Мэри Кайе - Далекие Шатры
Родичи Ситы были земледельцами, горцами, причисляющими себя к потомкам раджпутов. Ее муж тоже был вайшьей, и она воспитала Аша как своего родного сына. Мать Джали была полукровкой, а следовательно, с точки зрения ортодоксального индуса, имела примесь нечистой чужеземной крови. Но ее отец принадлежал к касте воинов и, как многие кшатрии, полагал, что именно они, а не брахманы должны по праву занимать почетное первое место. Он также волей случая оказался самодержцем, раджпутом и раджой. Поэтому он считал себя выше всех кастовых законов, и если бы вдруг пожелал выдать свою дочь за самого презренного из неприкасаемых, то, вероятно, сделал бы это с невозмутимым и высокомерным видом. Тем не менее, руководствуйся он только соображениями кастовой принадлежности, он никогда не счел бы приемного сына служанки Ситы, а тем более единственного сына профессора Пелам-Мартина, приемлемой партией для своей дочери от фаранги-рани. Его наследник, несомненно, разделял мнение отца, несмотря на низкое происхождение собственной матери и тот факт, что сомнительный статус его сводной сестры Анджали-Баи стал причиной ожесточенных споров и мелочных дрязг с представителями из Бхитхора, которых только щедрая мзда и обещание богатого приданого заставили в конце концов признать ее приемлемой женой для их правителя.
В настоящее время, однако, одобрение или неодобрение Нанду не имело никакого значения: условия брачных договоров согласованы и обмен дарами по случаю помолвки состоялся, и его сестры теперь являются собственностью раджи, а брачная церемония послужит лишь окончательным скреплением сделки, уже заключенной и не подлежащей отмене. Выйти из сложившейся ситуации без страшного скандала и не подвергаясь серьезной опасности они с Джали могли только чудом, а Аш в чудеса не верил.
Если он не сумеет убедить Джали бежать с ним, бракосочетание состоится. А если она выйдет замуж за раджу Бхитхора, Аш никогда уже не сможет видеться и разговаривать с ней. Она бесследно скроется в замкнутом и недоступном мире зенаны и все равно что умрет для него. Он даже не сможет писать ей или получать какие-нибудь сведения о ней – разве только через Кака-джи, да и это вряд ли, поскольку Кака-джи сочтет неприличным обсуждать жену раджи с другим мужчиной. Единственной новостью, которая дойдет до него, будет новость невыразимо мучительная: что Анджали-Баи стала матерью. Или умерла…
Мысль о любой из этих возможностей причинила такую боль, что Аш невольно дернулся, словно уклоняясь от удара, и мангуст, подкравшийся совсем близко с целью обследовать странное существо, метнулся прочь с яростным свиристеньем и исчез в тени.
Аш не заметил зверька, но сердитое свиристенье ненадолго вызвало у него в памяти другого мангуста – Туку. Аш слегка удивился, что спустя столько лет все еще помнит это имя, и злорадное выражение на лице Биджурама, и ощущение маленького безжизненного тельца в своих руках. Но воспоминание о том дне лишь заставило Аша снова обратиться мыслями к Джали, потому что именно она, Каири-Баи, заполнила пустоту, образовавшуюся у него в душе после смерти Туку.
Аш вдруг осознал, что почти все его воспоминания о Хава-Махале связаны с Джали. Хотя он относился к ней со смешанным чувством раздражения и высокомерной снисходительности, она стала неотъемлемой частью его жизни, и, если бы не она, он не выбрался бы из дворца живым. Да, он в огромном долгу перед Джали, но даже не попытался отблагодарить ее – разве только забыл о своем обещании вернуться за ней, рассудив, что для нее будет лучше, если она никогда больше не увидит его и будет считать умершим. Аш вспомнил, что даже в детстве Джали никогда не роптала на свою судьбу, но принимала ее как неизбежность – как волю богов. Если бы он не вернулся, она бы примирилась со своей участью и нашла бы известное утешение и покой в роли супруги правящего князя. Но во что превратится ее жизнь, когда она убежит с фаранги – с младшим офицером Корпуса разведчиков? И как далеко им позволят убежать? В конечном счете это самый главный вопрос.
«Наверное, не очень далеко», – мрачно подумал Аш.
Нет сомнений, что все до единого в лагере – да и во всей Индии – сочтут такой побег непростительным поступком, бесстыдной и бесчестной изменой, оскорбляющей Бхитхор и навлекающей несмываемый позор как на Каридкот, так и на британские власти.
Британцы займут столь же непримиримую позицию, хотя посмотрят на дело с несколько иной стороны. Они небрежно пожмут плечами, выражая свое безразличное отношение к поведению Джали: «Чего еще можно ожидать от невежественной девки в чадре?» Но к тому, кто обманул доверие начальства и опозорил своих соотечественников, сбежав с женщиной, причем туземкой, которую был обязан эскортировать через Индию и передать в целости и невредимости на попечение будущего мужа, – к капитану Аштону Пелам-Мартину они будут безжалостны и беспощадны.
«Меня уволят», – подумал Аш.
Год назад он должен был предстать перед трибуналом за участие в истории с Дилазах-ханом и похищенными винтовками, и он прекрасно понимал, что лишь чудом избежал этого. Но если он совершит побег с Джали, его точно предадут военному суду и с позором уволят из армии. «Ее величество больше не нуждается в ваших услугах».
Он никогда больше не увидит Мардана, и Зарина с Авал-шахом, и Коды Дада, и солдат своего подразделения, и своих товарищей-офицеров из Корпуса разведчиков, и старого Махду… Он потеряет всех, в том числе и Уолли. Даже этот неисправимый почитатель героев не сумеет простить такой поступок.
Уолли мог сколько угодно болтать всякую чушь о любви и романтике, но в вопросах долга и чести он держался абсолютно бескомпромиссных взглядов и истолковал бы случившееся совершенно однозначно: как нарушение священного долга, ибо Уолли считал воинский долг священным. Если бы он сам оказался в ситуации Аша, то наверняка нашел бы в себе силы сказать подобно Ловеласу[33]: «Я любил бы тебя больше всего на свете, дорогая, когда бы не ставил честь выше любви». Уолли никогда не пришло бы в голову, что Джали или любая другая женщина в мире может быть дороже чести…
«И его я тоже потеряю», – подумал Аш и при этой мысли во второй раз за ночь вздрогнул всем телом, словно от острой физической боли. Дружба с Уолли и восхищение, с которым Уолли к нему относился, стали значить для него столь многое, что с их утратой в его жизни образуется пустота, которую он никогда уже не заполнит и о которой никогда не забудет. И еще одно: почему он думает, что Джали понравится жить в Англии, если ему самому не понравилось?
Британцы в Индии неизменно называли свой остров родиной. Но Аш никогда не считал Англию своей родиной и, оглядываясь в прошлое, ясно сознавал, что не хочет возвращаться туда, даже вместе с Джали. Однако остаться в Индии они тоже не смогут, и не только потому, что будут отвергнуты обществом, но и потому, что им неминуемо грозит месть оскорбленных правителей Каридкота и Бхитхора.
