметром, тянул его вниз, в пропасть. Наутро веревка вдруг ослабла: Джо удалось завести ее в трещину и там зажать. Считая, что товарищ мертв, Саймон сделал единственное, без чего и сам погиб бы: он перерезал веревку. Джо упал с высоты десяти метров, пробил своим весом ледяную корку и провалился в расселину.
Провалился — но выжил! Рана не позволяла ему лезть вверх, поэтому он набрался храбрости и стал спускаться на дно расселины. Видимо, Сиула Гранде не желала его принимать, потому что он нашел проход и умудрился выйти из расселины со сломанной ногой. Как он сумел дотащиться до морены, понять невозможно: для этого требовалось нечеловеческое усилие. История Джо и Саймона стала легендой альпинизма. Никто не смог повторить их подвиг. С тех пор Сиула Гранде стоит непокоренная.
— Впечатляет! — прошептал Эндрю. — Осталось разобраться, что гонит людей на такие вершины — отвага или легкомыслие.
— Отвага — это всего лишь чувство, побеждающее страх, — сказала Сьюзи. — Идем ужинать?
* * *Саймон не устоял перед очарованием Сьюзи, и та прекрасно отдавала себе в этом отчет, хотя и не подавала виду, чем покорила Эндрю еще больше. Его забавляло, как она, побуждая Саймона подливать себе еще и еще, изображает интерес к разговору о его коллекционных автомобилях. Во время этого разговора Эндрю помалкивал и наблюдал за ней. Только когда она спросила Саймона, что тот думает об Эндрю как о репортере, он насторожился.
— Самый цепкий из всех, кого я знаю, — похвалил Саймон друга. — И один из лучших.
— Это притом, что ты знаком всего с одним, — вставил Эндрю.
— Я читаю твою газету, старина.
— Не слушайте его, он пьян.
— Чему было посвящено ваше прошлое журналистское расследование? — спросила Сьюзи, поворачиваясь к Эндрю.
— Вы уроженка Нью-Йорка? — опять вмешался Саймон.
— Я из Бостона, здесь недавно.
— Почему Манхэттен?
— Я рассталась со своим прошлым и с Бостоном заодно.
— Неудачный роман?
— Прекрати, Саймон!
— Можно сказать и так, — бесстрастно отозвалась Сьюзи. — А вы холостяк, Саймон?
— Нет! — отрезал Саймон, со значением глядя на Эндрю.
* * *После ужина Эндрю и Саймон проводили Сьюзи до подъезда.
Скрывшись за дверью, она достала из кармана мобильный телефон, не перестававший вибрировать весь вечер. Прочитав сообщение, она закатила глаза. Телефон опять завибрировал.
— Что еще, Кнопф?
— У Али, — раздалось в телефоне.
Сьюзи закусила губу, спрятала телефон в сумочку и снова вышла на улицу. Преодолев несколько метров до бакалейной лавки, она шмыгнула внутрь. Али дремал на табурете под мурлыканье радиоприемника на прилавке.
Арнольд Кнопф, водрузив на нос очки, изучал состав кошачьего корма в коробке, которую он поставил на полку на уровне своих глаз.
— Сегодня днем он наведался в твою квартиру, — сообщил он тихо, не оборачиваясь.
— Вы уверены? Конечно, уверены…
— Ты, часом, не оставила там на видном месте мою записку?
— Что вы такое говорите! Он действительно у меня побывал?
— Это получилось у него гораздо проще, чем у меня, мне даже стало обидно.
— По крайней мере, это доказывает мою правоту.
— Слушай внимательно, Сьюзи. До сих пор твой проект оставался тайной, потому что ты никого в него не посвящала, а также потому, что кое-какой защитой тебе служило твое дилетантство. Но если ты посвятишь во все такого типа, как этот Стилмен, то он все перевернет вверх днем. Сомневаюсь, что ты долго будешь оставаться в тени своей марионетки.
— Придется рискнуть. Прошу вас, Арнольд, прекратите так за меня переживать, вы же сами говорите, что я уже взрослая. Я знаю, что делаю.
