Энн Фортье - Царица амазонок
Вопрос чуть не сбил меня с ног.
– Для меня все это совершенная новость, – ответила я как можно более спокойно. – Но я сильно сомневаюсь, что таблички Трои могли лежать на складе в Женеве все эти годы. Следующий вопрос, пожалуйста!
К тому времени, когда наиболее энергичные журналисты наконец насытились мной, руки у меня так дрожали, что пришлось сложить их на груди. До последней минуты я надеялась увидеть, как из ниоткуда возникает Катерина Кент, чтобы присутствовать на пресс-конференции. Но, видимо, это сражение мне было назначено вести в одиночку.
Похоже, моя краткая речь, обращенная к Отрере в Суомуссалми, оказалась причиной того, что амазонки решили: пришло время открыть свое сокровище миру. Я была глубоко тронута их верой в меня и просто не представляла, как на это ответить. Видимо, стоит убедить их, что таблички находятся в полной безопасности, а тексты будут переведены и опубликованы. Анонимный пресс-релиз, появившийся точно в тот день, когда мне доставили ящики, подтвердил мое убеждение в том, что я стала не просто очередной хранительницей табличек; мне предстояло вернуть к жизни утерянный город царя Приама.
– Последний вопрос.
Я снова окинула взглядом толпу, пытаясь выбрать одну из жадно поднятых вверх рук. Среди тех, кто толпился вдоль стен, я увидела нескольких мужчин в серых костюмах – настолько неприметной внешности, что до этого момента я их и не замечала.
Секретная служба? Эта мысль заставила меня похолодеть от страха. Неужели они пришли для того, чтобы расспросить меня о Резнике? Или о Джеймсе?
Еще раз посмотрев на этих мужчин, я попыталась угадать, намерены ли они арестовать меня сразу после пресс-конференции, или у меня будет время для попытки сбежать… Но тут среди них я увидела его, и он смотрел на меня так же безжалостно, как и неделю назад, когда явился забрать своего сына из больничной палаты, а меня отшвырнул прочь, как игрушечную собачку. И он тоже хотел задать мне вопрос!
– Мистер аль-Акраб? – услышала я собственный голос, усиленный микрофоном.
Это имя вызвало в аудитории нечто вроде землетрясения, и все журналисты разом повернулись, чтобы увидеть вавилонского дьявола, внезапно очутившегося прямо среди них.
– Доктор Морган, – заговорил мистер аль-Акраб, как будто не замечая поднявшейся вокруг бури. – Мне бы хотелось поздравить вас с тем, что вы спасаете и оживляете эту забытую часть истории. Нет сомнений, это станет поворотным пунктом во взаимоотношениях между вашим университетом и моим фондом, хотя в прошлом между нами возникали некоторые разногласия. – Он немного помолчал, чтобы представители прессы осознали всю значимость его слов, потом продолжил: – Я знаю, вы уже связывались с турецкими властями, и весьма хвалю вас за эту инициативу. И памятуя об этом… Как вы полагаете, кто является законным владельцем табличек? Станут ли они теперь, как и многие другие древние сокровища, – он вскинул руку в обвиняющем жесте, – собственностью Соединенного Королевства?
Этот вопрос вызвал повторный подземный толчок, и фотографы, отпихивая друг друга, бросились к мистеру аль-Акрабу. Но я едва заметила всю эту суету; я могла думать только о Нике. Безусловно, мистер аль-Акраб не прилетел бы сюда, если бы его сын по-прежнему находился в опасности.
– Таблички были доверены мне лично, – ответила я, с запозданием сообразив, что все ждут моей реакции, – и я полагаю, мой долг – обеспечить их безопасность. Но никто не может владеть историей другого народа, даже если этот народ давным-давно исчез с лица земли. Держать любые троянские артефакты здесь, в Британии, в такой дали от места их происхождения, было бы возвращением к слишком устаревшим обычаям. – Я выпрямилась, изо всех сил стараясь говорить достаточно громко, чтобы заглушить нарастающий гул научных голосов, угрожавших буквально затопить меня. – Даритель возложил на меня обязанность самой определить будущий дом этих табличек, и я намерена вернуть их к месту происхождения как можно скорее.
В буре гнева, разразившейся после моего заявления, выделился вопль профессора Ванденбоша:
– Что за чушь!
Мистер аль-Акраб, явно наслаждаясь возникшей суматохой, огляделся по сторонам:
– А если предположить, что я готов построить для них специальный музей?
В зале мгновенно воцарилась тишина, и все головы снова разом повернулись в мою сторону, как будто Шелдонский театр был битком набит овцами, которые наблюдали за тем, как разгружается грузовик с кормом, а ведь после этого грузовик мог отправиться, а мог и не отправиться прямиком на бойню.
