Ольга Славникова - 2017
Вдруг, ощутив поблизости чье-то молчаливое присутствие, Татьяна вздрогнула и выдернула руку, точно из горячего, крупно обрызгав покрывало.
– Кто вы такой, чего вы хотите?! – крикнула она, загораживая собой аквариум и лужу на столе. – Ты?.. – Очки ее, те самые, прежние, неуклюжие, поползли на кончик носа, открывая сияющие, совершенно сумасшедшие глаза.
– Не рада? – спросил Крылов пересушенным голосом, словно не пользовался им с тех самых пор, как потерял Татьяну на площади.
Вдруг Татьяна взвизгнула, всем своим долговязым ростом подскочив на месте, и бросилась на Крылова, будто кошка на дерево. Он схватил ее, неожиданно длинную, но знакомую до малейшей ложбинки, до последней горошины длинного позвоночника. Он все не понимал, целует она его или пытается дракой вытолкать вон. Но Татьяна мычала и хохотала, мокрая ее рука ерошила Крылову волосы, оттуда капало за воротник рубахи. За несколько секунд она его буквально растерзала. Вдруг, оттолкнувшись, она отступила на шаг, не выпуская крыловских, накрепко схваченных рук.
– Вот это да, вот это да, – бормотала она, задыхаясь. Крылов стоял перед ней с глупой улыбкой человека, сделавшего доброе дело. – Но как? Как же ты сюда попал?
– Ты сама дала мне ключи, – тихо напомнил Крылов, замирая перед ней, незнакомой, шикарной, в леопардовом платье, словно облепленной пятнами теплого шоколада.
– А ведь и верно! – воскликнула Таня, так и этак дергая Крылова. – А я-то думала, куда они подевались!
В душе Крылова на секунду сделалось темно. Он вдруг почувствовал, насколько сейчас беззащитен – будто больной на операционном столе. Малейшая жестокость могла его убить. Но Таня опять хохотала, ломкие локоны ее забавно подпрыгивали.
– Послушай, послушай, тут и сесть-то толком негде, – приговаривала она, увлекая Крылова на гладкую кровать. – Вот иди сюда, дай-ка я на тебя посмотрю!
Но они уже не видели друг друга. Свет и мрак мелькали в полуприкрытых глазах, как бывает в бешено несущемся автомобиле. Оба так вертели головами, что не могли как следует поцеловаться. Крылову не удавалось по-настоящему обнять Татьяну, добраться до нее, потому что в ней, в этом узком полированном сосуде, плясала какая-то незнакомая энергия – совершенно посторонняя тому, что происходило сейчас между ними. На Татьяне, будто на рептилии, совершенно не было застежек, одежда гуляла на ней, точно скользкая шкурка. Крылов, как собака, все пытался вынюхать сквозь новые тяжелые духи прежний Танин запах – запах аптечной горечи от ее болезненно тонкой, отравленной кожи. Но густая и тяжкая сладость все тянулась, обнаруживая себя за большим негнущимся ухом, в проклеенных волосах, под мышкой, где немного распоролся деликатный шов, – все не иссякала, наполняла ноздри и голову Крылова дурманящим дымом. Казалось, будто Татьяну заживо набальзамировали этим парфюмом, будто самая кровь ее теперь пахнет так.
– Уф! Дай передохнуть! – Таня вывернулась и, сияя, взбодрила пальцами прическу. Потом она церемонно завернула край разметавшейся розовой шубы, как бы что-то там укрывая. По карамельной шелковой подкладке выскользнули на паркет одна, две, много плотных долларовых пачек, ловко перекрещенных разноцветными резинками.
Крылов в смущении отвел глаза. Тут же он увидел на опухшем от воды стеклянном столике расквашенный бумажный лист, а на нем – горку мокрой сверкающей крупы. Не удержавшись, он встал посмотреть. Бриллианты, примерно от полутора до пяти карат, бросали на сырую белизну бумаги маленькое северное сияние; вода, не смачивая камни, дрожала на них, как роса. Некоторые по дисперсии света и качеству огранки были настолько хороши, что представляли собой скорее теоретические понятия, нежели материальные предметы; несомненно, это было наследство и наследие профессора Анфилогова, видевшего в вещах прежде всего теоретическую часть. И тут же Крылов, по фапетированию рундиста и по некоторым другим фантазийным элементам, опознал в профессорских теоремах камни собственной работы. Опять ему померещилось, будто Анфилогов где-то близко, буквально в этой комнате.
– Понимаешь, Василий Петрович точно не сказал, сколько бриллиантов он спрятал в аквариуме, – озадаченно произнесла Татьяна, разглаживая на коленях леопардовый подол. – Кажется, я уже все там на три раза процедила. Но думаю: а вдруг еще осталось? Совсем выливать аквариум – рыбок все-таки жалко. Они тут выжили на корме из дозатора и еще хоть год проживут. А с другой стороны – сам видишь, сколько это может стоить. Потом все время буду думать, представлять, как оно тут лежит без меня…
***Муть в аквариуме постепенно оседала, внутри было как в перевернутой вверх дном дамской сумке. Обрывки водорослей серебрились на поверхности воды, осевшей на треть, и рыбины, с мордами будто металлические маски, не плавали, а как-то барахтались там, бултыхая рваными хвостами.
Рука Татьяны, которую Крылов сжимал, должно быть, слишком сильно, все еще была сырая и холодная.
– Скажи, ты любила его? – Это был вопрос из разряда тех, задавать которые не следует ни в коем случае.
– Ну вот, опять мы о муже, – лукаво улыбнулась Татьяна, бодая Крылова в плечо. – Все как в прежние времена. Ладно, если ты добрался сюда, значит, выяснил уже про нас с Василием Петровичем. Мы были женаты год. Любила ли я его? Не знаю. Но вот теперь, теперь… – лицо ее, подрумяненное каким-то новейшим косметическим способом, сделалось набожным. – Теперь я буду любить его всю жизнь, как родного отца. Представляешь, он мне завещал все, все! И квартиры, и домик в Цюрихе, и ценности, и деньги! Какой он оказался хороший человек!
– И ты все это возьмешь? Правда, возьмешь? – изумился Крылов, еще ничего не понимая. – А как же мы с тобой?
– Ах, у нас с тобой все было чудесно. Но сейчас я просто не могу об этом думать. – Татьяна выдернула у Крылова руку и стала быстро-быстро вертеть на груди тяжеленькое золотое украшение. – Василий Петрович, когда уходил в экспедицию, дал мне коды кредиток, пароли банковских счетов, рассказал, где у него какие тайники. Но я, конечно, не смела тронуть ни крошки, жила на зарплату. Помнишь, у нас с тобой совсем не было денег? Я даже боялась, что слишком много знаю, вдруг до прихода Василия Петровича что-то оттуда пропадет. Понятия не имела, сколько там чего. И даже на поминки ни копейки не взяла!
Крылова болезненно кольнуло. Он, в общем, догадывался, что на момент похорон Татьяна была при деньгах. О происхождении этой суммы лучше было никогда и ни с кем не говорить.
– А в прошлый четверг меня пригласил адвокат, – продолжала рассказывать Татьяна, вдохновенно глядя в пространство. – Он прочитал завещание. И тогда я поняла, что все теперь мое! Не могу передать, что со мной стало. Кажется, я там разбила что-то. Они все улыбались, когда выпроваживали меня из офиса. Ты не поверишь, сколько денег оказалось на счетах у Василия Петровича! Вот угадай, сколько?
