Рустам Ибрагимбеков - Сложение волн
На рассвете, к окончанию третьего тура, появился следователь; Эльдара подняли с пола и посадили на стул. Два полицейских придерживали его с двух сторон, не давая упасть. Следователь беседовал с ним так же вежливо, как и ночью.
— Послушайте моего совета, — протокол лежал на столе между ними, на равном расстоянии. — Вам нужно ответить всего на три вопроса. И ваши мучения закончатся. Поймите, вы обречены в любом случае. На суде вам дадут от десяти до пятнадцати лет, независимо от того, признаете вы свою вину или нет. Улик достаточно и без вашего признания. Можете и дальше изображать из себя Зою Космодемьянскую, но учтите: по вашей вине убит выдающийся человек. Вы сами не отрицаете, что вытащили его из дома без охраны. Вы утверждаете, что сделали это неумышленно, но это слова, а следствие имеет доказательства того, что это — политический заговор. Факты свидетельствуют, что вы выполняли поручение одной из ваххабитских организаций, против влияния которой боролся убитый. Удивительно, что человек вашего менталитета связался с террористами-мусульманами. Хотя, должен сказать, интеллигенция все чаще и чаще сотрудничает с религиозными фанатиками.
Эльдар не мог говорить — горлом шла кровь, и, чтобы не задохнуться, он сглатывал ее.
— Ну зачем вы себя мучаете? — укоризненно произнес следователь, роясь в верхнем ящике стола. — Даже если вы не связаны с этой сектой, ваша подпись дает возможность разоблачить ее главарей. Вам, повторяю, разницы нет — свои десять-пятнадцать лет вы получите в любом случае.
Эльдар не успел вовремя сглотнуть кровь и поперхнулся.
— Упрямец вы, — осуждающе покачал головой следователь и протянул Эльдару пачку салфеток. — Пожалейте и себя, и нас. — Он чуть отодвинул свой стул и, брезгливо поморщившись, стер капельки крови с края стола. — Ну что же, как говорила моя соседка еврейка — каждый кузнец своего счастья, — сказал он чуть погодя, убедившись в том, что не склонил Эльдара к сотрудничеству.
Эльдар закрыл глаза; он не мог говорить, не мог пошевелить руками, ногами; что-то было разорвано в груди, оттуда-то и хлестала кровь. Работал только мозг, но и он в любую минуту мог остановиться. И пока это не произошло, Эльдар пытался понять, почему поступки, совершенные разными, и близкими, и далекими от него людьми, а вернее, последствия этих поступков, набегая друг на друга еле заметными волнами, однажды сложились в целое, и огромный вал обрушился на него, как тщательно организованный, коварный удар судьбы?.. Почему именно на него? Кто определил этот выбор? И когда возникла первая волна? Вчера, когда сорвалась встреча с Севой в ресторане Ист-Вест? Но ведь он мог и не позвонить Академику? Да и тот мог не согласиться выйти из дома без охраны?.. Но почему-то согласился. Что это — рок, трагическое невезение? Если да, то все началось гораздо раньше. С поездки в Москву по подделанному студенческому билету сорок лет назад, когда он познакомился с Академиком. Но ведь эта поездка была связана с его желанием повидать друзей… А с ними судьба соединила его еще ребенком. Значит, первые волны, давшие начало этому роковому, погубившему его валу, возникли очень давно, может быть, с момента его рождения. А разве само его появление на свет — не стечение обстоятельств, имеющих долгую, многовековую предысторию?.. А в свою очередь… — тут причинно-следственная цепочка, прочертившаяся в мозгу, как летящие друг за другом трассирующие пули, прервалась — Эльдар надолго потерял сознание, и следователи, посовещавшись, отправили его в одну из тюремных больниц.
По дороге в больницу сознание короткой вспышкой вернулось к нему, и мозг сразу же заработал: любой поступок, все действия, совершаемые людьми, обретают жизнь в виде последствий; одни, как живые существа, умирают быстро, а другие могут иметь бесконечную длительность, создавая все новые и новые события, а те, цепляясь друг за друга, продолжаются веками.
XXVПервая жена отца, осетинка, была его студенткой. На протяжении трех лет отец платил ей стипендию из своего кармана, но формально она числилась помощником библиотекаря и думала, что получает зарплату от университета. В 1928 году он признался ей в любви и, убедившись во взаимности, поехал во Владикавказ свататься. С ним поехали два его друга и три двоюродных брата, все получившие образование в Москве и Петербурге.
