Юрий Издрык - Двойной Леон. Istoriя болезни
Фрау Де. Послушайте…
Артур. Бабы, тихо! Я не спрашиваю о своем происхождении, ни о духовном, ни о физическом! Меня интересует… (Он глубоко о чем-то задумывается и замолкает).
Я (осмелившись наконец зайти в кабинет.) А этот опять за свое. Не видите? — он набрался, как свинья, придурок ты недоделанный. Мое воспитание! Мое воспитание!
Артур (опускаясь перед Я на колени). Прости, отец. Я был не в себе! Нет возврата, нет настоящего, нет будущего.
Я (отступая от Артура). Что это еще за говеный нигилизм?
Фрау Де (делая пометки в журнале, с любопытством исследователя). А я? И меня тоже нет?
Артур (разворачиваясь и ползя на коленях к столу фрау Де). О! И вы меня простите!
Фрау Де (бесстрастно констатируя). Алкоголик, мальчишка, трус, невротик. (После паузы.) Возможно, импотент.
Артур. Нет, нет. Не надо так говорить, не надо. Я не боюсь, я только не могу поверить… я всю… свою жизнь… но возврата нет, нет, старая форма не создаст нам новую реальность, я ошибся! Я не оправдал ваших ожиданий. Но, поверьте мне, это невозможно.
Фрау Де. О чем это вы?
Артур. О сотворении мира!
BEAR. Возьми себя в руки. Встань, разведись, женись! Заведи новую семью, чисть зубы, ешь ножом и вилкой! Вот увидишь, у тебя все получится! Артур, ты теряешь последнюю возможность.
Артур. Не было никакой возможности. Мы ошиблись, это безнадежно…
BEAR. Артур, ты пьян и сам не понимаешь, что несешь.
Артур. Да, я пьян, потому что в трезвом виде я ошибся. Я напился, чтобы прекратить эту ошибку. И ты, отец, налей-ка себе.
Я. Я? Никогда!.. Разве что капельку… (Наливает себе из графина воды и выпивает залпом.)
Артур. Я напился от трезвости.
Я. Не свисти. Ты напился от отчаянья.
Артур. И от отчаянья тоже. От отчаянья, что форма не спасет мир.
BEAR. А что же его спасет?
Артур. (Подымаясь с колен, торжественно.) Идея!
Мне в конце концов надоедает весь этот балаган, и я захожу в палату — ничего не поделаешь — номер шесть. BEER посапывает, заткнув уши наушниками моего плеера. Я выдергиваю из-под него провода и сталкиваю его с кровати. Он исчезает в просторе за стенами. Я ложусь и только теперь чувствую, насколько меня вымотали эти суета и абсурд. Спать, спать. Фрау Де обещала, что я буду беспробудно спать несколько суток. Такая у них метода. Чтоб алкаши с бодуна не шлялись по коридору.
Входит медсестра и делает мне укол прямо через джинсы. Зачем же я, спрашивается, ходил полдня с расстегнутой ширинкой?
С трудом поворачивая голову, осматриваю палату. Кроме меня, тут еще двое — один храпит, укрывшись одеялом, другой лежит, уставившись в потолок.
А где же обещанные персональные апартаменты? Где душ, фрау Де?
— Здесь душ есть? — спрашиваю у соседа, который не спит.
— Есть. В конце коридора. Там и туалет. Тут в палате тоже есть, но бачок сломан, а в кране только горячая вода. Я набираю в бутылки и охлаждаю на подоконнике. Так что по малой нужде можно тут сходить — бутылки всегда полные, я слежу, а по большой — лучше туда идти, — он машет рукой в неизвестность.
Пока я осмысливаю услышанное, входит еще одна медсестра с тетрадью.
— Фамилия, — говорит она мне. Я называю. Она листает страницы и слегка обиженно говорит:
— Нет такого.
— Может, еще не записали, — оправдываюсь я. Она исчезает, но через минуту появляется снова.
— Ваша фамилия!
Я вдруг вспоминаю разговор с женой. Перед отъездом она как раз втолковывала мне, что я должен отвечать на подобные вопросы: вымышленное имя, вымышленный адрес, вымышленная профессия. Как же, черт возьми, все это звучало?
— Щезняк, — вдруг всплывает из глубины памяти. (Как же это я забыл? Так звали одного из моих персонажей.)
— Орест Щезняк, — и добавляю, оправдываясь: — Наверное, жена записала на свою девичью фамилию.
— Есть такой, — удовлетворенно говорит медсестра, закрывает тетрадь и насмешливо добавляет:
— Что, забыли, как звать? Бывает.
Не успел собрать вместе мысли, как снова входит первая медсестра.
— Приспустите штаны, я вас уколю.
— Что это?
— Снотворное. Дарья Юрьевна сказала — вам надо спать.
ОК. Спать, так спать. Следующие несколько часов проходят в ожидании. В ожидании сна или чего там еще? Однако сон не приходит. Никто меня больше не беспокоит.
