Наталья Абрамцева - Рассказы и сказки для взрослых
И вот Она дома. Телеграммы. Поздравления по телефону. Ярко-красные тюльпаны. Заказан столик в «Праге». Так. Все так. А солнце? В телеграммах? В «Праге»? По телефону? Нет! Нет! Нет! Нет солнца… Она смеется. Почему? Никто не понимает. Она смеется. Ей больно. Ей горько. Она горда. Да, она просто счастлива! Она спасла солнечную ветку белой сирени.
И только солнце. Она и сирень белая знают об этом. Даже старый скрипач не знает. Или знает?..
ОДНО ОСТАЕТСЯ — ЖДАТЬ…
Ягоды рябины были ярко-красные, а листья ее сиреневые. А вот листья березы и ясеня — желтые. Но все равно не похожие друг на друга. Потому что продолговатые листья ясеня скорее золотые, чем желтые. А листочки-сердечки березы даже на солнце — пусть на холодном, на осеннем — скорее печально желтеют, чем золотятся. А сильные дубки просто веселые и рыжие-рыжие. А вот клены, те и желтеют, и золотятся, и краснеют, и рыжеют.
В общем, все до единого листочка чародейка Осень раскрасила по своему вкусу. А вкус у нее, надо признаться, отличный.
Еще раз осмотрела Осень свои владения. Все хорошо. Только трава не понравилась: бурая какая-то, невыразительная. Слегка тряхнула Осень деревья, и бурая трава уже не видна под ковром пестрых листьев. «Теперь все», — решила Осень.
Время идет, все довольны. Даже люди. А вот Осень начинает волноваться. Волнуется Осень, кривит яркие губы, сердито щурит желто-карие глаза, на север смотрит. «Сейчас, вот-вот, явится белая волшебница. Ничего, холодная, не пожалеет! Даже лето зеленое-веселое покорилось мне. Красоте, богатству, силе моей прекрасной уступило. Так неужели снежная-ледяная погубит все вокруг. Не дам! — тряхнула Осень листьями. — Не пущу! Не дам!». Гордо встала Осень у своих границ.
А вот и она, сама Зима появилась. Белая шаль узорами из драгоценных льдинок украшена, на ресницах густых вокруг глаз синих — холодных, снежинки застыли, губы сжаты.
— Пришла… — сердились желто-карие глаза.
— Пришла, — спокойны синие глаза холодные.
— Зачем? Разве я хуже тебя?
— И я хороша. Да и время мое.
— Твое ли? — усмехнулись яркие губы.
— Мое, — почти не разжимались губы холодные.
— Не пущу. Уходи! Погубишь все.
— Губить не стану. По-своему переделаю.
— Не переделаешь, — сердилась Осень, — Не позволю!
— Не сможешь. Время твое ушло. И ты уходи, — звенела Зима.
— Не уйду.
— Уходи!
— Уходи!
— Уходи.
«Твое время, мое время, ушло время, время… Время… Время…» — летели слова.
— Уходи, уходи, уходи, — летели слова. Они не ссорились. Они сражались. Так кто же победил? Холодная ли уверенность? Упрямая ли настойчивость? Кто сильнее? А может ли быть кто-то сильнее?
— Уходи!
— Уходи!
— Уходи!
И ушли. Обе. Почему? Обиделись. И Осень-чародейка, чье время ушло. И Зима-волшебница та, что решила: «Пусть без меня обойтись попробуют».
Ушли. Обе. А кто же остался? Дождь холодный, деревья с голыми, гнущимися от ветра ветками, лужи, по которым уже не плавают разноцветные лодочки-листочки. Серое все, серое. И не удивительно: обиженная Осень унесла с собой разноцветье листьев, грибов, ягод.
А дождь — он бы и рад серебряным снегом обернуться, да Зима на Осень обиделась, ушла. А ветер хотел бы метелицей стать, да как без Зимы? А голые ветки просто мечтают инеем заискриться, но Зима далеко уже! А лужи грустные так хотели бы в сверкающие ледяные зеркала превратиться! Но ушла Зима, обиделась и ушла.
Так как же быть? Ведь грустно, тускло, серо очень. Что же вы наделали Осень и Зима? Что же вы наделали, Зима и Осень?
… Одно остается. Ждать Весну. Очень ждать, терпеливо ждать, верно ждать. Она придет.
БУСЫ
Жили-были бусы из желтых камушков… Вернее — из прозрачных. Вернее — из желтых и прозрачных. Есть такой желто-прозрачный камень по имени янтарь. Когда хозяйка бусы купила и, все сказали:
— Они тебе очень идут, эти красивые бусы. На том разговоры о бусах и закончились. Прошло некоторое время. Нитка, на которую были нанизаны бусы, терлась-терлась о бусинки и неожиданно порвалась. Хозяйка в это время срезала цветы в саду, на солнышке. Женщина ойкнула и быстро поймала нитку. Все бусинки удалось поймать. Кроме одной. Эта бусинка подпрыгнула и укатилась на самое яркое солнечное пятнышко. А хозяйка, довольная тем, что поймала рассыпавшееся украшение, собрала в ладошку разорванные бусы, пошла перенизывать их на новую крепкую нитку. Маленькой бусинке, той, что укатилась, было очень обидно, что ее не заметили.
