Ивлин Во - Офицеры и джентльмены
– А фамилию-то ты записала?
Кирсти достала из сумочки листок бумаги и вручила его Вирджинии.
– Брук-стрит? – спросила Вирджиния, взглянув на листок. – Это, наверное, где-то в Паддингтоне или в Сохо. И нет телефона. Давай посмотрим в телефонной книге.
Они нашли фамилию под соответствующим адресом, но, позвонив по указанному в книге телефону, получили ответ, что абонент недоступен.
– Я отправлюсь туда сейчас же, – сказала Вирджиния. С сотней фунтов можно и подождать. Надо посмотреть, каков он из себя. Ты, конечно, не захочешь поехать со мной?
– Нет.
– Мне хотелось бы, чтобы ты поехала, Кирсти.
– Нет. Меня от этого дела всю в дрожь бросает.
Вирджиния поехала одна. Такси на Слоан-сквер не оказалось. Она доехала до Бонд-стрит на метро и пошла дальше пешком, беспрестанно встречая на пути американских солдат. Брук-стрит когда-то была тихой фешенебельной улицей. Дойдя до того места, где должен был бы стоять разыскиваемый дом, Вирджиния увидела воронку от взорвавшейся здесь бомбы и множество мусора и обломков вокруг. Обычно в таких местах выставлялась надпись, в которой указывались новые адреса бывших жителей разрушенного дома. Вирджиния осмотрела участок, воспользовавшись своим электрическим фонариком, и прочитала на дощечке, что находившиеся по соседству фотография и шляпная мастерская переехали но таким-то адресам. Никаких объявлений о том, куда переехал подпольный акушер, не было. Возможно, он вместе со своими инструментами лежал где-нибудь под обломками.
Вирджиния находилась рядом с отелем «Клэридж» и, движимая старой привычкой, в отчаянии заглянула туда. Прямо перед ней, у камина, стоял лейтенант Пэдфилд. Она отвернулась, сделав вид, что не заметила его, и устало поплелась по коридору, выходящему на Дэйвис-стрит, но в тот же момент подумала: «Что за черт? Почему я начинаю избегать людей» – и, повернувшись назад, улыбнулась:
– Лут, я совсем не узнала вас. С затемненных улиц входишь, как слепая лошадь из шахты. Не желаете ли вы угостить девушку чем-нибудь?
– А я как раз намеревался предложить это. Через минуту-две я должен поехать в «Дорчестер» к Руби.
– А она живет теперь там? Я, бывало, ходила к ней в гости на Белгрейв-сквер.
– Вам надо съездить повидать ее. Сейчас люди навещают ее не так часто, как раньше. Она очень впечатляющая и приятная женщина. У нее фантастическая память. Вчера она рассказывала мне о лорде Керзоне и Элинор Глин.
– Я не задержу вас, но мне хочется выпить.
– Насколько я понял, они оба интересовались оккультизмом.
– Да, Лут, да. Но все же дайте мне выпить что-нибудь.
– Меня оккультизм никогда особенно не интересовал. Для меня гораздо интереснее живые люди. Иначе говоря, не то, о чем помнит Руби, а сам факт, что она помнит это. Несколько дней назад я был на католическом заупокойном богослужении в графстве Сомерсетшир. Но меня там больше заинтересовали живые люди. Их было много. Это были похороны мистера Джервейса Краучбека в Бруме.
– Я читала, что он умер, – сказала Вирджиния. – Мы встречались с ним много лет назад. Когда-то он очень нравился мне.
– Замечательный человек, – сказал лейтенант.
– Но ведь вы совершенно не знали его, Лут.
– Личного знакомства между нами не было, я знаю его только понаслышке. Все считали его очень хорошим человеком. Я с радостью узнал, что и финансовые дела у него в хорошем состоянии.
– Только не у мистера Краучбека, Лут. Это какая-нибудь ошибка.
– Как мне рассказали, дела здесь были неважными после первой мировой войны. Недвижимость не давала никакого дохода. Она не только не давала дохода, но даже постоянно приносила убытки. Когда мистер Краучбек сдал свое имение в аренду, он не только окупил стоимость земли, но и сэкономил все, что ежегодно расходовал на поддержание своего поместья в порядке. Он ведь не допускал, чтобы оно пришло в упадок. Вскоре он распродал все недвижимое имущество. Таким образом он расплатился по всем своим обязательствам. Он продал также некоторые ценные вещи из имения, поэтому к концу своей жизни стал весьма состоятельным человеком.
– Как вы много знаете о каждом, Лут.
– Да, мне еще раньше говорили, что в этом отношении я подозрительный человек.
Вирджиния не принадлежала к тем женщинам, которые могут долго скрывать свои мысли.
– Я знаю о вас все в связи с моим разводом, – сказала она.
