Виктория Токарева - Рассказы и повести (сборник)
— Что у тебя с ногами? — спросил Адам.
— Она мои туфли разнашивает, — ответила Райка. — Я купила, а они мне малы.
— Так ей они тем более малы. У нее же нога больше.
— Потому она и разнашивает.
Адам решил не продолжать разговор. Они с Райкой существовали каждый на своей колокольне и не понимали друг друга. Адам думал о Светлане, а Райка — о туфлях.
— Как у тебя настроение? — участливо спросила Райка.
Адам глянул на нее, и ему показалось, что, если он пожалуется на настроение, Райка тут же предложит его исправить. По отношению к Светлане она была не только вымогательница, но и предательница. Светлана совершенно не разбиралась в людях, вернее, изо всех людей она предпочитала тех, с кем бы можно было делиться собой и они бы в этом нуждались. Но дружба — процесс двусторонний. Светлана мирилась с односторонностью и, сталкиваясь со злом, только удивлялась и недоумевала. Как Радда. У них были одинаковые характеры.
— У меня все в порядке, — сказал Адам, глядя на свои руки, чтобы не смотреть на Райку. — А ты как?
— Я? Банкрот.
— То есть?
— Ждала у моря погоды и осталась у разбитого корыта.
— Почему?
— Потому что я всегда искала звезд. А их нет.
То есть «звезды» при ближайшем рассмотрении оказались обычными пьющими мужиками, но с фанабериями и дурным характером.
— Тебе сейчас сколько лет? — спросил Вадим.
— Тридцать семь уже. — Райка всхлопнула ресницами, и уголки ее губ летуче вспорхнули вверх.
Вошла Светлана и тут же села, не в силах стоять на ногах. Ее ступни вспухли и наплывали на туфли подушками. От всего ее облика исходило изнурение.
— Голодает, — сказала Райка. — Идиотка.
— Ты голодаешь? — спросил Адам.
Светлана начиталась переводной литературы о пользе голодания и время от времени приносила своему организму реальную пользу.
— Сегодня на соках, — ответила Светлана.
— Она уже четыре дня на соках, — уточнила Райка. — Потом четыре дня будет пить зеленый чай с медом. Потом четыре дня есть протертую пищу. А потом ты отвезешь ее в крематорий.
— Вот деньги, — Светлана протянула деньги одной бумажкой.
— Я через неделю отдам, — пообещала Райка.
— Не думай об этом. В крайнем случае я отдам, а ты мне, когда сможешь.
Адам поднялся и пошел на кухню. Светлана вышла следом.
— Сними туфли! — приказал он.
— Почему?
— Потому что тебе больно! Потому что у тебя будет гангрена!
— Это неудобно. Она уйдет, тогда я сниму.
— Я сейчас сам сниму и дам ей туфлей по морде.
— Но что же делать? Они ей малы…
— Пусть отнесет в растяжку, в обувную мастерскую.
— Да. Но там наливают воду, и обувь портится.
Светлана тоже стояла на Райкиной колокольне и думала не о своих ногах, а о ее туфлях. Адам смотрел на жену. Она исхудала, и ее глаза светились одухотворенным фанатическим блеском. Лицо она намазала кремом, смешанным с облепиховым маслом, от этого оно было желтым, как у больной.
Адам сел перед ней на корточки и с трудом стащил туфли, они были малы размера на три.
— Прекрати голодать, — попросил Адам.
— Жаль прерывать. Столько мучилась. Только четыре дня осталось.
«Через четыре дня и скажу, — подумал Адам. — А то она просто не выдержит». Решив это, он успокоился, и даже Райка перестала казаться такой зловещей фигурой. Просто несчастная баба со своими приспособлениями.
Адам вернулся в комнату и сказал Райке:
— В каждом проигрыше есть доля выигрыша. И наоборот.
— Ты о чем? — не поняла Райка.
— О разбитом корыте. Может быть, оно было гнилое, это корыто. Тридцать семь лет — еще не вечер.
Райка усмехнулась.
Адам сел на диван в вельветовые подушки. Райка и Светлана стали чирикать какие-то светские сплетни, хотя им правильнее было бы чирикать о внуках. Сплетни Адама не интересовали. Он прикрыл глаза и, как в воду, ухнул в воспоминания.
…Они вернулись после суда. Инна сказала: не уходи… и стала его целовать, целовать, целовать будто сошла сума, — каждый палец, каждый ноготь, каждый сустав, и он не мог ее остановить, и ему казалось, что он попал под бешеную летнюю грозу, когда земля смешивается с небом…
Адам сидел, прикрыв глаза. Сердце его сильно стучало, а под ребрами, как брошенная собака, выла тоска.
— Я пойду погуляю с Раддой.
Он взял собаку и пошел звонить в телефон-автомат.
Радда неуклюже полезла в телефонную будку, но Адам ее не пустил, отпихнул ногой и плотно прикрыл дверь. Он хотел быть наедине с Инной.
Заныли гудки. Потом он услышал ее голос.
— Это я, — сказал Адам, волнуясь. — Ну, как ты?
— Противно в городе, — сказала Инна.
— В городе очень противно. Я к тебе сейчас приеду. Но я не один.
— А с кем? — удивилась Инна.
— С собакой.
— Не надо.
— Почему?
— Она линяет.
Подошел человек и сильно постучал монетой по стеклу.
— Я тебе перезвоню, — пообещал Адам. Он не мог говорить с Инной, когда ему мешали. Не мог раздваиваться, должен был принадлежать только ей.
Адам вышел из телефонной будки… Радды не было. «Придет, — подумал он, — куда денется…» Он стоял и ждал, пока поговорит тот, с монетой. Потом подошла женщина. Он переждал и ее, невольно прислушиваясь к разговору. Женщина кричала, что ее муж совершенно не выходит на улицу, гуляет на балконе пятнадцать минут в день. А если выходит из дома — только за водкой, а прогулка сама по себе для него невыносима и вообще невыносимо состояние здоровья. Здоровье он воспринимает как болезнь.
Радда не появлялась. Адам забеспокоился и пошел домой. Дома ее тоже не было. Он снова спустился вниз и пошел к автомату, надеясь, что Радда стоит там и ждет.
Но возле автомата ее не было.
Адам пошел дворами, приглядываясь к собакам-одиночкам и собачьим компаниям. Вышел на площадь. Их дом стоял неподалеку от вокзала. Адам подумал вдруг, что ее могли украсть приезжие и увезти на поезде. С тем, чтобы охотиться. Шотландские сеттеры — это лучшие охотничьи собаки и на птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересек площадь и пошел к пригородным электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: «Радда!
Радда!» — и все на него оборачивались.
Потом он снова пересек площадь, вернулся к автомату и стоял на меньше двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возвращался и стоял, как столб. Часы на вокзале показывали уже одиннадцать вечера.
Адам вошел в будку, набрал номер Инны и сказал:
— У меня пропала собака.
— Тогда приезжай, — сказала Инна.
— Не могу.
— Почему?