Но это еще не все. Вдруг бусинка почувствовала острую резкую боль.
— Ой, прости, пожалуйста, — сказал Солнечный Луч. — Я, кажется, уколол тебя?
— Кажется! Я чуть сознание не потеряла от боли, — сказала бусинка.
— Сейчас тебе легче? Я знаю, что легче. Зато посмотри, какой ты стала! Ведь уколов тебя, я подарил тебе кусочек самого себя. Свою искорку. Ты светишься, как волшебная, — так говорил Солнечный Луч.
— Кому это надо? Ведь я потерянная!
Но бусинка ошиблась. Ее необыкновенный свет привлек внимание. Кто-то поднял бусинку и отнес хозяйке. Рядом со своими подружками бусинка казалась почти прежней. Ведь они тоже были солнечного цвета. Но что-то необыкновенное все-таки отличало ее от других бусинок.
Она вздрагивала то от не совсем прошедшей боли, то от того, что понимала, какая она необычная.
Когда хозяйка нанизала все бусы и надела их, ее знакомые ахнули.
— Что это за камень?! Наверное, это очень дорогой и редкий камень? Мы никогда такого не видели.
— Да нет же, это мои прежние бусы, просто они сверкают на солнце.
— Что случилось? Как тебе удалось стать такой красивой? — спрашивали все бусы у маленькой яркой бусинки. — Рядом с тобой мы тоже кажемся необыкновенными, волшебными, сверкающими.
— Почти ничего не произошло, просто меня уколол Солнечный Луч и подарил мне свою искорку.
— Уколол?! — подружки-бусинки растерялись. — Сделал тебе больно? Значит, чтобы стать такой красивой, как ты, нужно перетерпеть боль?
— Значит, нужно. Но если бы все повторилось сначала, я бы не отказалась радоваться тому, какими мы стали красивыми.
— Ну уж нет, — сказала одна бусинка. — Я не хочу терпеть боль.
— Я тоже!
— Я тоже!
— Я тоже! — сказали все бусинки — камушки…
А и не надо.
Кто-то один перетерпит боль и страдания, а все, кто рядом, станут лучше и красивее.
Разве ты никогда не замечал этого?
Разве тебе ничего не известно об этом?..
ЛАСТОЧКА
Весело напевая, маленький приемник раскачивался на шее Ласточки. А Ласточка помахивала головой и под музыку ритмично перебирала копытами. Ласточка — лошадь. Не молодая, честно говоря, — старая. Она работала в этом колхозе, когда еще техники там было всего ничего. И конечно, работы у Ласточки было невпроворот: вспаши, тракторам помоги, одно привези, другое отвези. Да и кроме официальной работы забот хватало: то деда Митрофана к врачу свези, то тетке Аглае сено привези, а то в самый город топай, в магазин «Детский мир»: Петьке конструктор вынь да положь.
Давно лошадь работала в колхозе. Дело свое знала отлично. Доверяли ей полностью, а потому работала Ласточка самостоятельно, без кучера. Приходила утром к своему начальнику, получала задание.
Прошло время, колхоз стал сильным, богатым, техники разной сколько угодно. Где уж старой лошади за всеми чудо-машинами угнаться? Попросила на другую работу перевести — поспокойнее.
Работа нашлась — стала почтальоном Ласточка. Ласточка знала всех, все давно знали Ласточку, а значит, никаких недоразумений, ошибок быть не могло. Подходила лошадь к нужному дому, звала: «И-го-го!» Выходила хозяйка, брала с тележки, что ей полагалось, а Ласточке выносила морковку или еще что-нибудь вкусное.
Ласточку все любили. Помнили, как помогала она людям в трудное безмашинное время, да и сейчас честно работала. Решили все вместе сделать старой лошади подарок. Знали — Ласточка любит песни. Часто после работы она стояла под окном клуба — слушала музыку. Вот и решили подарить ей приемник, легкий, чтобы Ласточка носила его на шее и слушала. Поэтому, когда мы с ней встретились, шла старая лошадь, постукивая копытами в такт знакомой мелодии.
Тележка с почтой уже почти опустела, одно-единственное письмо осталось. Конверт яркий, марки красивые. Но прочитать адрес Ласточка не могла.
Решила посоветоваться с Главным почтальоном. Посмотрел Главный почтальон, удивился.
— Ласточка! — говорит. — Это ведь тебе!
Приемник на шее Ласточки напевал что-то спокойное, а все четыре ее коленки дрожали от волнения. Поверить, что письмо действительно ей, старая лошадь не решалась — очень уж заманчиво, очень уж хотелось.
— Точно, тебе, от родственницы какой-то!
И не думала Ласточка, что есть у нее родственница. А тут письмо! Ей — лично! Главный почтальон выключил приемник. Стал вслух читать:
