Наталья Солей - NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника
– Это какой-то бред. И если уж заговаривать сережку, то зачем делать это через третье лицо? Если бы я действительно хотела быть с тобой, твой Гладьев был бы определенно третьим лишним.
Марина попыталась перевести разговор в шутку, но тут встретила озлобленный чужой взгляд Микиса, в котором читалась решимость махом оборвать все отношения.
– Впрочем, – тут тон ее стал ледяным. Она чуть было не начала оправдываться. Зачем? В чем и перед кем? Один оговорил, другой выслушал и тут же поверил этому горячечному бреду. Чем больше Микис слушал, тем больше ему говорилось. Для них с Гладьевым понятия чести, мужского достоинства, благородства – понятия запредельные. Что-либо выяснять и плавать в этой грязи она не намерена. Приняв решение, Марина резко оборвала себя:
– Пожалуйста, уйди. Мне очень не хочется впредь тебя видеть. Никогда.
Он не заставил себя уговаривать. Развернулся и хлопнул дверью.
«Все у нее не как у людей, – раздраженно думал Микис, быстро спускаясь по лестнице с седьмого этажа, забыв о существовании лифта. – Устроила бы скандал, накричала бы. А эта? Как будто за ней какая-то правота. Никогда – значит никогда. Мы всегда были по разные стороны баррикад, каждый со своей правотой, с непересекающимися жизненными ценностями. Нет у меня времени на выяснение этих непонятных, запутанных отношений, только мешающих привычному ходу вещей…»
Но, что бы ни говорил себе Микис, на душе было довольно пакостно, и он не мог объяснить, отчего такое мерзкое ощущение. Ну не мог же Гладьев придумать такую историю. Нет, он на такое не способен. Все правильно. Это Марина оказалась человеком с двойным дном. Побежала к каким-то бабкам, чтобы привязать его к себе, подавить его волю, сделать из него зомби.
Вера в Бога и боязнь греха в борьбе за желаемое – только слова. Все люди знают, что хорошо, а что плохо. Но когда ими овладевает навязчивая идея, то спокойно преступают все заповеди. Ведь вошла в мою жизнь, подружилась с сыновьями. Конечно, цель оправдывает средства. Она поступила так, как поступают все, чтобы чего-то добиться. Просто цели у всех разные, и законы преступают разные. Кто-то – уголовные, кто-то – нравственные. Спасибо Гладьеву – предупредил. Не бывать всему этому никогда. Правильно она сказала. Никогда!
Ужин без свечей
С тех пор Микис усвоил, что никогда не надо говорить «никогда». Когда-то он эту аксиому воспринимал только как фразу, название фильма про Джеймса Бонда, не вдумываясь в сущностный смысл этого словосочетания. Это «никогда», сказанное в минуты гнева и раздражения, отдается в тебе так убедительно, так веско, но проходит время, и ты… всегда жалеешь об этом своем порыве.
Самсонова, надо сказать, всегда спасал собственный характер. Он никогда не помнил о непорядочных поступках, которые совершал по отношению к другим. Мог предать или подставить человека, но по прошествии времени бесконечно искренне говорил ему о своей преданной дружбе и любви. Причем был так убедителен, верил в это сам, и, что самое замечательное, некогда обманутый человек тоже верил ему.
Благодаря этому своему таланту Микис сумел сгладить тот, первый, конфликт с Мариной. Постепенно подобные перерывы в общении стали нормой в их отношениях. При этом Марина, видимо, начала уже что-то понимать и разгадывать феномен Самсонова. Ее активная убежденность в его гениальности, сменилась рассуждениями о том, что талант в мужчине – то же, что красота в женщине, – всего лишь обещание. Для того чтобы быть подлинно великим, сердце и характер должны быть равны его таланту. И тем не менее, все понимая, разочаровываясь все больше и больше, она ничего не могла с собой поделать. Шла на примирение, поскольку не могла освободиться от власти, которую имел над ней этот человек. В глубине души она считала Самсонова талантливым художником, но растрачивающим свой Божий дар самым кощунственным образом.
Микис же не мудрствовал лукаво, не любил афоризмов. В отношениях с женщинами руководствовался простым правилом: непременно вступал с ними в близкие отношения, за которыми следовала женская влюбленность и бесконечная преданность. Далее все зависело от самих женщин, как эти качества они проявляли. Как правило, большинство начинали ему служить верой и правдой. Кто как мог: одни готовили его любимые блюда, другие организовывали загранпоездки, знакомили со спонсорами, решали бытовые проблемы, организовывали интервью, приглашали на телевизионные передачи. При деле были все. Марина понимала, что и она вступает в многочисленный отряд волонтеров имени Самсонова, но в глубине души обманывала себя, считая, что стоит особняком и к ней (именно к ней) Микис испытывает особые чувства.
