Алексей Фролов - Мама джан
– Удачи тебе, мужик.
– Шоник, а Шоник, – позвала Рина.
– А?
– Споешь «Мама джан»?
– Не сегодня. Видишь, хриплю. Вчера мороженого обожрался. Горло болит. Не вытяну.
– Тогда спиши мне слова.
– А вот это – нет!
– Жалко, что ли?
– Конечно, жалко. Ты потом хлеб у меня отобъешь, – Шоник поскреб затылок и признался. – Ваще я писать не умею… Я мамин рот этой азбуки топтал… Зато Надьку заставил учиться. Она у меня целых два класса закончила, мамин рот… Сегодня поеду к ней. Куклу подарю… Бери ручку, записывай… Диктовать буду…
Но тут появился Кабан. Все внимание на него переключилось.
– Как дела? – спросил у него Медведь.
– Супер! Цыгана встретил. Мы Черенкова без всякого Ваграма уломали на полтинник.
– Супер!
Кабан раздал заряженные у Вити-охранника мобилы.
– Сами-то как?
– Пока не очень, – признался Шоник.
Кабан совсем не огорчился, удача сегодня шла в руки.
– Ладно… Щас будет очень, – заверил он. – Давайте работать.
Он взял гитару, тронул струны. И Медведь взял свою электруху… И Шоник тоже взял гитару. Оленька и Рина приготовились принимать толпу с двух сторон.
Кабан уже намеревался запеть, но Шоник тормознул.
– Погляди туда, – он показал в ту сторону, где стояла Женя. – Видишь?
– Что я должен видеть?
– Ослеп, да? Девушку видишь? Тебе это ни о чем не говорит?
Кабан, чучело, не входил в тему.
– Иди на хер, Шоник. Я тут столько девушек перевидал…
О чем это должно говорить?
– О том, что ты мудак, – засмеялся Шоник.
И тут Кабан встретился взглядом с незнакомой девушкой. Та-а-ким взглядом… Блин… Это диагноз! Он сразу же все про себя понял. Сразу же! Все!.. Прощай, Хонда! Прощай… Вот что он понял. Прощай! Навсегда…
– Внимание, встречайте! – прокричал Шоник в микрофон. – Народный артист Курского вокзала, лауреат фестиваля «Нечистые пруды» Л-л-е-еха Р-р-романов! Ваши аплодисменты!
– Пусть он для Жени песню объявит, – подсказала Оленька.
Кабан был не в теме.
– Для кого?
– Для хуя моего! – Шоник подтолкнул Кабана к микрофону. – Совсем у тебя котелок перестал варить. Твою королеву Женькой зовут.
Женька… Женя… Женечка…
– Для самой красивой девушки на свете… с редким именем… Исполняется песня «Только Женя»!
Он запел:
По небу плывет луна,
На улице тишина,
В мечтах моих лишь она —
Только Женя.
А дома я снова один,
От «Явы» кружится дым.
А на столе фотография —
Только Женя.
Не было в природе такой песни. Была другая. Но теперь другой не стало. Была «Только Женя». Только Женя была, блин!..
Кабан не отводил с девушки глаз и на ходу импровизировал, меняя в песне слова.
Сильнее я не скучал.
Прекраснее не встречал.
И снится мне по ночам —
Только Женя.
И в мыслях всегда со мной,
Под солнцем и под луной,
В мороз или дождь проливной —
Только Женя…
Кабан исполнил песню, ни разу, наверно, не сморгнув. Кто она такая, эта девчонка? Красивая… Дело не в этом… Все девчонки красивые. Дело в том… Просто такого с ним еще не бывало! Сколько девчонок он перетрахал! По Хонде с ума сходил!.. А любви с первого взгляда никогда у него не было. Даже Хонду он полюбил не с первого взгляда… А тут… Господи… Тут с первого взгляда, блин!..
– Кабан, кунэм астэд берянэ ку ворот цакат! Ты че играешь, разъебай влюбленный?! – прокричал Шоник в микрофон.
Кабан понял, что перепутал аккорды. Он прижал струны ладонью.
А Оленька похвалила:
– Офонареть, Кабан! Так обалденно ты еще никогда не пел!.. Я тобой сама залюбовалась.
– Шоник, я отойду на минут на двадцать…
– Хоть на сто двадцать!..
Кабан снял гитару, отдал Рине и пошел, словно на подиуме себя демонстрировал, прямиком на Женечку держа курс.
– Блядь!.. Вы только посмотрите, как он идет! – восхитилась Оленька.
– Как тореадор, блядь! – сказал Шоник.
Кабан подошел к Жене, протянул ей руку.
– Пойдешь со мной…
– Пойду…
Она вложила свою ладошку в его ладонь, измозоленную струнами.
И Кабан увел Женечку.
А Шоник сказал в микрофон:
– Слушайте, как это будет дальше…
Мальчишка ветреный был королем двора.
Глазами карими он свел тебя с ума.
А ты всегда мечтала лишь о нем,
Парнишке ветреном и озорном.
Ах, как любила ты всем сердцем и душой!
Сбылись твои мечты, ведь был король с тобой.
