Облака среди звезд - Клейтон Виктория

Глава 7

— Буду звать его Байроном, — сказала я, — в честь поэта…

— Он совсем не похож на престарелого занудного писаку, — возразила Корделия, угощая Дерека вишневым муссом, который он с удовольствием уписывал, — жаль, что Брон подарил его не мне, он такой хорошенький. Я бы звала его Конфеткой.

— Ну уж нет! — взорвалась я. Дерек, наевшись, из благодарности положил голову на колени Корделии.

— Почему? Это гораздо лучше, чем давать ему имя какого-то противного брюзги.

— Байрону было всего тридцать шесть, когда он умер. Он был очень привлекателен, от него сходили с ума все женщины в высшем свете, хотя он и хромал. И к тому же он был талантливым поэтом, — пояснила я, находя свои аргументы весьма убедительными.

— Хромал? Это очень романтично, — мечтательно заметила Корделия, — точно как Ричард Третий? — Это был любимый фильм Корделии, и с ним она сравнивала все театральные и телевизионные постановки. Лоренс Оливье произвел на нее когда-то неотразимое впечатление, и она даже приделала всем куклам орлиные носы из пластилина, чтобы они походили на него хоть немного. Дерек в это время уже начал приставать к Марии-Альбе, несколько раз обежал вокруг стола и наконец запрыгнул к ней на колени.

— Ну-ну, тише! — Она отодвинула подальше от края стола тарелки и миски. — Le cose vanno di male in peggio. (Час от часу не легче.)

Ситуация действительно становилась все более запутанной и тяжелой. Дерек спрыгнул на пол и сел у ее ног, надеясь получить еще какое-нибудь лакомство.

После ланча, который даже по меркам Марии-Альбы был слишком изобильным, — макароны с томатным и мясным соусом, жареная курица, рис и овощи, — Байрону досталось всего понемногу, и он стал весело носиться по дому и лаять, напоминая, что теперь ему пора на прогулку. Все, что мне было известно о собаках, — с ними нужно гулять три раза в день. Кроме того, я увидала, что мой питомец повсюду сует свой нос, а значит, без присмотра вполне способен свалить на пол вазы с цветами и сгрызть ножки у мебели.

Прогулка получилась тоже не слишком приятной. Прежде всего я сожалела, что из-за меня прибавилось забот Марии-Альбе. Теперь ей придется изо дня в день следить за тем, чтобы Дерек не покушался на ценные вещи в доме. Погода, когда мы вышли на улицу, оказалась промозглой и холодной, журналисты кружили вокруг дома, как мухи вокруг меда, Байрон носился по парку до тех пор, пока не свалился от усталости, и я никак не могла его затащить его обратно в дом.

— Дайте ему побегать, мисс! — крикнул мне один из репортеров, когда я отказалась отвечать на их вопросы. — Нехорошо все время держать собаку на привязи.

Меня приводила в ярость та наглость, с которой эти люди совали нос в чужие дела, но, не желая продолжать дискуссию, я отстегнула поводок, и Байрон с радостным лаем умчался прочь, растаяв в сырой мгле. Все закончилось тем, что я вместе с Корделией и двумя журналистами два часа кряду рыскали по парку в поисках беглеца. Туман быстро сгущался, и мы с трудом могли разглядеть хоть что-нибудь на расстоянии десяти шагов. Волосы у меня намокли и прилипли к лицу, а ноги просто окоченели.

— Странное дело, — заметил приятного вида молодой человек, принявший участие в поисках, звали его Стэн, — может, он решил вернуться домой, вы, кажется, сказали, что нашли его?

— Не знаю. Понятия не имею, где он раньше жил. Может, он и вправду сбежал от хозяев.

— По-моему, нам лучше вернуться, — предложила Корделия. — Я обещала Марии-Альбе помочь приготовить соус на ужин. — Но я знала, почему сестра так стремится домой, — начиналась ее любимая телепередача. — Не расстраивайся так сильно, Хэт, он уже, наверное, вернулся и ждет около двери. Мне он показался очень умным и сообразительным.

В этот момент к нам присоединился еще один журналист, по имени Джей.

