Опасна для себя и окружающих - Шайнмел Алисса
— Попроси доктора Легконожку посадить нас рядом. — Тогда мне будет удобнее.
— Легконожку?
Я сажусь на свою кровать, накручивая на палец сальные волосы:
— Так я ее называю. Из-за балеток.
Мою соседку передергивает.
— Ненавижу эти ее балетки. Иногда так и хочется сорвать их с нее и надеть самой, чтобы показать, для чего они придуманы. — Люси встает, скидывает тапочки и босиком начинает вертеться вокруг своей оси: раз, другой, третий. Длинные волосы закручиваются вихрем вокруг лица. Люси поднимает руки над головой, придавая дополнительное ускорение телу, а затем резко останавливается, упершись босой ногой в пол. — Будь у меня правильная обувь, я бы и дальше смогла.
— Интересно, что скажет доктор, если ты попросишь одолжить балетки?
— «Ты здесь не ради танцев, Люси». — Высокий певучий голос совсем не похож на Легконожкин.
— Ни разу не слышала пародии хуже.
— Думаешь, у тебя лучше получится?
Я по-птичьи наклоняю голову, будто размышляю, и невозмутимо отвечаю:
— Нет.
Люси взрывается хохотом, и я тоже.
Когда мы успокаиваемся, я гляжу на металлическую дверь. Вот бы стены были тоньше. Вот бы врачи нас сейчас слышали.
Позже: отбой, я под одеялом; через крошечное окошко не просачивается ни единого лучика лунного света. Слишком густой туман. Хотя и без того темно, я вытаскиваю из-под головы подушку (тонкую и вонючую) и прижимаю к лицу.
В голове крутятся слова: «легкая как перышко, твердая как сталь», «легкая как перышко, твердая как сталь».
Если бы Легконожка сказала мне, как дела у Агнес, когда мы заговорили о ней в прошлый раз, я смогла бы точнее представить, как она лежит в больнице.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Но мне не удается как следует ее представить, я ведь не знаю, закрыты у нее глаза или нет.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Я не знаю, в коме она или нет. Не знаю, по-прежнему ли у нее из горла торчит трубка.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Я даже не знаю, лежит она в отдельной палате или у нее есть соседка.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь». Ее мама, наверное, сидит рядом и держит Агнес за руку. «Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Перед тем как меня отправили сюда, ее папа говорил мне, что они останутся в Калифорнии, пока не смогут забрать Агнес.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Он говорил, что им будет непросто, ведь младшие дочки остались дома. Может, им с женой придется по очереди мотаться туда-сюда.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Конечно, они ни в коем случае не оставят Агнес одну, говорил он. Пусть доктора и не уверены, что она осознаёт присутствие родителей.
«Легкая как перышко, твердая как сталь». «Легкая как перышко, твердая как сталь».
Я жду, когда голос Агнес скажет мне: «Мы выросли из этих игр», но почему-то слышу смех. Я выглядываю из-под подушки и смотрю на кровать Люси, почти неразличимую в темноте, но дыхание у Люси ровное и спокойное. Она крепко спит.
Кроме того, смеялась не одна, а сразу несколько девочек. И не только девочек. Мальчиков тоже.
Восьмой класс. День рождения Ребеки, ей исполняется четырнадцать. Она гордо заявляет, что вечеринка впервые будет смешанной — девочки и мальчики, — не подозревая, что само упоминание об этом выдает в ней малышню.
«Ребека с одной „к“». Она так и представлялась, будто произношение поменяется от написания. Будто с одной «к» она становилась крутой и интересной, а не обычной серостью, которой она очевидно была.
«Ребека с одной „к“». Три — нет, четыре, считая Агнес, — лучшие подружки назад. Ее родители жили на углу Девяносто четвертой и Парк-авеню, хотя во время вечеринки никаких родителей не наблюдалось. В конце концов, был вечер субботы. Наверняка у них нашлось другое занятие. Кажется, там была домработница, молча прибирала за нами, выбрасывая бумажные тарелки, пропитанные жиром от пиццы, и подсовывая картонные подложки под стаканы, чтобы мы не испортили фамильный кофейный столик.
