Гурген Ханджян - Тени улицы марионеток
12
Со дня убийства внутреннее состояние Врежа менялось день ото дня. Он постепенно становился замкнутым и молчаливым, избегал смотреть в глаза отцу. Даже в беседе с ним отводил взгляд, стараясь поскорее закончить разговор и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, при этом его лицо страшно напрягалось, не умея скрыть отвращение. Но бывало и так, что он подолгу исподтишка смотрел на отца, и выражение его лица то и дело менялось: гнев, недоумение, удивление, враждебность. Случалось, после долгого пронизывающего взгляда он вдруг срывался с места и бросался в объятия Каро. Изумляясь столь неожиданным эмоциональным порывам, Каро бывал бессилен отвести ласки сына и сам крепко прижимал его к себе. Однако чаще всего, измерив отца долгим взглядом, Вреж просто выбегал из дома с выражением брезгливости на лице. Каро был готов ко всему: его устраивало быть самым ненавистным для сына существом, лишь бы тот стал сильным, научился бороться, драться, выживать. Каро рассчитывал на то, что в один прекрасный день сын поймет его, но состояние резко менявшегося на глазах Врежа тем не менее удручало и тревожило. Правда, Каро надеялся, что эти явления связаны с переходным возрастом, но беспокойство все равно не покидало его душу.
Борьба живущих в сыне двух «я» была непримиримой и беспощадной: ни одно из них не могло достичь окончательной победы. Оба «я» настолько резко и быстро сменяли друг друга, что еще не устоявшаяся нервная система подростка не выдерживала такого напряжения — он был на грани срыва. Однажды Вреж вернулся домой, весь вымазанный в грязи, с побледневшим лицом и исцарапанными руками, бросился на диван в стал нервно грызть ногти.
— Я тебе тысячу раз говорил, оставь эту мерзкую привычку. Что за вид у тебя! Пойди умойся, — рассердился Каро.
Не шелохнувшись, словно ничего не слыша, Вреж продолжал грызть ногти, но вдруг вскочил с места и бросился к отцу. В глазах Врежа стояли слезы.
— Что случилось?
— Ничего, — равнодушно ответил Вреж, отпустил отца, вытер слезы и снова принялся грызть ногти, забравшись на диван. Через некоторое время, не глядя на отца, он произнес ледяным голосом: — Я убил ее.
— Убил? — испугался Каро. — Кого?
— Старухину кошку Мне хотелось погладить ее, а она исцарапала меня. Я схватил ее, бросил в мешок и убил в ущелье. Веревка еще на месте...
Не завершив рассказа, Вреж вскочил и с истерическим плачем выбежал на кухню. Спустя несколько минут он вернулся в комнату:
— Так ей и надо! Я и остальных прибью. Всех старухиных кошек переловлю и прибью, — выкрикнул он, сверкнув горящими жестокостью глазами, и выскочил за дверь.
Вернулся он через несколько часов с каким-то горшком.
— Что это ты притащил? — пригляделся Каро.
— Кактус. Из магазина. Смотри, расцвел.
Вреж часами просиживал у своего кактуса, любуясь его большим желто-красным цветком. Но спустя всего два дня Каро обнаружил в мусорном ведре безжалостно растоптанное растение...
Привычка разговаривать во сне не покидала Врежа и с возрастом проявлялась все чаще. Его слова были невнятны, но отдельные фразы можно было разобрать. В последнее время он часто произносил имя какой-то Сусанны. Однажды Каро поинтересовался, кто такая Сусанна. Вреж густо покраснел, затем его лицо резко побледнело, он напрягся и выпалил: «Не твое дело!»
Начиная со дня убийства изменилось и состояние Каро. На нем непосильным бременем лежал грех. Неопределенное, загадочное, не зависящее от сознания чувство греха Каро ощущал в себе всю жизнь, но теперь на смену этому ощущению пришел грех, сотканный из конкретного материала.
А однажды произошло нечто странное. Каро проходил мимо фотоателье. Из стекла большой витрины на него смотрели фотографии. Мимо таких витрин Каро обычно проходил совершенно равнодушно, но тут какая-то невидимая сила заставила его повернуться и посмотреть. А с цветной фотокарточки на Каро смотрел щенок с бантом на шее. Каро содрогнулся от поразительного сходства. Те же черные и белые пятна, одно ухо торчком, второе отвисло, короткие, широкие и кривые лапы, длинный, остроконечный хвост... Слегка прищуренные влажные глаза умоляюще смотрели на Каро. Бежать! — было первым желанием Каро. Нет, это не выход: фотокарточка останется на витрине и будет ежедневно взывать к нему. Каро толкнул дверь и вошел в ателье.
— Можно купить у вас фото щенка?
— Вряд ли. На витрине — единственный экземпляр, — подумав, ответил фотограф.
— Удачный снимок.
— Да ну... Это мой сынишка балуется. Забавный пес, правда?
— Да, очень. Ваш?
