Ф Лекси - Gone
А Андрюша?
Он тоже оценил Свету, думал Юра; правда, немного и с ее помощью, а хотя... наверное, они понравились друг другу одновременно.
Как ни странно, Юра в общем уважал Андрея... хотя бы потому, что тот пришел к тому же, что и он сам...
...Однако читатель уже порядком утомлен. Опишем-ка мы еще двух человек, очень серьезных и решительных в эту минуту. Они идут к игротеке. Это - начальник лагеря и, опять же, старший педагог.
Вот дверь в игротеку распахивается, и их взору предстает второй отряд, покачивающийся в танце в полной темноте. Вот вожатый, обнимающий какую-то девочку... "Все ту же!" - в ужасе отмечает про себя Надежда Иосифовна, и ужас переходит в силу и решительность.
- Э-э... В чем дело?! - произносит начлаг.
...Не буду описывать жуткие сцены разгона огонька; достаточно сказать, что через двадцать минут все были уложены старшим педагогом лично, и малейшее сопротивление угрожало повлечь за собой страшные кары...
- А вас, Андрей, э-э... я прошу зайти ко мне сразу же, как освободитесь, - сказал начлаг с максимальной глубиной суровости в голосе. Потом подумал и добавил:
- А где э-э... Наташа?..
- Не знаю, - признался Андрей.
17.
Венеамин Андреевич, начальник лагеря, был, надо сказать, в этаком озабоченном и озадаченном настроении. Только что Надежда Иосифовна подробно осветила ему состояние дел во втором отряде, и он чувствовал, что надо принимать крутые меры; случай же с огоньком - вообще абсолютное безобразие. Итак, налицо полный развал работы, еще немного - и пионеры начнут тонуть, убегать, нарушать все правила внутреннего распорядка, а вожатые своим наплевательским отношением будут только содействовать этому. Да и не просто наплевательским - прямо противоположным, разлагающим, ниспровергающим все нормы советской морали! Это надо же - после отбоя проводить огонек, назло всем, когда уже было сказано немедленно его прекратить...
Итак, Венеамин Андреевич думал обо всем этом, о крутых мерах, которые необходимы, и... все же совершенно не знал, что именно делать. По мягкости своего характера он почти никогда не мог принять твердого решения; он чувствовал себя хорошо, когда все шло так или иначе по расписанному плану, по заранее установленному распорядку, и сразу терялся, когда происходило что-либо из ряда вон выходящее. Кстати, здесь он мог наделать редких глупостей, особенно когда его действиями руководили кучи разнообразных и взаимно исключающих рекомендаций от многих советчиков сразу... Пока советчик был один - Надежда Иосифовна, и она настоятельно требовала влепить Андрею выговор или вообще отстранить от работы, перевести на должность сменного вожатого.
Андрюша предстал перед начлагом,когда тот сидел за столом и хмуро придумывал первую фразу разговора. Он встретил спокойно-сосредоточенный взгляд Андрея, взял в руки большую стопку каких-то листов, и, постукивая ее об стол - чтобы подровнять - начал:
- Э-э... садитесь.
Андрей сел. Начлаг продолжал постукивать пачкой листов то об стол, то об ладонь, пачка подравнивалась, снова расползалась, снова собиралась в ровный бумажный монолит, и конца этому процессу видно не было. Венеамин Андреевич выдавил наконец из себя самое едкое выражение и произнес:
- Э-э... скажите мне: что вы лично сделали за истекшие две недели смены?
Андрюша молчал. Перечисление всех мелочей представлялось ему несколько унизительным делом.
- Огонек после отбоя?.. Но, э-э... согласитесь, что этого как-то мало...
Андрюша помолчал и произнес:
- Лучше меньше, да лучше.
Начлаг рассыпал бумаги по столу и ошеломленно поднял на него глаза. Секунд десять он открывал и закрывал рот, и наконец спросил:
- Что вы имеете в виду?!
На этот вопрос невозможно было ответить.
- Нет; что вы имеете в виду?!
- Ничего.
- Ах, ничего!! - ...но дальше ничего изречь не смог: только гневно собирал листы снова в стопку, переворачивал, подравнивал, причем чем больше подравнивал, чем больше листов выбивалось обратно... "Интересно, что на них написано?" - думал Андрюша.
Видя, что начлаг как-то иссяк, в разговор вступила Надежда Иосифовна:
- Скажите, Андрей... а какое отношение вы имеете к этой девочке - Журавлевой Свете, если не ошибаюсь?..
- Что значит - какое отношение? Отношение вожатого к своему пионеру.
