Эмилиян Станев - Тырновская царица
Доктор уделял газетам и слухам мало внимания — балканские распри казались ему хроническими, но когда и французские газеты заговорили о неизбежности войны, он содрогнулся. В ту же пору к его прежним личным треволнениям прибавились новые. Несмотря на все увещевания Элеонора отказывалась ехать в Швейцарию. После того, как он объяснился ей в любви, приходилось разыгрывать роль влюбленного и часто бывать у Смиловых. В этих вынужденных визитах таилась опасность, ибо они накладывали на него известные обязательства по отношению не только к девушке, но и ко всей семье. Единственным оправданием служило то, что во время визитов он убеждал Элеонору поехать лечиться, и если бы преуспел в этом, то избавился бы от нее. Ее упрямство вызывало в нем раздражение, и он пользовался любым поводом, чтобы отложить свой визит, но на следующий же день находил у себя в почтовом ящике опущенный служанкой Смиловых розовый конверт без марки. Тем не менее он не терял надежды, что Элеонора уедет, — болезнь в конце концов принудит ее. Куда серьезней были неприятности, причиняемые Мариной. Ее манера держаться переходила все допустимые для прислуга границы. Она распоряжалась в доме точно законная супруга, свободно, без стеснения выражала свои суждения о пациентах, об убранстве комнат, даже позволяла себе давать ему советы, как поступить в том или ином случае, причем делала это с такой уверенностью, будто этот дом уже принадлежал ей. Но в конце июля она неожиданно и без всяких объяснений перешла вниз, к старухе, и становилась со дня на день все молчаливее, смотрела на него отчужденно, а однажды он услышал, как она плачет. Доктор воображал, что причиной тому участившиеся в последнее время письма от мужа, полные брани и угроз. Озлобленный супруг преследовал ее, когда она шла на базар, так что Марина боялась выйти из дому. «Злится, что не помогаю ей получить развод», — думал доктор. А тут еще вышел пренеприятнейший инцидент.
Когда она возвращалась с базара, весовщик по прозвищу «Кушай-Детка» попытался затащить ее в свою лавку. Скандал стал достоянием всего города. Марина вернулась домой сама не своя, вся в слезах, и до вечера не притронулась к еде. Мало того, оказалось, что госпожа Старирадева накинулась посреди улицы на «негодяйку, которая делает из ее сына посмещище», и Марине пришлось спасаться от разъяренной старухи бегством. Доктор нашел ее у бабки Винтии. Марина всхлипывала, сжимая в руке мокрый носовой платок, а когда он вошел, вновь разразилась рыданиями. Бабка Винтия подробно пересказала ему, что стряслось за час до его прихода.
Доктор кипел от беспомощного гнева. При виде опущенных плеч Марины, раздвинутых под платьем коленей, на которые она упиралась локтями, его гнев перекинулся на эту женщину. Ее красота, ее тело теперь казались ему оскорбительными.
— Что я могу поделать, если в этом городе царит такая мерзость! Тебе остается только подыскать себе другую квартиру, — злобно крикнул он, не дослушав старуху, словно нарочно твердившую одно и то же — как его мать колотила Марину зонтиком и до самого порога гналась за ней.
Марина взглянула на него, и в затуманенной голубизне ее глаз доктор увидел то же отчужденное выражение, полное недоверия и немого укора, какое он видел последние дни, но теперь в этих глазах была еще и враждебность, словно его: «А что я могу поделать» — подтвердило ее сомнения в том, что он встанет на ее защиту. Его вновь охватил страх, что их отношения зашли слишком далеко, и окрепло убеждение в том, что она отдавалась ему лишь для того, чтобы дело окончилось свадьбой.
— Что проку в слезах! Вымой лицо и ступай наверх. Потом поговорим, — в сердцах произнес он, вспомнив, что в приемной ждут двое больных.
«Да, ее взгляд говорил об этом. Она свыклась с этой мыслью, потому что весьма высокого мнения о своих достоинствах. Дескать, раз ты со мной близок, то обязан жениться…» Должно быть, делилась этим с бабкой Винтией. Но это шантаж! Вот она на что рассчитывает!» И доктор решил уволить ее, не вдаваясь в объяснения. «Хорошо я попался!» — думал он с досадой, вспоминая тот вечер, когда вернулся с охоты и Марина отдалась ему, свои угрызения и ту ночь, когда она обронила: «Чего б тебе не взять меня в жены?»
Проводив пациентов, он снял халат и сел за письменный стол. Марина молча взяла халат с кушетки.
— Постой, — сказал он, заметив, что она направилась к двери. — Сядь, поговорим.
Она осталась стоять с халатом в руках и смотрела на него с тем же выражением оскорбленной женщины, уверенной в своей правоте.