– Мистер Трой – давний и ценный клиент моей фирмы, – ответил лейтенант. – Никаких элементов личного порядка в этом деле нет. Главное – служба, а потом уже дружба.
– Вы по-прежнему считаете меня другом?
– Конечно.
– Тогда пойдите и найдите такси.
Лейтенанту всегда это удавалось лучше, чем кому-либо другому. Когда Вирджиния ехала обратно на Итон-терэс, в тусклом свете фар то и дело возникали мужчины и женщины, энергично размахивающие банкнотами, пытаясь привлечь ими внимание водителя такси. Она испытывала кратковременное чувство торжества оттого, что без всяких хлопот сидит в уютной темноте машины. Однако в следующий момент она буквально согнулась под огромным весом нерешенной проблемы. Отчаяние ее было так велико, что весь остаток пути до дома она ехала, стиснув голову руками и склонив ее на колени.
Кирсти встретила ее на ступеньках крыльца.
– Какое счастье! Не отпускай такси. Ну как, все в порядке?
– Нет. Ничего не получилось. Я видела Лута.
– У доктора?! Как он мог оказаться там? Ему-то это вроде бы совсем ни к чему.
– Нет, в «Клэридже». Он во всем признался.
– А как насчет доктора?
– О, с ним ничего не вышло. Дом разбомбили.
– О, дорогая! Знаешь что, утром я спрошу у миссис Бристоу. Она все знает. (Миссис Бристоу была приходящей домашней работницей.) Ну, мне надо ехать. Поеду к бедняжке Руби.
– Ты увидишь там Лута.
– Я задам ему перцу!
– Он говорит, что остается мне другом. Я, наверное, уже лягу спать, когда ты вернешься.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Вирджиния вошла в пустой дом одна. Йэна Килбэннока не было дома уже несколько дней, он возил группу журналистов но штурмовой полосе в Шотландии. Стол в столовой накрыт не был. Вирджиния пошла в кладовую, нашла там полбуханки серого хлеба, немного маргарина, небольшой кусочек эрзац-сыра и, усевшись за кухонным столиком, съела все это в одиночестве.
Вирджиния не принадлежала к категории женщин, которые ропщут. Она смирилась с переменой, хотя в душе не признавалась себе в этом. В какой-нибудь миле темноты от Вирджинии, сидя в гостиной своего номера в отеле, Руби, наоборот, роптала. Одна ее бровь и кожа вокруг старческих глаз напряглись от раздражения. Она смотрела на четырех совсем непредставительных людей, сидящих за ее маленьким обеденным столом, и вспоминала блистательных гостей, которых принимала когда-то на Белгрейв-сквер день за днем тридцать лет подряд, – ярких, знаменитых, многообещающих, красивых гостей. Тридцать лет усилий, направленных на то, чтобы утвердить свое имя и произвести впечатление на людей, привели теперь к таким вот результатам… Кто эти люди? Как их фамилии? Что они сделали? О чем говорят эти люди, сидя на стульях перед электрическими каминами? «Руби, расскажите нам о Бони де Кастеллане», «Расскажите нам о Маркезе Касати», «Расскажите нам о Павловой».
Вирджиния никогда не старалась произвести впечатление. Она тоже устраивала приемы, и это были блистательнее и весьма успешные приемы в разных странах Европы и в некоторых избранных местах в Америке. Она не могла вспомнить имена всех своих гостей; много было таких, чьих имен она не знала даже тогда, во время приемов. И теперь, глотая на кухне намазанный маргарином хлеб, она не сравнивала свое прежнее положение с настоящим. Сейчас, вот уже в течение целого месяца, она была объята страхом за свое будущее.
Утром следующего дня Кирсти пришла в комнату Вирджинии очень рано.
– Миссис Бристоу уже здесь, – сообщила она. – Я слышала, как она возится там с чем-то. Пойду вниз и поговорю с ней. Ты пока не говори ей ничего.
Утренний туалет Вирджинии не отнимал теперь так много времени, как раньше. Ни широкого выбора нарядов, ни дорогостоящего изобилия на ее туалетном столике уже не было. Когда Кирсти наконец вернулась, Вирджиния, уже одетая, сидела в ожидании на кровати и неторопливо подправляла пилкой сломанный ноготь.
– Кажется, все в порядке, – сказала Кирсти.
– Миссис Бристоу спасет меня?
– Я не сказала ей, что это нужно тебе. По-моему, она предполагает, что это Бренда, а к ней она всегда относилась хорошо. Она отнеслась ко мне благосклонно, не то что доктор Патток. Она знает одного нужного человека. Несколько женщин из ее окружения ходили к нему и говорят, что на него можно положиться полностью. К тому же он берет за операцию только двадцать пять фунтов. Боюсь только, что он иностранец.
– Эмигрант?
– Гм… хуже, чем эмигрант. Он, собственно, чернокожий.
