Легенды осени - Гаррисон Джим
Но когда он вернулся, Сюзанна опять была весела и возбуждена, все вздохнули с облегчением, и Альфред через несколько дней отбыл в Хелину по своим политическим делам. Тристану оставалась неделя до отъезда в Сан-Франциско, где его будет ждать мексиканец со шхуной. Команду он собирался взять самую маленькую – только норвежца и кри, потому что им доверял.
Было уже начало сентября, ударил мороз и через два дня отпустил, запорошив подножья гор снегом, стаявшим с осин к середине утра. Тристан сидел один в своем доме – Удар Ножа и Ладлоу взяли детей на ранчо, чтобы они пообедали с бабушкой. Он сидел над тлеющим в камине поленом и мрачно думал о том, что предал брата и никаких оправданий этому нет. За Сюзанной он даже частички вины не видел, понимая, что временами она, как малый ребенок, не отвечает за свои поступки. Сердце у него ныло из-за разлада и страданий, которые он причинил на земле. Он налил стакан виски и начал собираться загодя, решив, что надо быть подальше от Сюзанны, если на нее вдруг опять найдет.
Собрался быстро, напомнил себе, что надо сказать Декеру, где спрятаны деньги, – на случай, если он не вернется. Но когда он пришел в главную комнату, на кушетке перед камином сидела Сюзанна. Он окликнул ее, она не отозвалась. Он подошел к кушетке, посмотрел сверху на огонь, на ее остриженные волосы и одежду, мокрую от дождя. Она заговорила тихо и внятно – просила у него прощения за то, что сделала. Она не могла удержаться, потому что любит его ужасно и знает, что когда-то он тоже ее любил, и это несправедливо, она не выдержала – хотя бы еще раз побыть с ним вместе на земле. Она нездорова и бессмысленно терзает всех вокруг; поэтому, когда Альфред освободится и они с ним вернутся к себе, она покончит с собой. Она уверила Тристана, что вовсе не жалеет себя, просто больше не может выносить приступы безумия и разлуку с ним.
У Тристана мысли вихрились в панике, и, когда она умолкла, он попытался выиграть несколько секунд. Слова хлынули из него, а сам он чувствовал, как онемело его сердце и проваливается все глубже, все дальше от реальности. Он сказал, что нельзя отнимать у себя жизнь – жизнь так нескладна и запутанна, что когда-нибудь они снова могут оказаться вместе. Во всяком случае, он через год вернется, они опять будут видеться; к тому времени прояснится их ум и дух, и они смогут разговаривать спокойно.
Он уехал, а она снова обрела надежду и крепко держалась за его ложь, которая спасла ей жизнь. Надежды было больше, чем в те давние годы, когда он уехал, – теперь она думала, что он страстно желает быть с ней. Она вернулась с Альфредом в Вашингтон, ее здоровье резко пошло на поправку, и десять месяцев муж с психиатром не могли на нее нарадоваться, предаваясь надеждам, таким же воспаленным и ложным, как и у нее.
*
В Сан-Франциско Тристан, норвежец и кри быстро нашли мексиканца, поднялись на шхуну и под покровом темноты отчалили. По совету канадского посредника мексиканец создал в порту впечатление, что шхуна отправится на Гавайи с товаром для Мауи. В холодную ненастную погоду они ходко шли на север вдоль берега и за неделю достигли бухты около мыса Черч на острове Ванкувер. Загрузились в темноте и отправились назад, к месту встречи в заливе Болинас, севернее Сан-Франциско.
В Болинасе тоже все прошло удачно, они выгрузились и получили деньги сполна без осложнений. Тристана и мексиканца повез в Сан-Франциско человек, который помогал организовать следующий рейс, оплачиваемый группой рестораторов. После совещания в квартире над подпольным баром в Норт-Бич посредник повез их к Золотым Воротам и, вопреки инструкциям, остановился у ресторана на набережной, чтобы перекусить. Мексиканец нервничал – ему показалось, что он узнал серый “форд-А”, который уже видел днем. Как только они выехали со стоянки, их быстро окружили четверо; Тристана и мексиканца избили дубинками до потери сознания и забросили обратно в машину, посреднику перерезали горло. Перед тем как бить, самый элегантный из нападавших сказал, чтобы они не лезли в спиртовые дела на побережье. Очнувшись поздней ночью, Тристан вспомнил его серый костюм и улыбку в глазах, его ирландский выговор. Он привел в чувство мексиканца, вдвоем они вытащили убитого из машины, поехали обратно в бар и спросили, остается ли в силе сделка. Она оставалась в силе.