— Знаете, — заметил Стэн, — может быть, она права и ваш питомец уже прибежал домой. У меня когда-то была собака, по кличке Уэсти, однажды она вырвалась вместе с поводком и убежала неизвестно куда. Это всегда так тяжело переживается — к животным привыкаешь. Я боялся, что моя шестилетняя дочь Мелани заболеет от тоски.

Он начал рассказывать мне о Мелани, о том, какая она милая и замечательная, затем об Аннете, его жене, страдающей рассеянным склерозом, до которого ее довела тяжелая работа в адвокатской конторе, о том, как долго она пребывала в депрессии, затем о его доме на Пьюли Оукс, где жилье стоило для них слишком дорого и где с ними еще находилась старая мать Анетты. Ее звали Айви, но Стэн называл ее Айви Грозная, из-за ее скверного характера. Я с интересом слушала его исповедь, и, обнаружив во мне сочувствующего собеседника, он оживленно продолжал делиться подробностями своей семейной жизни.

По пути обратно я поведала ему кое-что и о своей семье. Я отлично понимала, что даже если не принимать во внимание скандал, вызванный арестом отца, жизнь моей семьи была более насыщена интересными событиями, нежели существование Стэна и его родственников. С моей стороны было бы нечестно не пооткровенничать с ним в ответ на его доверительный рассказ. Я говорила в основном о карьере Брона, об ангажементах Офелии, которой сейчас тоже не везло с работой, и о том, что Порция пропала неизвестно куда вместе со своим таинственным незнакомцем.

— Простите, — он встряхнул головой так, что капли полетели в разные стороны, — вы не против съесть по сэндвичу и выпить что-нибудь, чтобы согреться?

Есть мне совсем не хотелось, но отказаться от его приглашения означало бы обидеть его в лучших чувствах, и потому я согласилась. Но не успели мы свернуть к какой-то забегаловке, как из тумана выскочил Дерек и с веселым визгом засуетился вокруг нас. Выходя на прогулку, я надела на него дождевик, который в детстве носили мы с Порцией, и, к моему удивлению, Дерек умудрился не потерять его. Я была так счастлива, что он нашелся, что даже не могла сердиться на него. Пока мы шли назад, нам попалось открытое кафе, где Стэн все-таки купил сэндвичи. Часть их них, разумеется, досталась Дереку.

У меня так поднялось настроение, что в ту минуту я считала Стэна своим лучшим другом. Он попросил у меня разрешения сфотографировать Дерека для своей дочки, которая очень любила собак и всегда интересовалась, как отец провел день.

Когда мы уже собирались прощаться, неподалеку от нас остановилась полицейская машина, и из нее вышли инспектор Фой и сержант Твитер.

Дерек сразу же кинулся к инспектору и приложился грязными лапами к его плащу. Я принесла извинения за это безобразие, но инспектор даже не обратил внимания на досадную неприятность. Так что я опять подумала, что человек он милый и добрый.

— Ваша мама поедет с нами? — спросил он, пытаясь оттереть грязь носовым платком.

— Нет, дело в том, что она поехала на лечение.

— Какое несчастное стечение обстоятельств… — Он так странно посмотрел на меня, что я едва не выложила ему всю правду. — А ваши брат и сестры?

— Корделия поедет с нами. Порция еще не вернулась, у Брона полно дел, он очень занят, а Офелия себя плохо чувствует.

Не успела я договорить, как дверь открылась и на пороге появилась Офелия. В свете тускло горевшего фонаря, бледная и золотоволосая, она казалась сказочно прекрасной феей. На ней было белое пальто и серебряный шарф, а на голове — маленький черный берет. Она остановилась в нескольких шагах от меня, воскликнув:

— Ни в коем случае не подпускай ко мне это отвратительное животное! — На инспектора она не обратила никакого внимания. — Я иду обедать с Перегрином Уолмскоттом, больше ни минуты не могу оставаться в этом склепе. Господи, о Господи! Эти ужасные похоронные венки, эти лица… Что касается Марии-Альбы, то, по-моему, ей тоже пора лечиться, — она в таком мрачном настроении, что к ней подойти страшно.

— Что-то рано вы идете обедать, — я посмотрела на часы, — еще нет шести. Поедем со мной к папе.

— Думаю, мы еще куда-нибудь зайдем — в кино или послушаем музыку, мне необходимо развеяться и прийти в себя.