— Извините, — обращаюсь к соседу, который с тех пор тоже не сомкнул глаз, — а капельниц здесь не ставят?
— Тут — нет, — отвечает он. — Рядом психушка — там ставят, а тут — нет.
Странно, думаю я. У меня острый токсикоз, обезвоживание организма, а меня накачали химией и все. Ну, хорошо, подождем еще немного.
— Раньше и тут ставили, — продолжает сосед. — Когда я работал санитаром на «скорой помощи». Как-то забрали одного алкаша прямо из дому — жена вызвала, — а он сидит в машине рядом со мной, шатается и держит в руках бутылку из-под минералки, где еще граммов 100–150 осталось. Я за ним слежу. У нас жгуты резиновые на всякий случай, смирительных рубашек не хватало, так мы буйных жгутами скручивали. Так вот, уже на подъезде к больнице он берет и допивает залпом из горла. Я знаю, что там не вода, а водка. Но молчу. Если сейчас ляжет под капельницу, не похмелившись, начнется белая горячка. Сто раз это видел. Люди вены себе иголками раздирали, увечили себя, на персонал бросались. Всякое случалось.
— А теперь вы сами тут лечитесь?
— Да, так вышло. Мне уже давно пора выписываться, но, думаю, побуду еще недельки две. Я тут подрабатываю помаленьку. Помогаю медсестрам, санитаркам. Меня тут все знают. Вас, кстати, как зовут?
— Леон, — в очередной раз вру (или не вру?) я. Он не спрашивает, почему я назвался Орестом, и я благодарен ему за это.
— Николай, — протягивает он руку. — Будем знакомы. Если что нужно — говорите. — И, немного помолчав:
— Леон — это то же, что и Лев?
— Да, вроде, — говорю я. После долгой паузы спрашиваю:
— А на улицу не пускают? Воздухом подышать, покурить?
— Нет. У нас тут Лечебное Учреждение Закрытого Типа.
Ага, медицинская тюрьма. Рудимент совдеповской наркологии. Терапия за решеткой. Хорошо хоть не принудительная. Раньше бы просто менты загребли и дело завели, биографию испортили. Николай снова уставился в потолок, а я напрасно продолжал ждать сон.
Чувствовал себя более-менее нормально. BEER с BEAR‘ом, кажется, вернулись в физическое тело, а может, исчезли навсегда. Ну и черт с ними. Так спокойнее. Вот только время идет как-то странно — то непрерывно, то дискретно, но вряд ли упорядоченно — все время меняет систему отсчета.
Секунды то невыносимо-прочным гештальтом повисают в пространстве, а то начинают утомительно мелькать, словно цифры на барабанах игрального автомата. Ясное дело, о том, чтоб выпали три семерки или хоть одинаковые символы, не могло быть и речи. Джекпот не для таких, как я.
Привыкнуть к этому было нелегко. Человек может многое вынести, если ориентируется во времени. Хронологическая же анархия полностью обезоруживает нас. И любой занюханный знахарь или даже ведьма-санитарка с крашенными хной патлами получают над нами почти безграничную власть.
Долго ли, коротко ли, а я решаю более подробно ознакомиться с территорией. Нет никакого смысла, как бревно, лежать тут без сна. Но попытки встать с кровати оказываются не слишком успешными. Меня шатает из стороны в сторону, как при сильном шторме, и я едва не падаю на пол.
Николай вскакивает с постели.
— Осторожно, — говорит он. — Я вам помогу.
Что они, к черту, мне вкололи. Наверное, сильный транквилизатор — это всегда на меня так действует.
— Ничего, спасибо, я сам.
— Нечего стесняться. Вы же больной, а я уже почти здоров.
Я отвергаю его помощь, но он выходит за мной в коридор.
— Вот так, осторожно, по стеночке, — наставляет он, а я и в самом деле могу передвигаться только держась за стенку, едва переставляя ноги. Кое-как мне удается доплестись до конца коридора, слава богу, расстояние небольшое.
Уборная, которая до сих пор, наверное, в оставшихся от старого режима реестрах именуется санузлом, выглядит не слишком привлекательно, в первую очередь, именно с точки зрения санитарии: тесная комнатка с лавкой для курильщиков и за ней собственно уборная: в углу загаженный донельзя унитаз без сиденья и душевая кабина без дверей, без ширмы, без полочек и крючков. Вверху затянутая проволочной сеткой лампочка. Из стены торчит кран и змеится голый шланг, судя по всему, изначально предназначенный для мытья скота. Ну, разве только это местная модификация душа Шарко. Да-а. Будет трудновато. Пока потребностей у меня никаких — обезвоживание, семидневный пост и тэдэ, но рано или поздно придется воспользоваться благами отечественной цивилизации. В конце концов, до этого еще надо дожить. К сожалению, сомневаться в том, что доживу, не приходится.