- Нет, просто я замечала, что вы ей уделяете какое-то повышенное внимание, не укладывающееся в рамки взаимоотношений между вожатым и его подопечными... Вы, надо сказать, мало общаетесь со своими ребятами, и только Света и Лена как-то в центре вашего внимания. Как-то это... наводит на странные размышления...
- Мне непонятны Ваши рассуждения. К каждому необходим свой подход: уделять всем одинаковое количество времени просто нецелесообразно.
- Однако ваш подход... несколько иного порядка... Не мне вас учить, что может из этого получиться. Вы - вожатый, и вам доверили детей; вы несете за них ответственность. Ваши же действия... просто неприемлемы с этих позиций.
- Мне непонятно, о чем вы говорите.
...Начлаг слушал, и в нем росли испуг и беспокойство. Чрезмерно близкие отношения вожатого с пионеркой - этого еще не хватало... Черт знает, что еще можно от него ожидать... А что, если они УЖЕ... и тогда...
В испуганной фантазии начлага росли все новые и новые картины, он подумал, что необходимо провести медицинскую экспертизу... потом представил, что из этого выйдет. Какой позор, если подозрение не подтвердитс я... а если подтвердится? Позор еще больший. Он, начальник лагеря...
"Нет, никакой экспертизы! А ему... ему же нельзя... нельзя оставлять его с детьми! Немедленно... надо что-то делать... Только что?.."
- Я отстраню вас от работы! - вскочил начлаг.
- Как нравится.
- Что!?
- Как вам нравится, говорю.
- М-м... э-э.., - но продолжения фразы опять не последовало... Начлаг был растерян полностью, ему хотелось забыть все и остаться одному; а в следующую секунду опять приходил страх за возможные деяния этого вожатого - что-то все же надо было делать, но что?..
...Он стучал, и стучал, и стучал свей стопкой бумаги по столу, и становился все более нервным. Вдруг он произнес:
- Идите.
- Что?
- Идите!
Андрей ушел.
- До свидания...
Начлаг не ответил, только хмуро опустил надоевшую стопку на дальний край стола... А Надежда Иосифовна сразу заговорила:
- Да снять его с работы за такое! Поставить на подмену. Или вообще из лагеря выгнать! Какое безобразие, и ведет-то себя как!.., - и так далее и в том же духе еще довольно долго; а начлаг думал, что выгнать из лагеря - это как-то слишком, а поставить на подмену - это ничего не дает; он же и там будет заниматься развращением несовершеннолетних!
- Э-э...Так надо ему просто запретить!
- Что? Так он же даже не признает свою вину, ведет себя как нахал, и...
- Э-э... а что же делать?
- Так снять его с должности! Или выгнать!
- Ну, выгнать, это... А если поставить на подмену - вы полагаете, это все равно? Речь ведь не только э-э... о развале работы, а еще и о... э-э...
- Венеамин Андреевич, он заслуживает немедленного увольнения. Просто хам! И как он...
- А не слишком ли это..
- Слишком? Да что вы! Выгнать его в три шеи! Если такого оставишь, он же весь лагерь превратит... ну я не знаю во что, просто неприлично сказать...
- А выгнать, вы полагаете... э-э... надо?..
...Так они разговаривали довольно долго, а может, и не так - восстановить подробности уже очень трудно; да и не стоит, пожалуй, отягощать данную главу слишком обильным повествованием; пусть лучше читатель воспримет ход мыслей начлага и старшего педагога как некое авторское упрощение действительных событий... Итак, начлаг все колебался, но каждое новое рассуждение говорило в пользу предложенного решения: Андрея выгнать. Вспомнили и прочие "неприглядные" поступки вожатого второго отряда; постепенно начлаг утвердился в своем убеждении, что это сразу решит все проблемы, и успокоился. Надежда Иосифовна была довольна: этот нахал и хам Андрей наконец получит по заслугам.
- Ладно. Значит, завтра, э-э... приказ? Прямо так сразу?..
...Однако отметим здесь еще одну черту начальника лагеря: когда решение было уже принято, и он больше не колебался, переубедить его становилось абсолютно невозможным, даже если неправота начлага становилась очевидной. К несчастью, в тот вечер с ним не было никого, кроме Надежды Иосифовны; иначе суровое решение начлага не стало бы уверенностью.
Кстати, Наташу в тот вечер так и не нашли. О ней просто не вспомнили.
18.
На следующее утро, еще до линейки, Андрюшу вызвали к начлагу и потребовали написать заявление об увольнении по собственному желанию. Что он и сделал.
Перед линейкой Андрюша вернулся в отряд, тщательно выстроил всех пионеров, и, встав перед строем, сообщил:
- С сегодняшнего дня начальство лагеря больше не нуждается в моей помощи. Таким образом, меня выгоняют. Поднимите руки, кто согласен с этим решением.
