Сухбат Афлатуни - Год Барана. Макамы
«Ты слышишь? Дедушке плохо… Дедушке плохо!»
Его снова приподняли. От резкой боли в паху он согнулся.
«Дедушке плохо!»
«Прдава рмапжщкур рариоа!»
Потащили к столу, опрокинули в него графин. От боли тошнота исчезла, чья-то рука помогла встать. Повернулся, уперся в подбородок Куча. Подбородок дрожал.
«Старик, пойми, от тебя все зависит. Нет ему альтернативы… Ну, ты же профессионал, языком чудеса творишь…»
Еще несколько рук приподняли Москвича и понесли обратно в кабинет.
Диван приближался. Тело все также лежит лицом вниз. Объект увеличивается, он уже видел тень от своей головы на нем. Крепко держат сзади. Остальные завороженно глядят на его танцующий язык. Хватка сзади слабеет, уже не нужна. Да, он профессионал. Он просто профессионал. Тошнота прошла. Пиджаки в суфийском трансе поднимают руки. В голове перекатывается по извилинам: «Не отрекаются любя… Не отрекаются любя… Не отрекаются любя…»
— Что было потом?..
Принцесса смотрела на Москвича сквозь костер. Огонь снова поднялся, хотя новых веток уже давно никто не подкладывал, просто сам собой.
— Работал, — ответил Москвич. — Освоил государственный язык. Поработал в Ташкенте. Потом направили в область. На подкрепление. Там поработал.
— Женились?
Москвич промолчал.
— А! — вскочила Принцесса. — Паук! Паук!
— Где?!
— Вот! Вот ползет! А-а…
Вскочил водитель.
Через секунду огромная фаланга чернела, съеживаясь, в огне.
— На свет приползла, — сказал водитель, садясь.
Воткнул обратно в костер обрубок дымящейся ветки.
Принцесса стояла, боясь сесть.
— Первый раз такую крупную вижу, — сказал Москвич.
— А я даже крупнее видал, — подал голос Тельман.
— Где?
— В одном неинтересном месте… Вы рассказывайте.
— Да я уж все рассказал. Теперь вот ее очередь дорассказывать.
— А я тоже почти все рассказала. Остальное неинтересно, наверное. Может, вы свою расскажите?
Посмотрела на Тельмана.
Ким
Он родился в корейской семье. Корейской, православной. В Приморском крае, где семья проживала раньше, родителей окрестили вместе со всей деревней, раздали деревянные крестики. В тридцать седьмом всех корейцев, опасаясь их шпионажа, загнали в поезда и потащили вагонами через Сибирь неизвестно куда, многие говорили, что в ад. Но родители не только от такой дороги не померли, а ведь могли, но даже болели нетяжело, только у отца на всю жизнь сохранился кашель. Добравшись до ада, все вышли, будущие родители тоже. Кругом пустота. Полная пустота без деревьев, без моря и других вещей, к которым привыкли в своей прежней жизни, а воздух сухой, колючий, пыльный. Но все-таки воздух был, воздух, нужно было только освоиться в нем, научиться дышать. Через год они научились, а еще через два года зарегистрировали брак. Любви было мало, но семьей двоим людям выживать легче. Для общего сведения, колхоз, в котором работали, специализировался по луку.
Отец, Ким Виссарион Григорьевич, стал передовик производства. В партию его из-за нации не звали, и он спокойно продолжал молиться русскому Богу, целуя икону, благодаря за урожай, за новый сорт лука и рождение очередного маленького Кима. Колхоз располагался недалеко от города Ташкента. Виссарион Григорьевич вскоре после войны побывал там с агрономом по линии командировки, заодно узнал насчет церкви. Ему сказали, что церковь есть и где. Только переспросили, точно ли ему, по виду казаху, нужна церковь, а не мечеть, например? В городе тогда корейцев по населению было мало, но их почти не знали, принимали за казахов, которых знали. «Я не казах, — объяснил Виссарион Григорьевич. — И мне нужна церковь по личному делу».
Церковь была возле Госпитального базара, ее недавно открыли, до этого был гараж с машинами. Теперь в помещении шел частичный ремонт. На нетиповую наружность Виссариона Григорьевича снова обратили внимание, но, заметив, как он грамотно крестится и кладет поклоны, отвернулись и стали смотреть в другую сторону. А Виссарион Григорьевич и сам радовался, что не забыл эти движения. На исповеди батюшка ласково спросил его о нации, Виссарион Григорьевич ответил, что нация корейская, но крещен в детстве, по поводу чего носил крестик, который пропал в депортации, одна только священная ниточка на шее и осталась, вот эта, а новый крестик изготовить сам для себя считал нескромным. Священник выслушал про поезд и Сибирь, даже про лук и еще про кое-что, чего пересказывать нельзя, исповедь все-таки, а потом показал, где можно купить новый крестик, что и было сделано.
