Вера Колочкова - Исповедь свекрови, или Урок Парацельса
— А, понятно… — саркастически усмехнулась Арина, прищурив глаза. — Это вас Лева с Ладкой напугали, да? Услышали, как пьяная Ладка на балконе отношения выясняет?
— Арина, прекрати, — раздраженно бросил Лева, хватая пальцами за горлышко бутылку минералки. — Не начинай, а? Прошу тебя, не при маме… И при гостях тоже не надо… У нас сегодня праздник, день рождения нашего сына, ты не забыла?
— Да я-то как раз не забыла. А вот ты, похоже, забыл. Что, не могли в другом месте определить, кто кого больше любит? Обязательно это надо на нашем балконе выяснять? Хотя бы матери своей постыдился. Вон, на ней лица нет.
Саша открыла было рот, чтобы хоть что-то сказать, чтобы прекратить это… Это безобразие, эту неправильность, этот стыд… Разом прекратить, одним словом! Только бы найти его, это спасительное слово, срочно придумать! Может, крикнуть на них, топнуть ногой, заплакать, наконец?
Не успела. Из-за Левиного плеча с балкона вынырнула роскошная блондинка с багрово заплаканным кукольным личиком, с черными разводами под глазами. Лада, стало быть. Да уж, эта Лада была явно в состоянии хмельного аффекта… Едва на ногах стоит, вся слезно-расквашенная. И очень воинственно настроенная.
— На балконе, говоришь? — зло бросила она в сторону Арины. — А я и не на балконе имею право, я и при всех могу про тебя рассказать! Хочешь? Да что рассказывать, и без того про твоего Глеба всем давно известно! Любишь его, так честно люби! Открыто! А Леву ты не любишь, а мучаешь!
— Ти-хо… — сморщилась страдальчески Арина, выставив перед глазами ладони с растопыренными, нервно подрагивающими пальцами. — Тихо, гости услышат… Ради бога… Можно подумать, вы с Левой святые…
— Да ты же сама меня с ним познакомила! Ты меня подложила под него фактически! Ты, ты все это устроила! А я влюбилась, да! Честно влюбилась!
— Ну и поздравляю… — пожала плечиком Арина, нервно усмехнувшись. — Влюбилась, и радуйся жизни… Чего истерить-то?
— Ах ты… — задохнулась хмельной злобой Лада. — Он что тебе, игрушка, что ли? Ты возомнила себя Карабасом-Барабасом, да? Дергаю за веревочки, кого хочу и когда хочу?
— Ага. Точно. А ты у нас, стало быть, прекрасная Мальвина, — тихо проговорила в ответ Арина, усмехнувшись. — Все, хватит выступать, спектакль окончен. Собирайся, иди домой. Тебе такси вызвать или сама дотопаешь?
— А я без Левы никуда не уйду. Я его здесь не оставлю — игрушкой в твоих руках. Поняла?
— Да что ты, милая? Давай, давай, собирайся… Лева, уведи ее, стыдно смотреть на это непотребство. Ну, чего ты застыл?
Лева и впрямь стоял каменным столбом, засунув кулаки в карманы брюк и низко опустив голову. Потом поднял глаза на жену, усмехнулся зло. Хотя скорее не зло, а устало. Безысходно как-то.
— Лёв, давай завтра обо всем поговорим, не сейчас же… — встретила его взгляд Арина, и, резко развернувшись к Саше, произнесла вдруг на отчаянно покаянной ноте: — Извините нас, Александра Борисовна! Извините, что так получилось. Я правда не хотела. И Лева не хотел. Извините — вовлекли вас во все это дерьмо…
Наверное, надо бы Арине ответить что-то. Для начала хотя бы поднять глаза… Стыдно, боже, как стыдно. Больше за Леву стыдно. И почему он молчит? Он ведь и впрямь не игрушка, чтобы тягать его в разные стороны! Он никогда игрушкой ни в чьих руках не был!
— Я тебе сейчас такси вызову, Лада… — услышала наконец Саша голос сына. Тоскливый голос, равнодушный.
— Лева… Левушка! Да как же! — слезно запричитала блондинка, цепляясь за его локоть и пытаясь развернуть к себе. — Теперь-то уж чего, когда все как есть выяснилось? Ну давай уже вместе уйдем, а? Все и всем уже понятно… Все равно Арина к этому Глебу уйдет рано или поздно…
В голове у нее вдруг что-то взорвалось наконец. Наверное, возмущение этим безобразием, пусть и запоздалое. Лучше поздно, чем никогда.
Саша шагнула вперед, глянула в хмельные глаза блондинки Лады и зло проговорила:
— Значит, так. Никуда он с вами не пойдет, оставьте эту затею. Ни сегодня, ни завтра, никогда не пойдет. Он будет жить здесь, со своей семьей. У него здесь дом, у него семья, понимаете вы это или нет? У него сын! У которого, между прочим, сегодня день рождения! А вы устроили тут… Вертеп! Прошу вас, уходите немедленно!
Лада вдруг жалко улыбнулась, медленно прикрыла опухшие от слез глаза, как больная птица. Глянула снизу вверх на Леву, всхлипнула, закрыла лицо руками, заплакала тихо, с надрывом. Потом пробормотала, заикаясь на каждом слове:
— И… Извините меня… Я и правда… Я его очень люблю… И…звините…
— Уходите, Лада! Лева, вызови ей такси! Да делай же что-нибудь, что ты стоишь как пень?!
Прозвучало некрасиво, конечно, подумала Саша, почти визгливо, по-бабьи, на противной приказной ноте. Наверное, любая мать теряет контроль над эмоциями, если попадает в подобную ситуацию. Какие тут нервы выдержат? Наверное, ей надо было уйти еще в начале разборок. Нет ведь, стояла, слушала, не могла с собой правильно совладать. Растерялась. Сама виновата, получай…
— Мам, ну хоть ты не начинай, а?..
Слишком тихо последнее «а» прозвучало. Обманчиво тихо. Но Саша все равно поняла, все равно услышала. И даже физически почувствовала, как оно надрывным звоном прокатилось по кухне, вошло в нее по-хозяйски, опалило холодным гневным огнем. Да, это накопившаяся Левина дурная энергия нашла выход. Слепая энергия, злая. Энергия молчаливого отчаяния. Энергия грустного семейного обстоятельства, обмана, взаимной лжи… Видно, долго моталась в клубок, и не один день. Слишком крутой замес получился. Концентрированный. Тяжелый.
— Что ты вмешиваешься все время, мам?! Кто тебя просит вмешиваться? Что ты указания даешь, как мне жить? Я сам разберусь, где мне жить, с кем мне жить, понятно?!
— Да, сынок…
— Что ты меня пасешь все время? Все, хватит! Не вмешивайся в мою жизнь!
— Да, сынок, да… Не надо, хватит. Да, я поняла. Я… Я домой поеду, поздно уже. То есть я с Гришенькой поеду… Арина, собери его, пожалуйста.
— Конечно, сейчас! — подхватилась Арина, глядя на Леву с испугом и немного с презрением. — Пойдемте к гостям, Александра Борисовна…
Они вместе вышли из кухни, оставив Леву с Ладой слегка обескураженными ее бегством. Арина молча открыла дверь в гостиную, и все присутствующие в едином порыве повернули к ним улыбающиеся лица.
Наверное, на фоне их лиц Сашино лицо выглядело совсем неправильным, глуповатым, натужно улыбающимся. А каким должно быть лицо у человека, которому надо во что бы то ни стало сдержать рвущиеся наружу слезы? Который поймал в себя ненароком дурную энергию? Тем более на которого свалились такие горестные открытия?