— Но не знаешь, что и где искать.
— Для этого у меня есть вы.
— Видимо, мне тебя не переубедить?
— Я ничего не смыслю в паштетах для кошек, но, по-моему, розовая банка выглядит аппетитнее. — Она сняла с полки приглянувшуюся упаковку и протянула Кнопфу.
— Ладно, тогда хотя бы прислушайся к совету, коль скоро мы завели речь о кошках: хватит играть с ним в кошки-мышки, растолкуй ему, что к чему, расскажи то немногое, что знаешь.
— Еще рано. Я поняла его психологию: навязать ему сюжет никто не сможет. Он должен сам его выносить, иначе ничего не получится.
— Яблоко от яблони недалеко падает… — пробормотал Кнопф.
— Вы отлично меня поняли. До свидания.
Кнопф отнес на кассу кошачий паштет, положил на прилавок перед Али три доллара и удалился.
Спустя пять минут Сьюзи тоже вышла из лавки и зашагала в темноте к дому Эндрю.
* * *— Что бы ты ей сказал, если бы она нас заметила? — спросил Саймон у Эндрю. — Что мы выгуливаем собачку?
— Какая она странная!
— Что в ней странного? Ну, любит человек подремать перед телевизором! Ты сказал ей, какие батарейки нужны для пульта, вот она и вышла их купить.
— Возможно.
— Ну что, идем?
Эндрю еще раз покосился на бакалейную лавку и зашагал за другом.
— Пусть она даже сказала неправду о том, когда приехала в Нью-Йорк, — ничего страшного. Наверное, у нее есть на то свои причины.
— Сегодня вечером не только она врала напропалую. С каких это пор ты перестал быть холостяком?
— Я солгал ради тебя. Я заметил, что приглянулся ей, но понимаю, что она — женщина в твоем вкусе. Это очевидно, достаточно увидеть вас рядом. Хочешь знать, что я обо всем этом думаю?
— Не уверен.
— Твое параноидальное отношение к ней объясняется тем, что она тебе нравится, но тебе не хочется себе в этом признаваться.
— Я знал, что не захочу тебя слушать.
— Кто из вас двоих завязал разговор при первой встрече?
Эндрю не ответил.
— Вот видишь! — Саймон развел руками.
Бредя через Уэст-Виллидж, Эндрю раздумывал, насколько его друг близок к истине. Потом он вспомнил мужчину, вышедшего от Али незадолго до Сьюзи. Эндрю был готов поклясться, что встречал его в библиотеке.
* * *Назавтра, стоило Эндрю войти в библиотеку, ему позвонил из Франции профессор Ардуэн.
— Я кое-что проверил по вашей просьбе, — сказал он. — Результаты вас вряд ли удовлетворят.
— Слушаю вас.
— В начале года к нас поступила молодая американка, пострадавшая при несчастном случае на Монблане. Одна наша медсестра припомнила, что у нее было сильное переохлаждение и серьезные обморожения. На следующий день пришлось прибегнуть к ампутации.
— Что ей ампутировали?
— Пальцы. Классический случай. Вот только не знаю, на какой руке.
— Похоже, у вас в историю болезни заносят самый минимум сведений, — не сдержавшись, проворчал Эндрю.
— Как раз самые исчерпывающие! Вот только личное дело этой пациентки куда-то подевалось. Зима выдалась суровая, пострадавшие лыжники, туристы и автомобилисты поступали сплошным потоком, а у нас, признаться, как раз возникли проблемы с персоналом… Видимо, при переводе ее личное дело передали вместе с больничной картой.
— Какой перевод?
— Та же медсестра вспомнила, что за несколько часов до операции ее забрал на арендованной «скорой помощи» родственник. Они поехали в Женеву, где уже ждал самолет, чтобы доставить ее в США. Мари-Жозе говорит, что возражала против ее отъезда, так как ампутацию нужно было произвести как можно скорее. Но сама пострадавшая, пришедшая в сознание, настаивала, чтобы операцию сделали у нее на родине. Мы не имели права ее удерживать.
