Филиппа Грегори - Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса
— Неужели он действительно так поступит? Неужели он на это способен?
Она пожала плечами.
— Я думаю, он бы заставил себя это сделать. У него не осталось бы выбора. Иначе стало бы понятно, что он напрасно рисковал и собственной жизнью, и собственной армией, а его мать зря потратила жизнь на бессмысленные заговоры и бессмысленные браки. Не сомневаюсь: если Генрих обнаружит, что твой брат Эдуард жив, он в ту же минуту прикажет его убить. Впрочем, он и твоего брата Ричарда будет вынужден приговорить к смерти, если узнает, что тот жив. Ему в таком случае останется лишь продолжать то, что он начал при Босуорте. Я думаю, впрочем, что он найдет способ, чтобы успокоить свою совесть. Он молод и всю свою жизнь прожил под сенью меча — с того самого дня, когда ему, четырнадцатилетнему мальчику, пришлось бежать из Англии, и до той поры, когда он, высадившись на английском побережье, начал сражаться за свои права. Вряд ли кто-то лучше его понимает, что в такой ситуации любой претендент на трон должен быть немедленно уничтожен. Король не может позволить никому из реальных претендентов остаться в живых. Ни один король этого не допустит.
* * *Двор Генриха, естественно, тоже переехал в Тауэр; все больше и больше людей собиралось теперь под победоносные знамена Тюдора. С улиц города доносилось немало слухов о том, что перед его троном прошла целая вереница награжденных; за несколько дней до коронации Генрих горстями стал раздавать военные трофеи, полученные при Босуорте. Его мать, вернув себе все свои земли и богатство, обрела наконец то величие и значимость, к которым всегда стремилась, но до сих пор не имела возможности ими насладиться. Ее муж, лорд Томас Стэнли, стал графом Дерби и констеблем Англии, получив этот высший придворный чин королевства в качестве награды за свое «великое» мужество, а точнее, за умение сидеть одновременно на двух стульях, за то, что оказался двуличным предателем. Я-то прекрасно знала, как было дело; я собственными ушами слышала, как сэр Томас присягал на верность Ричарду и клялся в безоговорочном ему подчинении; я собственными глазами видела, как он, преклонив колено, клялся королю в любви и даже предлагал в залог своего сына; как он уверял Ричарда, что у него нет более надежных сторонников, чем он, его брат и все семейство Стэнли.
Однако тем утром, когда разразилось сражение при Босуорте, и сэр Томас, и сэр Уильям Стэнли, сидя на своих могучих конях впереди мощного войска, слишком долго выжидали, не вступая в бой, как будут развиваться события. Увидев, что перевес на стороне Генриха, а Ричард в одиночку нырнул в самую гущу схватки, точно копье, нацеленное, чтобы поразить соперника, оба брата Стэнли тут же ринулись в атаку, но не для того, чтобы поддержать и защитить Ричарда, а чтобы напасть на него сзади с поднятыми мечами. Тем самым они спасли Генриха, а Ричарда повалили на землю в то самое мгновение, когда он уже готовился пронзить своим клинком сердце Тюдора.
Затем сэр Уильям Стэнли поднял с земли шлем моего Ричарда, сорвал с него маленькую боевую корону, по сути дела просто золотое кольцо, и подал ее Генриху: это был самый мерзкий поступок за весь тот мерзкий, исполненный предательства, день. И вот теперь Генрих в порыве щенячьей благодарности сделал сэра Уильяма королевским камергером, расцеловал его в обе щеки и объявил, что все они — новая королевская семья! Он окружил себя представителями семейства Стэнли и никак не мог остановиться и решить, что уже достаточно отблагодарил их. Благодаря одной лишь военной победе Генрих обрел все сразу — и трон, и семью. С матерью он был поистине неразлучен; леди Маргарет постоянно находилась с ним рядом, а у нее за спиной, отступив на полшага, торчал ее преданный муж, лорд Томас Стэнли; еще на полшага позади — его брат, сэр Уильям. Генрих чувствовал себя обласканным ребенком на коленях у только что обретенных родственников; он понимал, что это они посадили его на трон, и полагал, что рядом с ними наконец-то будет в полной безопасности.
Его дядя Джаспер,[26] деливший с ним ссылку и хранивший верность делу Тюдоров со дня рождения Генри, тоже был вознагражден за верность и беззаветную преданность своему племяннику. Помимо изрядной доли военных трофеев, он не только получил обратно свой титул графа Пембрука и свои земли, но и стал герцогом Бедфордом; ему также была предоставлена возможность самому выбрать себе должность и создать правительство. Мало того, Генри написал моей тете Кэтрин, вдове еще одного предателя, герцога Букингема, и велел ей готовиться к новому браку — с Джаспером, которому предстояло также получить и все богатство Букингема. У меня было такое ощущение, будто все мы, женщины из рода Риверсов, — тоже часть полученных Генрихом трофеев. Кэтрин с этим письмом в руках тут же приехала навестить мою мать; мы в это время все еще торчали в Вестминстере, в «лучших комнатах второго разряда».
— Он что, не в своем уме? — возмущенно спрашивала Кэтрин. — Неужели мало того, что меня насильно выдали замуж за этого противного мальчишку, за этого юного герцога, который всю жизнь меня ненавидел?[27] Неужели теперь я снова должна выйти замуж за врага нашей семьи?
— А вознаграждение ты получила? — сухо спросила мать, поскольку и у нее тоже было письмо, которое она хотела показать своей сестре. — Ибо, как видишь, и у нас тоже новости имеются: мне новый король намерен выплачивать пенсию, Сесили предстоит выйти замуж за сэра Джона Уэллеса, а Элизабет — за Генриха Тюдора.
— Ну и хвала Господу хотя бы за это! — воскликнула моя тетя Кэтрин. — Вы ведь и сами, должно быть, этого хотели?
Моя мать кивнула и прибавила:
— Но он, разумеется, с удовольствием разорвал бы эту помолвку, если б мог. Он уже и невесту себе другую присматривал, пытаясь выбраться из заваренной его матерью каши.
При этих словах я подняла глаза, оторвавшись от шитья, но мать и ее младшая сестра были заняты изучением полученных ими писем и склонились над ними голова к голове.
— И когда состоится свадьба?
— После коронации, разумеется. — Моя мать как-то особо это подчеркнула. — Разумеется, он не хочет, чтобы говорили, будто он решил заключить брак с полноправной королевской наследницей, дабы получше усидеть на отвоеванном троне. Ему желательно, чтобы всем стало ясно: он получил этот трон благодаря своим собственным заслугам. Зачем ему разговоры о том, что Элизабет уже по своему происхождению достойна королевской короны? А тем более о том, что он-то королевскую корону получил благодаря Элизабет?
— Но мы же все пойдем на коронацию? — спросила тетя Кэтрин. — Они, правда, слишком затянули с ней, однако…