— Нет, сам не знаю, откуда он его взял.
— А негатив не сохранился?
— Бог знает, куда я его затерял. Скорее всего выбросил. Да вам-то на что?
— Дело в том, что у моего сына был точно такой щенок. Сын очень любил его. А вот на днях пропал: либо украли, либо...
— Ясно. Ладно, бог с ней с витриной. Раз такое дело — уступаю.
Фотограф вытащил фотокарточку, вложил ее в конверт и протянул Каро.
— Сколько? — поинтересовался тот.
— Ни копейки. Вашему сыну — от моего. Презент.
— Так не пойдет.
— Почему не пойдет, уважаемый? Неужели мы такие мелочные, что не можем подарить хотя бы фотокарточку?
— Я не то имел в виду...
— Значит, берите.
— Спасибо вам, до свидания.
— Всех благ.
Он и сам не понимал, для чего ему было нужно спускаться в ущелье, чтобы сжечь карточку. Привычной тропинкой он спустился к реке, но приблизиться к трупу щенка не посмел. Остановился в какой-нибудь полусотне шагов и уже не мог заставить себя идти дальше. Он сел на камень, достал из внутреннего кармана конверт и исподтишка глянул в сторону дерева. Каро прикурил сигарету и той же спичкой подпалил конверт. Докурив, он еще раз опасливо поглядел туда и быстрым шагом поднялся по тропе.
Вечером Каро снова вспомнил о фотографии и подумал о том, что разница все-таки есть, и разница существенная: у того щенка хвост был не таким остроконечным, а пятна были крупнее...
По ночам, когда Вреж спал или, во всяком случае, притворялся, что спит, Каро брал целлофановый пакет с объедками, которые он покупал у уборщицы кафе, и выходил из дома. Ночные улицы кишели голодными дворнягами. Каро кормил их, не в состоянии отделаться от обострявшегося с каждым днем чувства, что собаки догадываются обо всем и ищут удобного случая расправиться с ним. По мере усугубления собственной подозрительности Каро становился более осторожным. Он стал бросать объедки издалека или просто оставлял их под деревом, а сам наблюдал в стороне: ему во что бы то ни стало хотелось видеть, как едят собаки. Эта картина доставляла ему странное удовлетворение.
Чем осторожнее становился Каро, тем подозрительнее и неприязненнее относились к нему собаки. Дело дошло до того, что, когда однажды он дрожащей рукой швырнул объедки сгрудившимся у помойного ящика собакам, те, точно сговорившись, бросились на него с яростным лаем. Каро дал деру. Уже дома, когда он во всех подробностях вспоминал случившееся, ему показалось, что он сорвался с места еще до того, как собаки ринулись на него. Хорошо, что подъезд был недалеко. Собаки не решились войти туда, но долго еще лаяли, обложив его.
Утром Каро поделился с сослуживцем:
— По ночам улицы кишат одичавшими собаками. Они же могут растерзать кого угодно. О чем только думают городские власти?
— Если надеяться на власти, то и пропасть недолго, — ответил сослуживец. — Главное при встрече с собаками — не бояться. Когда боишься, от тела исходит специфический запах, раздражающий собак.
— Ты считаешь, что дело только в этом? — горько усмехнулся Каро и с того дня перестал кормить собак. Правда, он изредка бросал объедки какой-нибудь появившейся под балконом дворняге, но даже это не могло заглушить страха и порожденной страхом ненависти.
13
Допив пиво, Каро развалился в кресле и тупым, бесстрастным взглядом наблюдал, как один за другим лопаются оставшиеся на дне бутылки пузырьки. С каждым лопнувшим пузырьком в нем словно разрубался очередной узелок напряжения, и онемевшее тело постепенно погружалось в сладостную дрему. Но тут сквозь дурман просочилось брошенное ледяным голосом Врежа: «Тебя вызывают в школу». Каро с трудом заставил себя встать, умыться и выйти из дома.
Проходя мимо аварийного здания недалеко от школы, он услышал над головой резкий свист, и полуметровый арматурный прут, стукнувшись о тротуар, отскочил и пребольно ударил его по ноге. Каро задрал голову и успел заметить мелькнувшую тень.
— Эй, — простонал он вверх, — так и убить можно!
— Ох уж эти строители! — поддержал его пожилой прохожий. — Напиваются с утра пораньше. Я сам видел.
Каро отряхнул штанину и заковылял дальше.
Специфический запах школы пробудил в нем давно угасшие воспоминания. Вспомнились одноклассники, драки из-за девочек, щель в двери женской раздевалки, куда он втихомолку подглядывал после уроков физкультуры, вспомнились узкие школьные коридоры со скрипучими половицами, грубо обструганные парты и недовольный голос учителя: «Только и знаешь, что кашляешь. Надоело. Если болен, сиди дома».
![Анатолий Шалин - Бунт марионеток [Сборник]](/uploads/posts/books/146701/146701.jpg)