Олег Сенцов - Рассказы
Макары
Макар жил через забор. Он был моим соседом и главным другом детства, из тех, знакомства с которыми ты не помнишь — ты знал их всегда. Его звали Игорь, он был довольно крупным и еще более толстым. Усы у него начали пробиваться класса с четвертого и окончательно пробились где-то к седьмому. Макар был на четыре года меня старше. У меня никогда не было старшего брата — у меня был Макар. Он меня многому научил. Полезного, правда, в этом было мало, а хорошего еще меньше. Макар не был хулиганом или тем более заводилой, он был как бы тихоня, много читал, в основном историческое что-нибудь, но учился не очень. Он был не глупым, хитрым и, наверное, с подлецой, хотя при этом совсем не злым. Но это если смотреть со стороны. А если смотришь достаточно близко, или хотя бы через соседский забор, то Макар как друг был довольно хороший. Несмотря на большую для детского общения разницу в возрасте, мы очень дружили, он был моей защитой, правда, не очень авторитетной. Но потом у него детство закончилось и его забрали в армию, а у меня оно еще некоторое время продолжалось.
А пока наше детство шло вместе, мы делали много интересных вещей: вместе гуляли в лесу с собаками, играли в футбол и чижа, катались на великах, ходили купаться на ставок, мастерили деревянные винтовки с резинкой, которые стреляли шпильками из гвоздей, и делали еще кучу вещей, которые обычно делают обычные пацаны в деревнях. Он научил меня курить, а потом — играть в карты, сначала просто, а потом на деньги. Макар лучше всех играл в триньку, а я постоянно проигрывал, и многие ему проигрывали, но немного — много у нас никогда не было. А Макар играл очень хорошо, хитро, умело махлевал и почти всегда оставался в плюсе.
А зимой мы как-то с Макаром играли в хоккей! В основном мы играли с ним в футбол с другими парнями или просто пасовались друг с другом на улице либо у него во дворе. Но по телевизору мы, кроме футбола, смотрели еще и хоккей, поэтому у нас были куплены клюшки на тот случай, если в Крыму выпадет снег и не успеет растаять к тому времени, когда мы вернемся из школы. Клюшки пролежали по чердакам и чуланам пару лет и вот, наконец, выпал красивый снег, белый и легкий. Мы у Макара во дворе утоптали небольшую площадку, поставили две скамейки в качестве небольших ворот и начали играть в настоящий хоккей с шайбой, естественно, не на коньках, а в такой вот хоккей на ногах. Все шло прекрасно, кто-то кому-то забивал, небольшая площадка была полна восторга, пока я один раз, замахнувшись чересчур сильно, не треснул Макара, стоявшего сзади, клюшкой по голове. Я ничего такого особого даже не почувствовал, а он завопил очень громко: «Ай! Ай!», и закрывая закровившей рукой рассеченную бровь, убежал в дом. Я постоял немного один на этой нашей хоккейной площадке, посмотрел на меленькие аккуратненькие красные кружочки на белом, хорошо утоптанном настиле и поплелся домой, неся клюшку на плече. Больше мы в хоккей не играли. Я даже потом не просил у него прощения. И не потому, что я такой невежливый или нечуткий. Просто у пацанов, там, в детстве, так не принято — просить прощения. Там, если напорол, как я с той клюшкой, то просто стоишь рядом или говоришь что-то типа: «Дай посмотреть» или «Ничего страшного», ну а если все-таки там страшновато, куда тебе дали посмотреть, то: «Это надо в больницу!»