С тех пор Виссарион Григорьевич раз в месяц, надев пиджак и шляпу, ездил в Собор. Там к его внешности привыкли, не толкается, шляпу снимает, ну и что, что казах или кто он там. А когда Виссарион Григорьевич принял участие в субботнике по разбору пола, то и зауважали, стали спрашивать о здоровье и передавать приветы. Иногда он приводил с собою жену, но она в церкви чего-то боялась и оглядывалась по сторонам, как в гостях. Когда в церкви собирали пожертвования для сирот войны, Виссариона Григорьевича выбрали в помощники, он передал в общий котел свою рубашку и помог составить список, копию которого потом берег, не выбрасывая, не сдавая в макулатуру.
Список вещей, пожертвованных прихожанами обеих церквей города Ташкента в пользу сирот воинов, погибших на фронте
1. Материя хл.-бум. в клеточку — 7 м.
2. Материал синий фланелевый 1 1/4 м.
3. Пеленки детские белые — 4
4. Салфетка желтая — 1
5. Материал хл.-бум. ситец в полоску — 3 м.
6. Бязь 1 1/2 м.
7. Грисбон 2 1/2 м.
8. Бязь — 2 м.
9. Желтый материал — 1 м.
10. Материал ситец горошками — 3/4 м.
11. Материал белый в трех кусках 3/4 м.
12. Шерстяная вяз. кофточка
13. Полотенца разные — 12
14. Детское пальто старое — 1
15. Брюки д/мальчика старые синие — 1
16. Носки теплые — одни новые
17. 3 панамы старые
18. Вязаная тюбетейка — 1
19. Гимнастерка старая — 1
20. Пшено 0,5 кг
21. Дамские чулки — 2 п. новые
22. Носки мужские — 2 п. новых
23. Детские чулки — 3 п. новые
24. Носочки старые
25. Брюки мужские белые ношеные — 1
26. Кофточки детские — 3 старые
27. Рубашки детские д/мальчика — 3 старые
28. Трусы старые — 3
29. Мужская рубашка — 1 старая
30. Платьице детское новое — 1
31. Платьица детские новые — 2
32. Свитера детские старые — 2
33. Майка старенькая — 1
34. Рубашечка детская — 1
35. Сетка мужская новая — 1
36. Косынка вязаная белая — 1
37. Красн. сатинов. повязка — 1
38. Носовые платки — 6 старых
39. Скатерть старая вышитая — 1
40. Марли на 2 платка
41. Нагрудники — 2 старых
42. Беретки — одна пуховая, одна вязаная
43. Фуражки старые — 2
44. Платье детское старое — 1
45. Детские колготки старые — 1
46. Моток ниток серых
«Мама, посмотрите, вот какой-то спи-сак вэ… вещ…»
Тельман был младшим, самым младшим, пятьдесят пятого года. Года Барана, говорила мать, помнившая названья всех корейских годов. Тельман, маленький барашек, много спрашивал, интересовался всем. Задавал вопросы сестрам и матери. Они что-то по-женски, по-своему, отвечали. Отец бывал дома редко, ел отдельно, быстро засыпал и не любил разговоров.
«Положи, отец ругать будет! Это документ».
«А я почитаю и отдам. Можно?».
Подергал за фартук.
Но мать уже устала от такого пустого разговора. Молча зашуровала тряпкой.
В семье говорили мало. Отец с матерью разговаривали в основном взглядами. Отец посмотрит, мать вздохнет. Мать посмотрит, отец нахмурится. Даже когда не совсем понимали друг друга, редко переходили на слова. Рима, старшая, тоже была молчалива. Только один раз Тельман услышал ее речь, когда шла со школы с подругами и смеялась. «Разговаривает», — подумал Тельман, никому об этом не рассказал. Даже матери, которой всегда все рассказывал; мать слушала, делая при этом какую-то домашнюю работу, шинкуя морковь, иногда откладывала нож, гладила его по голове. Ладони у нее были теплые и мокрые и пахли так сытно, что подышишь ими — и можно даже не завтракать.
И еще информация. Когда ему исполнился год, родители, по обычаю, поднесли его к столику, на котором разложили разные предметы. Чашка-чальтоги, книга, карандаш, ножницы и деньги. Что выберет ребенок, такая ему судьба.
— И что вы выбрали?
Принцесса успокоилась после фаланги и снова подсела к огню.
— Карандаш.
— А что это значит у корейцев?
— То же, что и у всех. А лично для меня — что я после школы бегом пошел поступать на журналистику.
— На журфак? — спросил Москвич, чертя палочкой по песку.
— Отец против был, хотел, чтобы я выучился на бухгалтера, ему нравилась эта специальность, жизненная. И вдруг: а может, на священника пойдешь учиться? Я даже удивился. Я современный человек, и вообще… Отец замолчал, и то столько всего сказал, на него не похоже. Зря его не послушал. Думаю иногда… Жалко, у меня детей своих нет, я бы им обязательно объяснил, что родители, особенно отец, это авторитет на всю жизнь.