*
Когда вернулись из Канады в Калифорнию и бросили якорь – на этот раз в заливе Томалес около мыса Рейс, и к их стоянке направился катер, они были наготове. Люди в катере не знали, что Тристан уже разгрузился в нескольких километрах к северу отсюда. Тристан и мексиканец лежали под мокрым брезентом и наблюдали за приближением катера, а норвежец и кри дожидались внизу, на случай второго эшелона атаки. Катер прошил ходовую рубку короткой очередью, после чего Тристан и мексиканец открыли прицельный огонь из слонового ружья и винтовки калибра 9,53 мм. Тристан узнал двоих, которые их били, и они свалились за борт первыми с 30-граммовыми пулями внутри, предназначенными для самых больших ходячих млекопитающих. Мексиканец обстрелял катер по ватерлинии, а потом пробил головы остальным двоим, плывшим по-собачьи к берегу.
*
После этого они направились на юг, в Энсенаду, и Тристан понимал, что выигран бой, но войны ему не выиграть. Он провел зиму в полном раздрае, а мексиканец вернулся в Веракрус с набитым бумажником, но для него игра была закончена. Через месяц Тристан отослал норвежца и кри на ранчо с длинным письмом детям и запиской отцу и Декеру о том, что вернется домой, но сначала съездит в Саратогу на скачки, повидать Сюзанну и Альфреда. Он нанял старого мексиканского рыбака с женой, чтобы они смотрели за шхуной и стряпали ему. Пил и думал о Сюзанне, о том, что он скажет ей в июне, если сказать ей нечего. Скучал по детям и разрешил рыбаку с женой взять на борт троих внуков, когда их бросила мать. Днем пил и удил со стариком рыбу с шаланды. В начале мая он не столько опамятовался, сколько понял, до чего истосковался по детям, оставил шхуну на попечение стариков и поехал на север. Он понятия не имел, как ему убедить Сюзанну не укорачивать свою жизнь, знал только, что побывает дома до Саратоги.
*
На ранчо, в июньской Монтане Тристану досталось совсем немного покойных часов. Все были здоровы после суровой зимы, хотя Ладлоу слабел, и с мыслью об этом в середине мая приехала Изабель. А за обедом Декер обронил, что накануне заезжали двое старых друзей Тристана, ирландцы из Калифорнии, но, к сожалению, он сказал друзьям, что Тристан уже на пути в Саратогу. Смертельный холод побежал по хребту Тристана, и сразу же он ощутил гнев: опасность грозила всем, кого он любил.
Утром на заре Декер и Удар Ножа привезли его на станцию в Грейт-Фолс. Декер был полон опасений и хотел ехать с ним, но Тристан сказал, нет, он должен смотреть за ранчо. А накануне вечером перед их отъездом на веранде были поставлены норвежец и кри с наказом стрелять в чужих без предупреждения. Тристан поехал в старом костюме Сэмюела (своего у него не было) и с сумкой, полной денег и нижнего белья. В сумке лежал дедов пистолет “бизли” и охотничий нож шайенна.
В Нью-Йорке Тристан спешно купил костюм и автомобиль и помчался в Саратога-Спрингс. Несмотря на Депрессию, сезон скачек был в разгаре, и он не мог найти жилья, поэтому устроился в туристском домике недалеко от Глен-Фолса. Он сбрил усы, а на другое утро купил у конюха одежду и переоделся в нее под трибуной с орущими зрителями. Между заездами он носил ведро с водой и скребницу и наблюдал за величавым парадом лошадей, участниц очередного заезда, когда их проводили перед публикой по стриженой траве за трибуной. Он внимательно рассматривал толпу и углядел Альфреда с тестем и Сюзанну под парасолькой. Их окружали модные владельцы лошадей с вкраплениями Вандербильтов, Гестов, Уитни и Уайденеров. Потом заметил как будто бы одного из ирландцев возле пышной клумбы – он был щеголевато одет, но все равно чем-то выделялся. Тристан направился к выгулу перед конюшней и нарочито прошел мимо крупного краснолицего мужчины, разговаривавшего с жокеем. Он узнал голос третьего человека, который бил его в Сан-Франциско. Тристан не посмотрел в его сторону, а вошел в конюшню, где ему приказали почистить стойла. Потом в конюшне появился ирландец, неуверенно огляделся и зашел в пустое стойло по малой нужде. Тристан последовал за ним и пригвоздил его голову к стене двумя зубцами тяжелых навозных вил. Он забросал его в углу соломой и навозом, пошел в туалет под трибуной и переоделся. Позже он обнаружил второго ирландца – тот искал товарища, пока ипподром почти не опустел. Тристан проводил его до меблированных комнат, а потом провожал весь вечер – никак не мог улучить удобный момент, и наконец, когда тот, поужинав и выпив, возвращался домой по темному переулку, Тристан сломал ему шею, опорожнил мусорный бак, засунул туда мертвеца и тихо закрыл крышкой.
