Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами
Я веду его в садик. Первый раз – сама. Он за неделю уже там ко всему привык и теперь по-хозяйски, выставив вперед свою маленькую ручку, демонстрировал мне игрушки, свой шкафчик, свою подружку и мальчика по имени Петя Платочкин.
Когда я была маленькая, у нас в семье был матриархат. По старшинству. Поскольку бабушка умерла совсем рано, главной, сколько я себя помню, была мама. Еще был папа. Но он даже не был вторым. Он просто был. И была я.
Раз в полгода была вторая бабушка с Волги.
В нашей семье все любили то, что любила мама. Любили искренне. Потому что очень любили маму.
Каждый день она приходила с работы – мама работала младшим научным сотрудником в исследовательском институте – и рассказывала о том, как Василий Петрович или, например, Петр Васильевич снова сделал ей комплимент. А Ольга Викторовна или, например, Ольга Федоровна снова ахнула, увидев ее новое платье.
Я, когда была маленькая, так и представляла себе мамину работу: идет она по коридору, а все вокруг млеют от ее красоты и посылают ей воздушные поцелуи, А когда я училась в школе и летом ей надо было брать (уж не помню, где они тогда все это брали) для меня путевки в ведомственные лагеря, я помню ее счастливые глаза, когда за ужином она, вздыхая, жаловалась нам с отцом на то, что ей снова не верили, что у нее уже есть дети. И что эти дети – я то есть – уже учатся в школе.
– Все думают, что ты моя сестренка! – сообщала мне мама, окидывая меня оценивающим взглядом. – Так что ты не «мамкай», пожалуйста.
Я сама подолгу рассматривала себя в зеркало.
Говорили, что у нас с мамой одинаковые глаза: я щурила их перед тем, как засмеяться, совсем как она. Но, думаю, это из-за того, что я подолгу репетировала дома, перед зеркалом, закрывшись в ванной.
Мы все любили есть цыпленка-табака, ходить в субботу на ВДНХ, зимой кататься на лыжах, а вечерами вязать шарфы.
(Сейчас мне очень странно, как это папа не вязал – наверное, вязал, я просто не помню.)
Мы были дружной семьей, и никто никогда не ссорился. С мамой.
Начиная с четырех месяцев (мне почему-то кажется, что именно с этого возраста ребенок хотя бы слышит то, что ему говорят), мы внушали Антошке чувство уверенности в себе и всячески развивали в нем чувство собственного достоинства. Мы – это я и его папа, мой бывший муж.
Любая наша фраза, обращенная к Антону, заканчивалась словами: «Ты – лучший». (Года в четыре мой сын спросил дедушку: «А тебе кто-нибудь говорил, что ты – лучший?» Дедушка долго думал, словно припоминая, а потом рассказал Антону о том, как лихо бабушка починила его DVD-плеер.)
Поскольку мне казалось, что чем человек самостоятельнее, тем уверенней в жизни он себя чувствует, наш ребенок в годик и 5 месяцев уже сам одевался, в два с половиной отлично плавал (и под водой тоже), в четыре бегло читал, в пять знал сложение и вычитание до ста, а в шесть полагал, что он умнее всех нас, вместе взятых.
Кроме бабушки.
Потому что до сих пор все ею восторгаются. И она с удовольствием рассказывает об этом внуку.
К моим фотографиям во всех журналах Антон относился очень спокойно. Он только спросил:
– А почему?
Я ответила, пытаясь говорить важно и многозначительно:
– Потому что я – писатель.
Он понимающе кивнул головой.
А потом однажды, увидев на обложке фотографию стаффордширского терьера, поинтересовался:
– А эта собачка тоже писатель?
Воспитательница (высокие каблуки и тоже завилась как улитка, но по сравнению со мной более крупная: було, каких подают в ресторане «Паризьен») улыбнулась мне, сказала:
– Замечательный мальчик. Я сказала:
– Спасибо.
И зазвонил телефон.
Марина Сми.
– Ты видела «Экспресс-газету»? Вот ужас!
В «Экспресс-газете» написано, что свой первый аборт я сделала в 14 лет, что моя мама – алкоголичка. А мой папа живет с соседкой. Что мой муж меня бросил потому, что я – наркоманка и он устал с этим бороться. Что мои соседи ненавидят меня, а моим подругам детства (размытые фотографии каких-то прыщавых школьниц) за меня стыдно.
Здесь же – моя, не самая лучшая (честно говоря, хуже этой я не видела ни до, ни после этой публикации) фотография, а также фотография моих родителей. Снято где-то у них во дворе. Папа идет, нагруженный сумками, а мама с открытым ртом. Как будто кричит. Лицо перекошено.
Я даже не смогла прочитать статью до конца.
Сначала успокоилась, вытерла слезы. Завела машину.
Дочитала.
Журналистка позвонила моему представителю в издательство, а она (коротко стриженная девчушка, которая занималась моими связями с общественностью) ответила, что «не хочет копаться в моем грязном белье».
Стараясь не рыдать, звоню издателю. Ору:
– Да как она могла?! Что значит «в грязном белье»?! Она должна была сказать, что все это чушь! Какая мама – алкоголичка?! Ты вообще читал это? Я там аборт сделала в 14 лет!! Успокойся? Как мне успокоиться? Почему она не возмутилась? Почему она не прокомментировала? Да я плакала, когда читала это!
Он извинялся и говорил, что коротко стриженную девчушку уволит. И правда, уволил.
– Ты, кстати, собираешься подписывать договор на следующие книги?
– Собираюсь.
– Собирайся поскорей. Если ты хочешь, чтобы мы серьезно занимались твоим имиджем и вообще твоим брендом.
– Я и вижу, как вы занимаетесь…
Я немного успокоилась. Главное, чтобы эта газета не попала на глаза маме. Я уже слышала сирену «скорой помощи» и чувствовала запах валерьянки.
– Подписывай договор. Это в твоих интересах.
– Почему? Я же еще не написала вторую книгу.
– Потому что тебе есть что терять. А когда человеку есть что терять – он уязвим.
– Что ты имеешь в виду?
– Книги – это такой же бизнес, как и все остальные. Не хочу тебя пугать, но ведь кто-нибудь может вынудить тебя подписать договор. Книжек на пять. И не самый для тебя выгодный…
– Ох, прямо «Коза ностра»…
– Как везде.
– Я попрошу приятельницу стать моим PR-директором.
– Но будь с нами на связи.
– Okay.
У моей мамы всего одна подруга, и она сейчас в Болгарии. А кроме нее, сообщить маме об этом пасквиле некому. Господи! Пусть она никогда не прочитает этого!
Звонок. Рингтон из «Kill Bill». Откуда мой телефон берет все эти мелодии?
– Я представитель Клаудио Могелли в Москве. Мы бы хотели с вами встретиться, у нас есть для вас очень интересное предложение.
– Да? Какое? – Когда я отвечала на звонок, мое «алло» было из третьей категории.
– Совместный бизнес. Сумки, которые мы производим, – это эксклюзивные модели из крокодиловой кожи, рассчитанные на представителей элитного класса. Вам это было бы интересно?
– Вы хотите, чтобы я рекламировала их?
