Альберто Моравиа - Аморальные рассказы
Вдруг естественно и легко она говорит:
— Я знаю, что сегодня ночью приснилась вам.
Как он и предвидел, женщина не удивляется и не отталкивает. Поворачивается к нему, оглядывает с головы до ног и еще раз спрашивает:
— Так, да? И что же я делала?
— Если хотите, расскажу. Но вы должны пообещать, что не обидитесь. И более того, не подумайте, что я пользуюсь сном как предлогом для знакомства. Я бы и так подошел к вам. У меня несчастье — я потерял жену, которую очень любил. Вы похожи на нее. Даже не увидев сон, я бы заговорил с вами.
Женщина ограничивается только:
— Ну, хорошо. Тогда расскажите мне сон.
Он, совершенно не смущаясь и не упуская ни одной детали, спокойно и точно пересказывает сон. Она внимательно слушает и потом говорит:
— Все это могло бы быть, за исключением одной детали.
Он заметил слова «могло бы быть» и, разволновавшись, спросил:
— Какой?
— Я не ношу корсет.
Тон женщины интимный, сообщнический, почти вызывающий. Он на нее смотрит и видит в ее глазах странную смесь достоинства с отчаянием и призывом — будто для того, чтобы дать ему понять, что знает, чего он хочет, и она не оттолкнет его, мало того, — готова угодить ему.
Все еще опираясь о парапет, женщина тихо говорит:
— Теперь расскажите мне о своей жене. И скажите, чем я на нее похожа.
Внезапно он начинает сильно волноваться и не может вымолвить ни слова. Затем выдавливает:
— Вы на нее похожи внешне. Боюсь, что вы похожи и еще чем-то, — тем, что в последнее время отдалило нас друг от друга.
— Не понимаю.
— Моя жена за год до своей смерти отказала мне в близости.
— Почему?
— Не знаю, а теперь уж и не узнаю. Она говорила, что у нее нет желания. А потом умерла.
Мгновение женщина молчит. Затем с внезапной жесткостью комментирует:
— Кто знает, чего именно она хотела от вас. Возможно, чего-то вроде того, что приснилось вам этой ночью.
Удивленный и обрадованный проницательностью женщины, он говорит:
— Да, и я сам хотел бы от нее именно этого. И это было, не во сне, наяву: около двух лет назад.
— Как! Вы это делали здесь, у этого парапета?
— Нет, на площадке одного дома по виа Венето в Риме, однажды утром, когда мы впервые встретились.
— На площадке? На последней, где выход на террасу?
— Откуда вы знаете?
— Потому что я похожа на вашу жену не только внешне.
— Вам тоже нравится делать так, стоя, повернувшись спиной, как в моем сне?
— Да.
Он молчит, потом решается и спрашивает:
— И ты пойдешь на это со мной?
Она смотрит ему в лицо с непонятной гримасой: в ее чертах и чувство собственного достоинства, и обида, и страдание. Потом бормочет:
— Да.
— Не откажешься, как она?
— Нет.
— И сделаешь это прямо теперь?
— Да, теперь же, но не здесь.
Мгновение она молчит, затем продолжает:
— Пойдем в гостиницу. Да, ты не заметил, что мы живем в одной гостинице? А я на тебя уже обратила внимание, так что не очень удивилась, когда ты заговорил со мной.
Он с облегчением принимает тон разговора и спрашивает:
— А почему я тебя никогда не вижу в ресторане?
— Никогда туда не хожу, ем в номере, — сухо отвечает она.
Тогда он пугается, вдруг обнаружив, что по каким-то ему не известным причинам у нее испортилось настроение, и с тревогой спрашивает:
— Ну, а как же мы будем?
На этот раз она, уже как соучастник, предлагает:
— Ты видел, что каждый номер имеет балкон, выходящий в сад. На всех балконах решетки. Сегодня ночью я приду к тебе в номер, выйду на балкон, возьмусь руками за решетку, а потом мы сделаем то, что вы с женой делали на площадке того дома на виа Венето.
Произнеся это, она выпрямляется и уходит.
Ничего не соображая, он следует за ней и говорит:
— Я только боюсь, что на самом деле ты не придешь.
Сам не знает, зачем сказал эту фразу. Может быть, для того, чтобы внести ноту реальности в то, что все еще держит его больше во сне, чем в жизни. Она ничего не отвечает, но, как только они выходят с площадки и проходят на виа Трагара, она останавливается, обхватывает руками свое горло, расстегивает воротник и на мгновение распахивает пальто. Он видит, что под пальто она абсолютно голая.
Женщина спрашивает у него:
— Тебе не кажется, что я и телом похожа на нее?
Странно, может быть, он ослеплен сильным волнением, но ему ничего не остается, как заметить и вправду совпадающие детали: та же грудь, низкая, но плотная, тот же живот, упруго закругляющийся над лобком, те же на лобке волосы, короткие, кудрявые и, как у блондинок, почти рыжие. И кровеносные сосуды, едва заметные на прозрачной коже бедер и груди, — все напоминает ему жену.
Женщина, запахивая пальто, спокойно, но с вызовом спрашивает:
— Теперь веришь, да?
— А ты вот так вот и ходишь, голой?
— Торопилась, здесь на Капри тепло, я завернулась в пальто и вышла.
С этой минуты они больше не разговаривают, а торопливо шагают, на расстоянии друг от друга, будто и вовсе не знакомы. У нее обычный, инстинктивно вызывающий шаг; она идет, глядя в землю, будто размышляет. А он посматривает на нее украдкой, почти не веря их соглашению. Кроме того, его крайне заботит: как она сможет взяться за балконную решетку, если решетка вся покрыта колючими вьющимися растениями? Он долго обдумывает что делать. В конце концов решает очистить от растений середину решетки. Но как? Нужны садовые ножницы, а их у него нет; значит, надо купить. Тайком он бросает взгляд на часы и видит — остается всего двадцать минут до закрытия магазинов.
Он обращается к женщине:
— Когда придешь?
— Сегодня ночью.
— Да, но в котором часу?
— Поздно, около полуночи.
Он хотел бы спросить — почему так поздно? Но, торопясь в магазин до закрытия, только сообщает:
— Мой номер одиннадцать, на третьем этаже.
— Знаю: когда ты просил сегодня утром у портье ключ, я стояла у тебя за спиной.
Они уже перед воротами гостиницы.
Он берет ее за руку:
— Ты заметила, что до сих пор не сказала мне, как тебя зовут?
— Таня.
Жену звали Антонина. Он думает: «Тоня и Таня, почти одно и то же».
— Этого не может быть!
— Чего именно?
— Ничего — до сих пор не могу понять, существуешь ли ты на самом деле, глазам своим не верю, — смущается он.
Впервые она ему улыбается; гладит его лицо и, бросив «до вечера», убегает через ворота в сад гостиницы.
В большой спешке, поскольку боится, что магазины закроются, он поднимается по той улице, которая ведет к городской площади Капри. Куда идти знает: как-то раз, под высокой аркой подходя к площади, он попал в узкий и темный переулок. Хозяйственный магазин там. Входит и, мимо ящиков с железками и коробок, полных ножей, ножниц и прочих режущих инструментов, идет прямо к продавщице, стоящей за прилавком.
