Эдуард Лимонов - Палач
— А кто это рядом с ним? Блондинка, в шляпе.
— Это ваша соотечественница, я думала, вы знакомы. Неужели вы не знаете ее, Оскар? Актриса, Стася Грудзинска.
— А кто эта дама? — Оскар указал на высокую женщину лет пятидесяти, одетую в черный, вытканный золотом и ярко-пурпурными цветами костюм, брюки и длинный свободный кафтан с широкими рукавами.
— Мадам Женевьев де Брео. Она француженка. Фэшен. Бывшая жена Питера Спрингфельда, известного издателя.
— А кто этот тип рядом с мадам де Брео?
— Высокий, с сигарой? — спросила Лиза.
— Да-да, вульгарно хохочущий. — Оскар поморщился.
— У него столько денег, что он может позволить себе хохотать вульгарно, — усмехнулась Лиза. — Альфред Вильямс. Текстильные фабрики и техасская нефть… Мистер и миссис Ростропович. Он — виолончелист, она — певица. Две девушки рядом — их дочери. С младшей вместе я учусь в Джульярд-скул. — Лиза приветливо помахала рукой, и одна из дочерей ответила ей тем же. — Мистер Трумэн Капоте — писатель. Миссис…
— Оскар! Лиза! Вы уже познакомились? Прекрасно! — Сама миссис Мендельсон в красном шифоне вышла из-за чьих-то широких спин. Ярко-белое, цвета трупного жира лицо озаряли ярко-красные, в масть шифону, губы. На высоких каблуках лаковых черных туфель балансировала Жюльет. Очень черные, очевидно заново окрашенные, волосы. «Красное и черное» — хозяйка дома.
— Ты видел фильм, Оскар, как тебе понравился наш фильм?
— Прекрасно, прекрасно, Жюльет! Ничего лучше о Латинской Америке я не видел. Кто оператор? Совершенно восхитительные ракурсы, и общий план тоже безукоризнен.
Лиза удивленно взглянула на Оскара. Оскар нахально не ответил на ее взгляд.
— Оператор — Джек Хиггинс, идем, я тебя с ним познакомлю. Впрочем, мы все сейчас сядем обедать. Я сделаю вот что — я посажу вас с ним за один стол. Ты сможешь удовлетворить свое любопытство.
Жюльет оглядела Оскара с головы до ног, почему-то задержавшись взглядом на его туфлях, и объявила:
— Бьютифул. Ты смотришься потрясающе! С головы до ног джентльмен. А я помню, — хитро улыбнувшись, продолжила она, — в свое время ты приходил на мои парти в черно-белых башмаках из пластика, Оскар. Теперь ты выработал вкус, ты выглядишь безукоризненно!
Оскар хотел было объяснить Жюльет, что она дура, что вкус у него всегда был. Но Жюльет, конечно, будет не по силам понять простую истину. Понять, что Оскар был пять лет назад так беден, что не мог себе позволить других башмаков. Пластиковые он купил в тсриф-шопе.[1] Жюльет никогда не испытывала материальных трудностей. Отец ее был известным человеком в шоу-бизнесе, и в монтажеры юная Жюльет пошла из прихоти, из удовольствия, а не по необходимости. Оскар только улыбнулся на упоминание о пластиковых башмаках и подумал: «Как хорошо, что у Оскара и Джоэла оказались одинаковыми и размеры башмаков, а не только размеры костюмов».
— Жюльет, можно сказать тебе пару слов конфиденциально? Извини, Лиз, — обратился он к Лизе.
Лиза кивнула головой и отвернулась. А Жюльет подставила Оскару ухо.
— Нельзя ли посадить меня рядом с мадам де Брео? — прошептал Оскар.