– Но уже существует музей Трои… – начала было я.
– Надежный музей, доктор Морган. Которым будет руководить человек, полагаю известный вам, – доктор Мурат Озлем. Что вы на это скажете? – Мистер аль-Акраб улыбнулся, и от этого его лицо стало совершенно другим. – Не пора ли начать такое вот совместное предприятие?
– Судя по всему, вы уже обсудили это с турецкими властями, – сказала я. – Но… это уж слишком щедро с вашей стороны. Пожалуй, нам с вами следует встретиться и все обсудить.
И снова целый лес рук взметнулся вверх, пока мы обменивались репликами. Профессор Ванденбош уже готов был встать со своего стула, чтобы подняться на сцену и захватить власть над микрофоном.
Не зная, следует ли мне отвечать на какие-то еще вопросы, я посмотрела в сторону мистера аль-Акраба и увидела, что он со своей свитой уже пробирается к выходу; они свое дело сделали.
Поле моего зрения внезапно сузилось, все вокруг затянуло серой мглой. Мне стало наплевать, что может случиться дальше; я не могла позволить этому человеку просто взять и уйти от меня снова.
– Спасибо, – сказала я в микрофон. – Профессор Ванденбош с удовольствием ответит на оставшиеся у вас вопросы. – С этими словами я спрыгнула со сцены и поспешила по центральному проходу, не сводя глаз с двери. Я не бежала, но готова была и на это.
Когда я выскочила наружу, неожиданный поток леденящего дождя остановил меня ровно настолько, чтобы мистер аль-Акраб успел насмешливо кивнуть мне на прощание, садясь в черный лимузин, – и уехать, оставив меня промокать насквозь.
Я стояла как парализованная, глядя на туманную Брод-стрит, не в силах пошевелиться.
– Ты должна простить моего папу, – произнес голос у меня за спиной. – Он никогда не умел приносить извинения.
Я стремительно обернулась – и увидела Ника, такого же мокрого, как и я, но все равно улыбающегося. Однако его улыбка угасла, когда он увидел выражение моего лица.
– Привет, богиня, – сказал он, касаясь рукой моей щеки. – Ты не рада меня видеть?
И тут я очутилась в его объятиях: я цеплялась за его тепло каждой дрожащей клеточкой своего существа и так страстно желала уверить себя, что он цел и невредим, что мне и в голову не пришло его поцеловать, но губы Ника сами нашли мои и разогнали все мои страхи.
– Не беспокойся, – прошептал Ник немного погодя. – Я в полном порядке. И не исчезну снова, обещаю. Ну, во всяком случае, пока ты сама этого не захочешь.
Я еще не готова была смеяться.
– Я была так несчастна, – пробормотала я, прижимаясь лбом к изгибу его шеи. – Почему ты мне не позвонил?
Ник обхватил ладонями мою голову:
– Потому что мне необходимо было видеть твои глаза…
И как раз в этот момент двери Шелдонского театра внезапно распахнулись и наружу вывалилась толпа журналистов, у которых оставалось еще немало вопросов.
– Ох, нет! – пробормотала я. – Я не хочу к ним возвращаться.
Ник рассмеялся:
– А почему бы и нет? Ты сделаешь это. – Он развернул меня лицом к толпе. – Натяни свой лук, богиня Диана! Я рядом.
Ник снял номер в отеле «Кларидж» в Лондоне, но мы туда так и не добрались. Сбежав наконец от назойливых журналистов, мы пешком пошли по Нью-Колледж-лейн, а затем свернули на ближайшую аллею. Держа Ника за руку, я вела его по темноватому лабиринту потрепанных временем стен, пока мы не добрались до самого, пожалуй, потайного уголка в Оксфорде – отеля «Бат-Плейс». Ответив на несколько вежливых вопросов и получив ключ, мы ввалились в номер, сдирая друг с друга одежду с совершенно разнузданной поспешностью. И только увидев швы на бедре Ника, я вспомнила, что он совсем недавно сражался со смертью.
– Погоди! – выдохнула я. – Ты действительно в порядке? Может, нам лучше…
– Что? – Ник крепко прижал меня к себе, глядя мне прямо в глаза. – Что, подождать, пока не сядет солнце? Я готов наплевать на все правила, если ты на это согласна.
Я опрокинула его спиной на кровать и закрыла рот поцелуем.
– Для тебя есть только одно правило, – прошептала я, наслаждаясь ощущением его тела. – Оставаться в живых отныне и навеки.
Позже, когда мы лежали рядом в потном блаженстве, Ник, недоуменно хмурясь, посмотрел на меня и сказал:
