Наталья Арбузова - Тонкая нить
Какой-то год поле засеяли овсом. Гляжу я, как переливается колеблемый ветром овес, и вижу – некий хозяин выгуливает сразу двух собак на поводках, и они его так тащат в разные стороны, что он аж падает лицом вниз. Я поспешила ему на помощь, смотрю – это молодой цыган кормит неспелым овсом двоих подростков-медвежат на цепи. Кричит мне, чтоб не подходила – как раз смажут когтистой лапой по лицу.
91. Медвежьи истории
Я потом в Иркутске на базаре много видала ободранных баб с ягодами. Полплеча-то нет, кость почти что под кожей. А то еще в иркутском городском парке медведь плыл за лодкой и топил ее лапой. Другой же ходил по пятам за студентом-экологом. Студент шел по медвежьим следам и не заметил, что идет по кругу – медведь зашел ему в тыл. Дело кончилось плохо, однако остались записные книжки задранного медведем студента, полные интереснейших наблюдений.
В походе мои иркутские друзья набили на стоянке чучело медведя и поставили на тропе. Пришли долго отсутствовавшие товарищи, испугались было, но потом всё разъяснилось. Еще через несколько дней отлучки те же товарищи возвращались к стоянке и в том же месте увидали неподвижного медведя. Хотели было погладить, но тот повернулся и ушел. Их стоянка, как полагается, была на речке. На другом берегу медведь ловил рыбу. Поймав, садился на нее, чтобы она не ускакала в воду. Когда мимо плыла следующая, вставал, бил ее лапой, а предыдущая уплывала. Парни стали смеяться. Медведь понял, что оплошал. Сконфузился, рявкнул и ушел.
Я видела на воле троих медведей. Один на Карпатах лунной ночью ходил под лесом. Другой на берегу северной речки, пыхтя, выкапывал свою давно припрятанную зловонную добычу, а мы с детьми плыли мимо на байдарке. Третий на Байкале возле Листвянки уходил вниз по горному склону метров на двадцать подо мной.
92. Цыгане шумною толпою
Теперь слушай про цыган. Вхожу я однажды в большое помещенье кассы цирка на Цветном бульваре разузнать, в какой день мне постоять за билетами для детей. И тут в эту пустую залу вваливается цыганский табор. Высокий красивый цыган лет пятидесяти с гаком, с роскошной седой бородой, обводит картинным жестом человек пятьдесят цыган и заявляет тоном, не допускающим возражений: «Моя семья!!! хочет пойти сегодня в цирк». Наверное, я встретила цыганского барона.
Меня цыгане видят насквозь. Цыганка в Петергофе бежала за мной, выкрикивая на бегу: «Хорошего человека бросила, плохого взяла! Иди, иди, я с тебя такой и денег не возьму». Сама неплохо гадаю по руке. Линии же собственной моей ладони так далеко просматриваются, что едва лишь махну, показывая дорогу, а уж мне цыгане всё расскажут.
Жили мы с детьми на озере Удомля, на полпути от Москвы до Петербурга. Нам открыли ветеринарную аптеку на берегу, а деревня была далёко. Варили мы на костре. На наш огонек приезжали цыгане на двух телегах. Кто сидел с нами и пел, а кто с другого бока вынимал незаметную дощечку и влезал из подпола в дом воровать конские снадобья.
93. Новенькая
Меня вообще хорошо видно. Подхожу это я в магазине к кассе. Кассирша подымает голову и говорит: «Вы родились 11 ноября». Верно. Это, говорит, один такой день, когда мир подновляется. Отработавшие свою карму во многих воплощеньях уходят невесть куда, а приходят новенькие. Вас де не было в предыдущих рожденьях, потому и видите всё как бы впервые. Вот как она сказала. Мои же студенты, коим я читаю математическую логику, говорят, что 1111 есть знак абсолютной истины. Верь мне, читатель.
94. Экстрасенс
Дело было в горнолыжном лагере. На стене висел альпинистский башмак и фотографии всех восьмитысячников. Рядом – Шхельда, под ней плоскогорье с глубокой расщелиной и спинами форелей, виляющими внизу в узком потоке. У меня была травма позвоночника с резкой болью. Пришел такой же лыжник, врач-реаниматор новой волны. Постукал меня по спине, строго сказал, что все в порядке, и велел встать. Через несколько минут боль ушла, я пошла к нему в комнату сказать спасибо. Он сидел скрючившись с выраженьем муки на лице, со лба его капал пот. Понимай как знаешь, мой усомнившийся читатель. За что купила, за то и продаю. Видно, он в своей реанимации нащупал неформальный способ взять болезнь на себя и перебороть ее в себе.
95. Сталкер
А работа, учрежденье, оно-то как же? Я себя в нем чувствовала сталкером. Какая-то нескончаемая дьяволиада. Никогда не знаешь, какова будет реакция враждебной тебе и непознаваемой в своей алогичности системы, на чем ты подорвешься. У нас был директор, коего я уподобляла дурно запаянной схеме, где все провода не к той клемме приляпаны. Разумных реакций не просматривалось. Но, подобно сталкеру, я бесстрашно двигалась в зоне, я была жива, кормила детей, и у меня даже были кой-какие грошовые успехи.
96. От сумы да от тюрьмы
Был у меня начальник по имени Светлан Григорьич. Поехали это мы с ним в командировку в Ухту. Там спускались в клети в единственную в стране нефтяную шахту. Внизу ходили по рельсам. Когда навстречу шла вагонетка, надо было успеть добежать до специальных углублений в стене и стать по одному в нише. Обратные билеты нам достались в общем вагоне, полном отсидевших срок зэков. Я сразу им сказала, что де от сумы да от тюрьмы не зарекайся. И хорошо было после того Светлану Григорьичу ехать за моей спиной. Зэки с беспокойными глазами поили его водкой, меня же кормили шоколадными конфетами.
97. В чужой шкуре
Полетели мы на Самотлор. По времени от Тюмени до Нижневартовска лететь столько же, сколько от Москвы до Тюмени. Вот такая глубина на север у этой по всем статьям удивительной Сибири. Мучимые севером сосны под крылом самолета заваливались с кочек в топь. В аэропорту сидели по нескольку суток измотанные женщины с больными детьми. Пока мы, с полсотни человек, с помпой поехали автобусом на Самотлор, данный нам спецрейсом самолет угнали. Нижневартовский аэропорт самовольно вывез женщин с детьми, а мы теперь сами сидели вместо них, не смея роптать.
98. АСУ
Я сделала одно время бросок в сторону от нефти, и очень некстати. Уверяю тебя, мой читатель, нефть хорошо пахнет, а АСУ, с твоего позволенья, пахнет дерьмом. Знаешь ли ты, мой читатель, что такое АСУ? Нет, ты не знаешь этого. Представь себя в брежневском времени, именуемом застойным, знаменовавшемся словоблудием и очковтирательством. Был такой анекдот, что де наш паровоз вперед летит, а впереди заносы снежные. Все вожди в хронологическом порядке предлагают свои меры сообразно своей природе. Леонид же Ильич говорит – мол, не надо и ехать. Вы только качайте вагон и приговаривайте: «Чух-чух-чух».
Так вот, невесть откуда, возник лозунг АСУ – автоматизированные системы управленья, и никто не знал, о чем речь. Разведка, что ли, донесла о разработке компьютеров нового поколенья и компьютерных сетей? Да, но мы не знали и принципа их. Дали огромные деньги неведомо подо что. Возникла бездна должностей, подразделений, институтов – гигантская Панама. А чем же отчитываться? Слышим звон, да не знаем, где он. Отчитывались описаньем конкретных бюрократических процедур и неопределенными прожектами их компьютерной поддержки. Это на старых-то вычислительных машинах! Зато чиновникам открылось новое поле деятельности. Туфта длилась более двадцати лет и тихо упразднилась, оставив в здравых умах недоумение и отвращенье. Только увидав персональный компьютер с монитором, я поняла, о чем тут собственно могла бы идти речь.
99. Земля горит под ногами
Грешный человек, я пошла в АСУ и через три года с треском вылетела. Поделом, нечего было иронизировать. Я искала работу с энергией отчаянья. У меня обувь на ногах горела. Одни туфли развалились на бегу, и гвоздь вонзился в ногу.
100. Не шуба, а аллегория
Развалилась на мне и синтетическая шуба. Она вдруг стала издавать омерзительную химическую вонь и полезла полосами. Не иначе как на нее выпал химический дождь антагонистического состава. Я засунула эти зловонные клочья в раскопанную канаву у Курского вокзала, вскочила в метро и поехала домой раздевши. Вот так, мой читатель, в брежневские времена произошла некая необратимая реакция, в результате которой всё это полезло уже не по швам, но по целому.
101. Рвение
Вот я на новой работе. Намучившись в поисках, держусь за нее обеими руками. Это снова нефть, вдыхаю ее привычный запах. Он сладок мне, как дым отечества. Набираю подразделенье, будто бы на веки вечные. Пытливо всматриваюсь в молодые лица, ношу им какие-то книги. Страсть к просветительству обуревает меня раз и навсегда.