— Сама видишь, тебе не следует более ночевать в доме. С завтрашнего дня подыщи себе квартиру. Это самое разумное, ничего не поделаешь…
— Мне и без того пора убираться отсюда.
— Муж тебя не оставит в покое. Ты все еще его жена»- продолжал он, подбирая слова и глядя на нее жестким взглядом хозяина.
— Не в муже дело, сам знаешь, а в ней, в чахоточной. Она, чай, богатая!..
— Что ты хочешь этим сказать? — закричал он, ошеломленный ее дерзостью.
Марина кинулась к двери и громко захлопнула ее за собой.
Доктор не верил своим ушам. Эта особа позволяла себе бесноваться в его доме, точно разъяренная супруга? Кровь хлынула ему в голову, он был готов догнать ее и тут же выставить вон. «Не в муже дело, сам знаешь…» — звучало у него в ушах, и он вдруг понял, что Марина читала письма от Элеоноры, которые он выбрасывал в мусорную корзинку. Как легкомысленно было думать, что эта связь завершится так же, как и все прежние. Но разве не сама она пожелала этих отношений? Разве он не пошел навстречу ее желаниям, не одел ее, не дал ей работу?.. Неизбежно и естественно, что он отдал ей и свои чувства, но он никогда и ничем не давал понять, что женится на ней… Но здесь так водится… Да, здесь так водится — все живут с сознанием своего равенства. «Тысяча и одна ночь» здесь не просто сказки, и Марина убеждена, что раз он с ней близок, раз покупает ей одежду, обувь, белье, то непременно соединит с ней свою судьбу, оттого и настаивала, чтобы он похлопотал в митрополии, ускорил ее развод… Какую он сделал глупость, вообразив, будто имеет дело с очередной парижской любовницей.
Он услыхал, как стукнула входная дверь и слабо звякнул колокольчик. Выглянул в окно и увидел, что Марина переходит на другую сторону улицы. Судя по походке, она шла с каким-то твердо принятым решением.
Доктор хотел было спуститься к старухе, спросить, куда это направилась Марина, но тут пришла женщина с больным ребенком. Проводив ее, он поспешно спустился вниз.
Старуха разговаривала с кем-то у себя в каморке. Он позвал ее и в открытую дверь увидал сидящую на лавке госпожу Зою.
— Что делает у тебя эта женщина?
— Ждет, пока ты ее примешь. Экзема у нее, господин доктор.
— Я не в состоянии вас больше лечить! Я дал вам мазь. И не желаю видеть вас у себя в доме! Слышите? Немедленно уходите! — крикнул он с порога.
Содержательница «Двух белых голубков» окинула его дерзким взглядом, взяла свой ридикюль и с надменным видом проследовала мимо него, громко стуча каблуками.
— Если она пришла на прием, почему не ждет в приемной? Это ты ее приглашаешь?
Бабка Винтия виновато моргала.
— Из-за Марины сюда ходит. Толкует ей, что не ценит она своей красоты. Сколько, мол, шансонеток и публичных повыходили за офицеров и разных больших людей…
— Ах, вот в чем дело! Если увижу ее здесь еще раз, то тебя тоже выгоню! Куда пошла Марина?
— Квартиру искать. Ты же сам велел.
«Прочь, прочь из этого дома… Но куда? Да и где я найду приличную прислугу?» — спрашивал он себя, снимая с вешалки шляпу и трость, не в силах избавиться от ощущения, что барахтается в грязи, которая проникла даже в его дом…
11
На другой день он решил не ехать в больницу и отменить домашний прием, приказал турку подать коляску и около восьми утра отправился поохотиться.
Он запоздал, но охота занимала его сейчас меньше, чем мысль о том, где Марина провела ночь и думает ли вернуться. Он был бы чрезвычайно доволен, если бы она в его отсутствие забрала свои пожитки и все обошлось бы без объяснений и сцен.
Июльский денек обещал быть жарким. На рассвете прошел дождик, и пыльное шоссе было словно в оспинах. От земли струились запахи мокрой стерни и бурьяна. Звучно перекликались иволги, в окрестных дачках звенели веселые детские голоса, белели вывешенные для проветривания постилки.
Слушая цоканье лошадиных копыт и время от времени встречаясь взглядом с печальными глазами старого сеттера, лежавшего у него в ногах, доктор Старирадев проехал мимо виллы Смиловых, крыша которой проглядывала сквозь кроны деревьев. Он понимал, что после охоты заедет туда и в обществе этих опечаленных, но умеющих держать себя людей к нему, быть может, вернется доброе настроение, как в те исполненные надежд зимние дни, когда он верил, что болезнь Элеоноры будет побеждена. Как знать, возможно, девушка все же выздоровеет, такие чудеса случались… Не слишком ли рано он отчаялся?..