Отец христианин пришел в смятение, когда дочь, опустив глаза, сообщила о приезде странных сватов; разрешая дочери уехать учиться на адвоката, он договорился с родней, живущей в Баку, что она будет жить у них под жестким контролем. И три года ему писали, что дочь, кроме института и дома, нигде не бывает и ни с кем не общается. И вдруг сваты, да еще какие! Шестеро молодых тридцатилетних мужчин, блестяще говорящих по-русски и пьющих так, что все местные гуляки не выдержали соревнования и на третий день сдались шестерке мусульман, прошедших подготовку в российских столицах.
Отец, выпускник юридического факультета Московского университета, уже в тридцать лет был известным адвокатом. Слухи о нескольких выигранных им процессах дошли до Тифлиса, а через тамошних осетин достигли и Владикавказа. Не устояв перед обаянием отца и его лихих друзей, старик-осетин благословил дочь на замужество с мусульманином.
В 1928 году сыграли две свадьбы — в Баку и во Владикавказе. Красавица Доухан стала женой отца, и они прожили в счастливом браке десять лет. Робея перед мужем, который был значительно старше ее и пять лет читал ей лекции в университете, она обращалась к нему на «вы» все годы замужества.
В тридцать восьмом она заболела туберкулезом и умерла, так и не родив ребенка. Через два года отец привез деревенскую девушку из Казаха, ставшую матерью Эльдара. Отец уже не искал любви и женился на простушке, обладающей качеством, редким для Баку, — она не знала ни слова по-русски, и это было гарантией того, что рожденный ею ребенок будет знать в совершенстве родной язык.
Так и вышло — мать, закончив педагогический институт, стала учительницей, и среди всех друзей Эльдар выделялся блестящим владением родного языка. (Наряду с русским, конечно, который у городской интеллигенции был тогда основным языком общения.)
Отец погиб в сорок втором под Моздоком. Эльдара, рожденного после его ухода на фронт, он так и не увидел. Но в письмах к матери много писал о том, как надо воспитывать сына, и мать старалась следовать его установкам в меру своих скудных возможностей.
Друзья отца, оставшиеся в живых, много рассказывали Эльдару о том, каким замечательным юристом был его отец. Об этом свидетельствовал и огромный архив, хранящийся в доме, — письма, книги, многотомные дела тех, кого отец защищал на процессах.
Примерно с четырнадцати лет любимым занятием Эльдара было рыться в бумагах отца. Он знал содержание многих писем, благодарностей, поздравлений и обращений с просьбой о помощи.
Вышинский, Руденко и многие другие известные в стране люди находились в переписке с отцом. С кем-то он учился еще до революции, с кем-то работал в Москве в молодости, кого-то знал по совместному участию в процессах. Эти письма свидетельствовали о том, что отец был на равных с самыми крупными юристами страны. А уж в Азербайджане он был лучшим; и сам Мир-Джафар Багиров, руководитель Азербайджана до пятьдесят четвертого года, ежегодно поздравлял мать с Новым годом, а мать, переходя на шепот, утверждала, что, по рассказам отца, в двадцатые годы они были друзьями, и даже был случай, когда отец послал Багирова за пивом. Она рассказывала об этом шепотом, потому что уже наступили годы, когда Багиров мог послать все население Азербайджана не только за пивом, но и куда подальше… Что время от времени и делал.
Готовя квартиру к совместной жизни с Севой, Эльдар вынес часть бумаг отца на чердак и уложил их в картонные коробки из-под пива. Несколько дел оставил в своем шкафу; еще школьником он обратил на них внимание, одно было связано с финансовыми преступлениями четырех руководителей ГЛАВУРСа (Главное управление рабочего снабжения, которому подчинялись все столовые в республике). Речь шла об огромных хищениях, и отец доказал, что один из обвиняемых, занимавший самую низкую должность, совершал противозаконные действия по указанию своих начальников и лично не присвоил ни рубля народных денег.
Этот подзащитный отца был уволен с работы, исключен из партии, но избежал расстрела и устроился буфетчиком в один из бакинских ресторанов. Уже к концу войны, когда Эльдару исполнилось пять лет, мать повезла его в Исмаилы на свадьбу, которую он запомнил на всю жизнь — там он впервые сел на лошадь (он принимал участие в ее купании в речке, и она чуть не отдавила ему ногу), впервые участвовал в охоте и впервые в жизни оказался лицом к лицу с большим скоплением людей — в день свадьбы его и мать вывели на середину шатра, где собралось полсела, и в их честь был сказан тост, смысл которого сводился к тому, что отец Эльдара спас жениха от расстрела. И что благодарность к этому замечательному юристу, который не побоялся выступить в защиту малограмотного деревенского парня, останется в сердце жениха навсегда. Уже тогда Эльдару стало понятно, что если бы не его отец, свадьбы, на которую он с матерью был приглашен, не было бы, поскольку не было бы на свете жениха, который эту свадьбу устроил.