В какой-то мере это было действительно так, если вообще возможно говорить о чувствах человека, который в своей жизни не испытывал никогда никаких эмоций.
И вот теперь надо позвонить Марине. Будет ли она с ним говорить? Знает ли о его последнем любовном увлечении? Сразу ей все рассказать или подождать? Возможно, она уже владеет какой-то информацией?
– Ладно, как пойдет, – подумал Микис и набрал знакомый номер телефона.
Марина ответила сразу, не удивилась, будто последний раз созванивались только вчера. Никаких претензий, никаких выяснений отношений. Все в подтексте. Сам факт звонка – это признание вины. А то, что она с ним разговаривает, – ее прощение. Он скороговоркой спросил, как дела, куда пропала, сообщил о том, что планировал в ближайшее время улететь в Австрию, но вот непредвиденные дела, возможно, отодвинут эту поездку. По ровному доброжелательному тону сразу невозможно было понять, как Марина относится к его звонку. Она даже не спросила, что за дела могут задержать его в Москве, вынуждая Микиса начать неприятный для него разговор.
– Скажи, пожалуйста, в последнее время у тебя не было странных звонков, – выпалил он мучавший его вопрос.
– Странных? Нет. Неожиданный был. Хотя, если подумать, может, он был и странным, – задумчиво ответила Марина. – Правда я думала, что тот разговор случился вследствие минутного настроения.
– Какой разговор? – насторожился Самсонов.
– А ты разве не знаешь? Ко мне приходила твоя давняя знакомая Елена Макеева. Я думала ты в курсе.
– Да о чем ты говоришь? В каком курсе? На мою голову каждый день валятся какие-то совершенно нелепые и жуткие сюрпризы, а я все узнаю последним. При этом постоянно оказываюсь крайним.
– Подожди. Давай все по порядку. Что случилось? – попыталась взять ситуацию в свои руки Марина.
– Все расскажу, но не по телефону. Давай позавтракаем где-нибудь. Мне надо только принять душ. Сейчас пробок нет. Через час я буду в «Пушкине», сможешь подъехать туда?
– Смогу. Только для меня это будет уже обед.
– О’кей! Ни тебе, ни мне. Пусть это будет ранний ужин. Только приходи.
– Я буду. Мне тоже есть о чем поговорить с тобой, – сказала Марина и повесила трубку.
Довольно резко и с каким-то превосходством. Она никогда так не разговаривала, невольно отметил про себя Самсонов. Ладно, все нормально, просто еще не простила мое появление на «Улыбке года» с девушкой Машей из журнала «Чемоданы и саквояжи», да и эта одиозная писательница Зина Тверская, на всех углах трезвонившая о наших отношениях, сыграла свою роль. Впрочем, все это ерунда. А вот зачем Лена к ней приходила? Откуда узнала о Марине? Что хотела? С этими мыслями Микис отправился в душ и только там вспомнил, что ему совершенно необходимо позвонить Анжеле.
Подсознательно он ждал, что та позвонит сама, как было всегда. Самсонову не хотелось лишний раз разговаривать с ее мужем, который случайно мог взять трубку. Не дождавшись звонка, позвонил сам.
Анжела ответила заспанным голосом.
У нее была бессонница, и потому она до сих пор в постели.
– Послушай, постарайся быстро включиться и вспомнить, что ты говорила мне о моей жизни без Лены Макеевой. Помнишь? Что знаешь, как избавиться от ее претензий и все такое… Дословно не помню, но что-то в этом духе. Что ты конкретно имела в виду? Только не говори, что ничего не помнишь спросонья. Я тут пятый угол ищу, а она спит, – орал он в трубку.
– А что такое? С каких пор ты бодрствуешь раньше часа дня? Если ты встал, то спать уже никто не имеет права? Совсем обалдел? С Леной я уже давно обо всем договорилась. Все нормально, ты ее больше не увидишь, – лениво отбивалась Анжела.
– Ну нормальней просто не бывает. Интересно, где это ты научилась так конструктивно разговаривать? Прямо насмерть.
У нее уже претензий точно никаких. Теперь только у милиции. Вот только к кому больше не знаю: к тебе или ко мне, – не унимался Самсонов.
– Ты что несешь? – мгновенно проснулась Анжела. – При чем тут милиция?
– При том, что Лена найдена мертвой у себя в квартире. Застрелили ее, как показала экспертиза, от 13 до 14 часов. Ко мне уже милиция приходила. Что-то все расспрашивают, выведывают. Нашли у нее мой адрес. А у меня в квартире нашли пулю от пистолета, из которого она, если ты помнишь, стреляла, когда приходила. Я в панике…
