Джеффри Арчер - Каин и Авель
– Судья Прескотт – человек жёсткий. Приговор может кончиться сроком не менее шести лет.
– А если я соглашусь на сделку и признаю себя виновным по двум незначительным эпизодам?
– Тогда большой штраф. И я буду удивлён, если к нему прибавят ещё что-нибудь.
Авель сел и ненадолго задумался над вариантами.
– Я признаю себя виновным. Только пусть эта чёртова процедура поскорее закончится.
Юристы правительства проинформировали судью, что они снимают пятнадцать обвинений против Авеля Росновского. Затем Траффорд Джилкс встал и сообщил суду, что его клиент хотел бы изменить ранее данные показания и признать себя виновным в двух оставшихся эпизодах, связанных с мелкими проступками. Присяжные были распущены, но судья Прескотт в своём выступлении очень жёстко отозвался об Авеле Росновском. Он напомнил ему, что право вести бизнес не подразумевает права на подкуп государственных служащих. Взятка – это преступление, и преступление тем более тяжкое, когда оно совершается интеллигентным и опытным человеком, которому незачем опускаться до такого уровня. Судья также особо подчеркнул, что в других странах – и это заставило Авеля опять почувствовать себя беспомощным иммигрантом, – взятки являются привычным элементом повседневной жизни, но в Соединённых Штатах дело обстоит совсем иначе. Судья Прескотт дал Авелю шесть месяцев условно и присудил ему штраф в размере двадцати пяти тысяч долларов и возмещение судебных издержек.
Джордж отвёз Авеля в «Барон», они целый час сидели в пентхаусе и молча пили виски, пока Авель наконец не заговорил:
– Джордж, войди в контакт с Питером Парфитом и заплати ему миллион долларов, которые он просит за его два процента в «Лестере». Как только я получу восемь процентов акций этого банка, тут же введу в действие статью седьмую внутреннего устава банка и покончу с Каином в его собственном зале заседаний.
Джордж горестно кивнул в знак согласия.
Спустя несколько дней Государственный департамент заявил, что Польше предоставлен статус наиболее благоприятствуемой нации, а следующим послом Соединённых Штатов в Варшаве будет Джон Муре Кэббот.
39
Холодным февральским вечером Уильям сидел в кресле и изучал отчёт Тэда Коэна. Генри Осборн отдал своё досье на Авеля Росновского, взял двадцать пять тысяч долларов и исчез. «И здесь не изменил своим привычкам!» – подумал Уильям, убирая обратно в сейф копию этого досье. Оригинал Тэд Коэн отправил накануне в министерство юстиции.
После возвращения Авеля Росновского из Турции и его ареста Уильям ждал ответного удара и готовился к тому, что акции «Интерстэйт» будут тут же выброшены на рынок. Он уже предупредил своего брокера, что акции могут появиться в больших количествах и без дополнительного уведомления. Его указания были предельно ясны: их нужно было немедленно выкупать, чтобы курс не упал. Уильям был готов пустить на это деньги своего фонда, только бы не допустить неприятностей для банка. Он также направил циркулярное письмо всем держателям акций «Интерстэйт», в котором просил не продавать акции компании без консультаций с ним.
Но шли недели, а Авель Росновский ничего не предпринимал. Уильям начал думать, что Коэн оказался прав: Росновский явно был склонен возложить всю вину на Генри Осборна.
Тогда процесс с Осборном в роли главного свидетеля закончится для Росновского долгим тюремным заключением, и это не даст ему возможности ввести в действие статью седьмую. Уильям также надеялся, что процесс приведёт Ричарда в чувство и он вернётся домой. Ведь позор процесса, конечно же, заставит его возненавидеть эту девчонку Росновскую и понять, что его отец был прав.
Уильям с удовольствием приветствовал бы его возвращение. Теперь, после отставки Тони Симмонса и смерти Тэда Лича, в совете директоров образовалась дыра. Ричарду надо возвращаться в Нью-Йорк до того, как Уильяму через десять лет исполнится шестьдесят пять, иначе впервые за целый век в совете директоров банка Каина не будет ни одного Каина. Коэн сообщал, что Ричард блестяще провёл несколько сделок по приобретению магазинов, очень нужных для Флорентины, – но возможность стать следующим председателем совета директоров «Лестера» будет для Ричарда более важной, чем жизнь с этой девчонкой Росновской.
Беспокоил Уильяма и ещё один момент: он уделял недостаточно внимания молодому поколению вице-президентов банка. Джейк Томас, например, уверенно идущий к креслу председателя, хоть и окончил Принстон и являлся членом элитного клуба «Фи Бета Каппа», но, по мнению Уильяма, был простоват – слишком простоват и слишком амбициозен, а это неподходящие качества для председателя совета директоров банка «Лестер».
Зато, слава Богу, в семейной жизни Виргинии всё было хорошо, и она ждала ребёнка. Если Ричард откажется возвращаться домой и забыть эту девчонку Росновскую, Уильям мог теперь оставить всё Виргинии – в случае рождения внука.
Уильям сидел за своим столом в банке, когда у него случился первый сердечный приступ. Не очень серьёзный. Доктора велели ему немного отдохнуть и сказали, что он протянет ещё лет двадцать.
Несколько недель Уильяму пришлось провести дома, и он с неохотой возложил всю ответственность за решения по банковским операциям на Джейка Томаса. Но как только он выздоровел – сразу же восстановил свой контроль над банком, боясь, что в его отсутствие влияние Томаса слишком возросло. Время от времени Кэтрин набиралась смелости и упрашивала мужа позволить ей войти с Ричардом в прямой контакт, но Уильям упрямился и говорил:
– Мальчик знает, что может вернуться в любое время. Ему только надо прекратить свои отношения с этой интриганкой.
В день, когда Генри Осборн покончил с собой, у Уильяма случился второй сердечный приступ. Кэтрин всю ночь просидела у его кровати, страшась, что он умрёт, но процесс Росновского удержал его в живых. Когда Росновского отпустили, осудив на шесть месяцев условно и приговорив к штрафу в двадцать пять тысяч долларов, лёгкость наказания не удивила Уильяма: нетрудно было догадаться, что правительство пошло на сделку с блестящим адвокатом Росновского.
Но вот собственному чувству облегчения, когда Росновского не упекли за решётку, Уильям удивился.
Когда процесс закончился, Уильям был готов к тому, что Росновский станет сбрасывать акции «Интерстэйт». Но недели шли, а ничего не происходило. Уильям стал терять интерес к Чикагскому Барону и думал теперь только о Ричарде, которого отчаянно хотел видеть. «Возраст и страх смерти приводят к неожиданным изменениям в сердце», – прочитал он однажды. Как-то в сентябре он рассказал Кэтрин о своём желании. Она не стала спрашивать о причинах, которые заставили его переменить мнение, – довольно было и того, что Уильям захотел встретиться с их единственным сыном.