Между нашими с Макаром дворами забор был из крупной проволочной сетки, и мы постоянно перелезали через него друг другу в гости. Можно было, конечно, ходить и через калитку, но через забор было как-то ближе, и по расстоянию, и по-людски. Макар переваливался через забор только в редких случаях, потому что сетка к нагрузкам в сто килограммов относилась крайне плохо, но зато я — легкий и худенький — летал туда-обратно по несколько раз на дню. Сетка в том месте, где мы постоянно лазили друг к другу, со временем сильно прогнулась и провисла, меня за это ругали, но от проторенного пути к другу я все равно не отказывался. Так как Макар перелезал через забор крайне редко, то если я был ему нужен, он просто подходил к забору и звал меня — я прибегал, и мы часто подолгу с ним трендели у этого забора. Пацаны как-то не умеют говорить просто так, они обычно говорят по делу — пусть маленькому, но все же для них очень важному, и иногда это затягивалось.
Никогда не забуду, как один раз я бегал от своей калитки к Макаровому забору, советоваться с ним по поводу сделки с микромоторчиками. Микромоторчики — это такие маленькие моторчики, которые выламывались из каких-то старых советских электроприборов, и из них умелые ребята мастерили самодельные микромашинки, которые ездили с помощью этих моторчиков и от батареек. А у меня в то время были только машинки, которые ездили от руки. А что для семилетнего сельского мальчишки означала машинка на батарейках в то время? Это была недосягаемая мечта! Он даже не представлял себе, что еще существуют машинки с дистанционным управлением (на шнурке, а не на радио, конечно) и что о них тоже можно мечтать. Поэтому особо находчивые ребята мастерили себе машинки сами. Сами или с помощью пап — это не важно, главное, что такие парни и такие машинки существовали. И вот двое таких маленьких счастливчиков с одной такой машинкой в руках однажды постучали в мою калитку к такому, еще более маленькому, мне. Они откуда-то прознали, что у меня есть два новых замечательных микромоторчика, по-моему, я одного из них знал и сам ему про них рассказал, наверное — ну, не следили же они, в конце концов. Но не важно, главное, они пришли и им нужны были эти два микромоторчика, а я мечтал о машинке на батарейках или хотя бы о наборе пластмассовых венгерских солдатиков-индейцев или ковбоев — пираты у меня уже были, а о викингах мечтать было бесполезно — их было вообще не достать. Поэтому на предложение мальчиков отдать им микромоторчики просто так, я ответил, что мне надо подумать и, оставив их сидеть на скамейке у калитки, побежал к забору звать Макара — советоваться. Макар как человек опытный (четвертый класс это уже как-никак полжизни за плечами), подумав, предложил просить мне за два моторчика настоящую машинку на батарейках или, в крайнем случае, двадцать викингов. Я побежал обратно к калитке. Мальчики выслушали наше предложение спокойно и сказали, что у них ничего нет, но зато показали, как ездит их самодельная машинка. Назвать то, что ползало по моей скамейке, машинкой, могли лишь очень маленькие мальчики, и то наделенные определенной фантазией, и это если смотреть под определенным углом — например, с низкой точки, когда оно на тебя ползет. Но я входил в число таких мальчиков и то, что переваливалось по деревянному настилу, произвело на меня неизгладимое впечатление, и я снова побежал к забору. Так я бегал туда-сюда около часа, за который мы с Макаром постепенно упали в наших условиях до десяти хотя бы индейцев, ну или двух таких вот самомашинок. Макар явно хотел остаться в тени этой сделки, но я думаю, в случае удачи он рассчитывал минимум на пятьдесят процентов от прибыли. Но мальчики ответили мне, что за то время, которое я бегал по двору, солдатиков у них не прибавилось, а менять два микромоторчика на две готовые машинки, для которых эти моторчики — пусть главная, но не единственная часть, как-то совсем не выгодно. Выгодно ли мне отдать им эти микромоторчики просто так, они не сказали, а я не спросил. В итоге сделка так и не состоялась, а моторчики, так резко взлетевшие в моих глазах в цене, попали как-то по ошибке под дождь, вздулись, из них полезла ржавчина, и они поехали на мусорку. А мне через год на день рождения подарили танк на пульте управления, который, естественно, крепился к нему довольно коротким метровым проводом. Но зато им было удобно дергать и поправлять танк, если он где-нибудь застревал. На улицу танк не выезжал, он был комнатным.