Пили мы лимонад и сок. Ребека была правильная девочка. Ее родители перед уходом даже не заперли шкафчик со спиртным. Их не тревожило, что дочурка может втихаря попробовать алкоголь.
Я надела узкие джинсы и черный джемпер в обтяжку с длинными рукавами и открытыми плечами. Грудь у меня тогда еще не выросла, так что лифчик мне не требовался. В отличие от Ребеки. Бюстгальтер то и дело вылезал у нее из-под майки. Стоял февраль, но она все равно напялила открытую майку. Думала, это сексуально.
— Я сегодня должна выглядеть сексуально, Хан, — твердила она. Больше меня так никто не называл, потому что имечко дурацкое. А может, всей фразе придавал абсурдности детский голосок Ребеки, без тени иронии произносящий слово «сексуально».
Я помогла ей составить список гостей, но на самом деле вечеринка затевалась с единственной целью: пригласить Гэвина Бейкера, парня, по которому Ребека сохла уже больше года.
— Нельзя приглашать Эйприл, — заявила я.
— Но она же моя лучшая подруга! — Я подняла бровь, и Ребека поправилась: — Бывшая лучшая подруга.
До моего появления Ребека и Эйприл Лу были неразлучны.
Эйприл Лу-у-узер, так я ее называла, и Ребека неизменно хихикала. Поначалу она решительно бросила Эйприл, точно вредную привычку, каковой та и являлась, но по мере приближения вечеринки Ребеку одолели сомнения. Эйприл присутствовала на каждом ее дне рождения. Даже на самом первом, когда Ребека была еще слишком мала, чтобы высказываться по поводу списка приглашенных. Они с Эйприл ходили в одну подготовительную школу, их мамы дружили.
— Гэвина не интересуют девочки, которые водятся с Эйприл, — предупредила я, и Ребека сразу заткнулась.
Она мечтала получить в день рождения поцелуй Гэвина Бейкера. Раньше она ни с кем не целовалась и хотела, чтобы Гэвин стал первым. Я обещала помочь. Даже когда на вечеринку заявилась Эйприл. (Ребека отвела меня в сторону и призналась, что просто не смогла ее не пригласить. Я ответила, что все равно сдержу слово.)
Диван в гостиной родителей Ребеки был старинный, с антикварной цветочной обивкой, и жутко неудобный. Я демонстративно сползла на пол.
— Давайте сыграем в «легкий как перышко», — предложила я, похлопывая рукой по полу.
У Ребеки загорелись глаза. Я заранее предупредила ее, что игры являются частью моего плана, который приведет к поцелую Гэвина. Начнем с «легкий как перышко», а потом перейдем к играм поинтереснее, вроде «бутылочки» и «семь минут на небесах».
Большинство ребят и даже пара девчонок не слышали об игре «легкий как перышко, твердый как сталь», так что я объяснила им правила, точь-в-точь как маме Агнес:
— Одна девочка ложится в центре комнаты, а все остальные встают вокруг. Мы подсовываем под нее руки и начинаем повторять: «Легкая как перышко, твердая как сталь. Легкая как перышко, твердая как сталь».
— То есть мы ее просто поднимем? — уточнил Гэвин. Я закатила глаза. У Ребеки даже сказочный принц был тупицей.
— Увидишь, — загадочно ответила я.
Я настояла, чтобы именинница попробовала первой. Мы отодвинули кофейный столик и окружили Ребеку. Немного похихикали над тем, где встанут мальчики: ведь если выбрать правильное (или неправильное) место, они могут использовать игру как повод ущипнуть Ребеку за попу или пощупать ей грудь. Я заметила, что Гэвин даже не попытался занять выигрышную позицию.
«Ребека с одной „к“». Как главный знаток правил, я встала у нее в головах и подсунула пальцы ей под плечи с обеих сторон от шеи.
Когда Ребека рухнула, ее прямые как палки каштановые волосы разметались по полу. Она приземлилась мне под ноги с мягким шлепком, совершенно не похожим на резкий хруст, с которым упала Агнес. Ведь под Ребекой был ковер, толстый и пушистый, наверное даже мягче матраса, на котором я сейчас лежу.