— Женевьев?.. — удивленно начала Жюльет, И вдруг радостно поняла. — Конечно, конечно, Оскар. Только предупреждаю: она слишком много пьет, — сообщила Жюльет снисходительно. Однако спохватилась она сразу, вспомнив, что следует на всякий случай быть со всеми в хороших отношениях. — Я очень люблю Женевьев. Она чудесная женщина, умная, одна из моих близких подруг. Да-да, я посажу вас вместе, — подтвердила Жюльет, уже двигаясь к седому мужчине с усталым лицом, который пробирался к ней, улыбаясь. — Тебе будет интересно с ней, Оскар. И ей с тобой! — бросила Жюльет, обернувшись, и вошла в объятия седого мужчины.
— Известный продюсер Харольд Принц, — сказала рядом с Оскаром Лиза. И добавила хитро: — Но ведь вы не видели фильма, Оскар. Я заметила, что вы пришли, когда просмотр уже закончился.
— Т-с-с! — Оскар улыбнулся и приложил палец к губам. — Пусть это будет нашим общим секретом. Я не хотел огорчать Жюльет.
Лиза покачала головой.
— Вы умеете врать, — сказала она восхищенно, — Я не умею.
Вместо ответа Оскар взял два бокала с шампанским с подноса у проходящего мимо бармена и протянул один Лизе: «Выпьем!»
6Стоя рядом с толстой девушкой и слушая ее монотонную болтовню, Оскар рассматривал толпу. Лиза, очевидно, вознамерилась рассказать ему всю свою жизнь. Сейчас она в эпическом стиле повествовала о нравах Джульярд-скул. Не желая быть невежливым, Оскар время от времени издавал какое-нибудь восклицание: «Да!», «Неужели?» или «О-оо!». Иногда — «Ваууу!». Последнему восклицанию он научился от Наташи.
В основном среднего возраста и старые люди собрались на парти у Жюльет. Те, кто уже имел, добился, достиг и владел.
Успеха и положения они достигли, да, но тела их находились в различных стадиях разрушения, от нескольких морщин на лбу до полной скрюченности всего тела и такой одряхлелости, после которой начинают двигаться уже не на двух конечностях, но на четырех. Одного беднягу привезли даже в механическом кресле. «Парад монстров!» — решил Оскар испуганно и, как бы прозрев, увидел широко разеваемые жадные рты, красные у женщин, блеклые у мужчин, в которые монстры вливали светло-желтое шампанское и более густое виски, кое-кто даже жадно хрустел кубиками льда. Слюна и алкоголь блестели в углах ртов. Взгляды и выражения лиц, то есть способы, какими были сложены морщинистые кожи лиц, были очень животны, дышали похотью. Руки и шеи, выступавшие из одежд, в узлах вен и нездорово окрашены, даже сквозь загары просвечивала нездоровость. Лица мужчин на фоне белых рубашек, скрепленных похоронными галстуками-бабочками, отливали кладбищенской синевой. Только пару часов назад выбритые щеки и подбородки уже раздвигались волосками и обрастали щетиной на глазах… Глаза женщин, окруженные причудливыми кольцами морщин, кусками несвежей напудренной кожи, или далеко выпучивались из глазниц, или, напротив, глубоко западали в пещеры… У толпы был вид отутюженных каннибалов, собравшихся на пир. Таких каннибалов Оскар видел однажды на сюрреалистской картине…
«Стоп! — сказал себе Оскар. — Это несправедливо. Если у меня хуевые дела и нет денег, то это еще недостаточная причина для того, чтобы рассматривать уважаемых леди и джентльменов под таким ужасным углом зрения. Мир является таковым, — сказал себе Оскар-философ, — каким ты хочешь его видеть». И стал смотреть на парти миссис Мендельсон под другим, понимающим, всепрощающим углом зрения.
Мимо него тотчас замелькали героические женщины — самоотверженные матери и подруги. Упорно трудившиеся всю жизнь мужчины несли мимо Оскара свои набрякшие за рабочими столами тела. Ласковые старушки, бросая на Оскара нежные взоры — каждая напоминала ему его добрую бабушку, — смешно ковыляли мимо. Старики, отдавшие половину состояния в пользу церкви или церквей, — поскольку старики были самого различного вероисповедания, от протестантства и католичества до иудаизма и индуизма, — табачно покашливая, сохраняя осанку, с достоинством прогуливались…