Девчонки с завистью тебе смотрели вслед,
Ведь королеве, лишь шестнадцать лет.
Но все кончается, любовь уходит прочь,
Другую девочку король уводит в ночь.
А сердцу бедному не суждено понять,
Что те минуты не вернешь опять.
– Ни фига так не будет! – сказала Рина, когда Шоник кончил петь.
– Да что ты?!
– Ничего ты не понимаешь. Я вижу, это у них надолго. Девушки это чувствуют, можешь мне поверить. Будет так, можно?
Она взяла гитару и запела песню «Для тебя», которую исполняют» Звери».
– Да хрен вас, баб, разберет… Как будет, так и будет.
Кабан появился не через двадцать минут, как обещал. И не через сорок. Он приплыл через два часа. Такой, блин, неузнаваемый. Странный, блин, такой. Как чокнутый. В общем, по уши влюбленный. Взял свою гитару и отгитарил девятнадцать песен без единой остановки, как ошпаренный. Девятнадцать! Подряд! Это что-то с чем-то!.. Он бы и двадцать пропел, а может, и все тридцать, но пальцы в кровь разбил.
Шоник засобирался к сестренке. Упаковал гитару, куклу положил в пакет. Медведь, молча, сгреб все деньги с чехла и отдал цыганенку. Ему они очень понадобятся, а девчонки сейчас нааскают. Шоник попрощался и нырнул в метро.
Возле музыкантов остановился какой-то пьяный дядька.
– Мужики, а где здесь «Кружка»? Вот не могу найти я ее… ик!..
– А мы тоже не знаем… – сказал Кабан и тронул струны.
– Да ладно вам, – дядька достал из кармана помятый полтинник и кинул его в кепку Рине.
– Прямо вдоль вокзала, а потом направо. Там увидишь.
– Спасибо… – ответил мужик, достал еще один полтинник и заказал, с трудом ворочая языком: – «С-сектор газа»…
Заказ был мгновенно выполнен. Мужик был настолько пьян, что забыл про «Кружку». А главное, из его хмельной башки совершенно выветрилось, что он уже кинул сотню на чехол. Он очередной полтинник выложил со словами:
– Звиняйте, больше полтоса дать не могу.
Клевый попался слушатель. Оленька даже купила ему пиво. Он отпил треть бутылки и плюхнулся на ступеньки возле выхода из метро. Надо думать, он и так бухой, а Оленька нежными своими пальчиками подсыпала ему в пиво азалептин. Называется, «не можешь сам больше полтоса дать, мы тебе поможем». Они сняли с него семь тысяч рублей и неплохой мобильник.
Кабан сразу помчал на скупку, которая была тут же, на вокзале. Покупка и продажа вроде как б/у, на самом-то деле легальных б/у было раз-два и обчелся. Все остальное краденое.
У дверей скупки Кабан встретил Двух Коль. Они были очень расстроены. Один Коля длинно рассказал о том, как Два Коли уснули с комбиком и двумя гитарами, а проснулись с двумя бутылками пива, на одной из которых маркером кто-то накалякал всем знакомое слово из трех букв, а на другой – то самое и нарисовал, что это слово означает. Выслушав, Кабан ухмыльнулся, пожал плечами и сказал:
– Вася – это не имя. Вася это диагноз. Так вот – ты не Коля, ты Вася! Сколько тебя раз Цыган учил: «Не бухай, Вася, с незнакомыми людьми, не бухай». А Вася, хули, ему бы, главное, денег поменьше тратить. Экономист! Вам же в пиво азалептину насовали…
– Это кто-то из наших…
– Ты так уверен?
– Стопудово… Захожу сегодня на скупку и вижу… Наши гитары и комбик наш. Их там, конечно, много похожих… Но птичка насрала именно на мой. А они даже не дернулись протереть его!
– Вась, ну ты и тупой. Ты еще тупее, чем я думал. На эту скупку со всей Москвы все тащат. И даже из других областей. Ты видел, сколько там всего? Их не только птички, коровы обсерают…
– Что же нам теперь делать?
– На Плешку дуй! На панель становись! – заржал Кабан.
Он-то знал, кто отработал у Коль-Вась аппаратуру. Сами могли догадаться. Было так: Коля-волосатый случайно, а может, и не совсем случайно, встретил в «Кружке» жену Цыгана. Она одна пришла. Сам Цыган где-то промышлял. Они мило провели время. А потом Коля встал работать. Жена Цыгана, чтобы не скучать, решила послушала его песни. Ну, Коля, балбес, раздухарился и во всеуслышание посвятил ей какую-то балладу. Естественно, второй Коля был на аккомпанементе. Волосатый еще и кучу комплиментов наговорил. Кто-то из знакомых видел эту картину и донес Цыгану. Тот был в бешенстве, вообще кастрировать этого Колю собирался. Но поступил иначе, с выгодой для себя. Подговорил своего дружбана, с которым Два Коли не были знакомы, и он, якобы восхищенный их пением, отблагодарил Двух Коль тем самым пивком, с картинками и азалептином. А их аппаратура, включая обосранный птичкой комбик, оказалась на скупке.
