Роман Перин - Руна жизни
— Крючков как-то обронил фразу об агентах влияния. Что-то двинулось, потом внезапно заглохло, — Чернин махнул рукой в пустоту и закурил трубку.
— Ох, глава КГБ «обронил»! Тут не ронять, а действовать надо! И пока действовать тихо, готовить материалы для будущих судебных процессов и трибуналов. Народу надо показать врага. И всё должно быть очень убедительно. Иначе на их месте можем оказаться мы.
— Ты предлагаешь создать тайную организацию?
— Именно так. Против тайного нужно бороться тайно, особенно в наших условиях. Нас ещё лет на десять хватит, а за это время и молодые созреют. Пусть проиграем первую схватку, лишь бы выиграть главное сражение. А насчёт подчищенных дел ты особо не переживай. Летописи всегда переписывали в угоду новому царю или режиму. Поэтому всегда ценится подлинная информация, и ты это знаешь лучше меня. Торопись её собирать, но очень осторожно, уже много загадочных смертей в кругу знавших «лишнее». Чует моё сердце, готовится что-то грандиозное и подлое. А вдруг получится так, что только у нас двоих и хватит смелости создать «партизанский отряд», который найдёт верную дорогу для заблудившейся армии. В такие моменты истории роль личности становится решающей, народ же в своей массе — зритель.
— Кстати, завтра мы отмечаем присвоение звания полковника моему заместителю Маканину, и там будет Людвиг Иванович. Есть смысл с ним переговорить. Ведь он, как все смертные, по пьянке больше скажет, а выпить он любит, я знаю. Ты извини, Коля, но пригласить тебя не могу, меня просто не поймут наши. Ты же знаешь, нас не очень любят грушники и эмвэдешники, а нам остаётся не любить партразведку, — Чернин рассмеялся и хлопнул приятеля по плечу. — Не обессудь, за грубый юмор.
— Ты прав, мне там светиться не к чему, а вот насчёт Людвига Ивановича хорошая идея. Этот лис знает многое и если проговорится, то только после хорошего вливания. К тому же, я знаю одну его безобидную слабость, мы воспользуемся и ей. Как я понимаю, отмечать вы будете на своей даче на Крестовском. У моего знакомого там неподалёку, в Елагинском дворце, точнее в его хозяйственном комплексе шикарная зала с отдельным входом. Вот там мы и встретимся. Выпивка и закуска за мной. Твоя задача уговорить Людвига Ивановича продолжить банкет в узком кругу. Про меня не говори, пусть будет сюрприз. Эту лису надо брать врасплох.
— Хорошо! Начало у нас в шесть. Часам к девяти начнут расходиться. Давай я его в девять и соблазню тайной встречей.
— Договорились, детали обсудим по дороге. Пора собираться.
В каюту спустился Моисей Иванович. Вытирая ветошью руки, он остановился при входе.
— Мы всё, Иваныч, — вставая из-за стола, сказал Чернин и принялся собирать в пакет пустые пивные бутылки. Базунов присоединился к процедуре уборки.
— Вы, мужики, оставьте мусор, я всё сам уберу, не гоже гостям за собой убирать. Вы мне лучше в одном политическом деле пособите. Мы с мужиками как-то разговорились насчёт дефицита в нашей стране. Тут много непонятного. Ну, бог с ней, с водкой, может, так и надо, чтобы две бутылки в месяц. Даже с мясом и молоком могу понять: из-за проблем сельского хозяйства, пусть с погодой не повезло и тому подобное. Но вот с туалетной бумагой, с одеждой, с мылом, с цветными телевизорами, с автомобилями, с жильём ну никак понять не могу. Ведь у нас больше половины мировых запасов сырья, мы победили во Второй мировой, мы первыми вырвались в космос, я уж не говорю о наших кулибиных. Ведь всё это означает, что с техникой и учёными у нас всё в порядке. Откуда тогда этот дефицит, который так унижает людей? — голос Моисея дрожал от волнения, но глаза смело смотрели на гостей, присевших за стол.
— Позволь, генерал, я попробую ответить!
— Отвечай, Николай, заодно и я послушаю. Я тоже не знаю точного ответа, если не говорить о временных трудностях и больших расходах на оборону. Например, Вьетнам обошёлся в копеечку — по новой машине «Волга» на каждую семью в СССР. Ладно, лучше ты Николай, а то меня понесло как на политинформации.
— Хорошо, попробую ответить в меру своего понимания и честно, а то Моисей, бывший моряк, повидавший многие страны с изобилием нашего дефицита, завалит меня вопросами, как плохого студента. Так вот, на оборонку у нас действительно идёт до пятидесяти процентов бюджета, но это не объясняет дефицита туалетной бумаги или бетона и досок в стране лесов и невероятных залежей полезных ископаемых. Это даже не объясняется системой управления — плановое хозяйствование, оно даже в капиталистических странах плановое, на рынок никто лишнее выбрасывать не будет. Всё упирается в конкретных исполнителей и в систему наказания плохих чиновников. Если назначать людей на должности директоров заводов и фабрик, исходя не из их профессиональных знаний и деловых качеств, а из партийной принадлежности, то, конечно, эти предприятия хорошо работать не будут. Если завалившего производство самодура не наказывают, как уголовного преступника, а с завода переводят на другой завод и только потому, что он член партии со стажем, ну разве такая система способна работать эффективно? И действительно, у нас очень много врагов, даже не у партии, а у страны, в недрах которой несметные богатства плюс просторы, их пьянящие. Эффективно в нашей стране может управлять только сильная и умная власть. Русскому народу надо давать работу и за неё хорошо платить, но нельзя давать лишнюю волю. Наш народ большой ребёнок, он без родительского присмотра или дом спалит, или ноги переломает. Конечно, изменения и реформы нужны, нужен рынок. Но делать нужно всё очень осторожно, шаг за шагом. Иначе обманут и обворуют. Я ответил, Моисей?
— Насчёт доверчивости народной, это вы точно подметили. Я знаю, что многого вы сказать не можете, но сказанного мне, старику, достаточно для понимания и терпения, а вот молодёжь вряд ли поймёт. Боюсь, что пойдут они за проходимцами и обязательно будут обмануты…
САМЫЙ БОЛЬНОЙ ИМПЕРАТОР
Глава пятая
«В архиве Кремля сохранилось сочинение 18-летнего Андропова, посвящённое творчеству Владимира Маяковского. Юра, в частности, пишет: "Февральская революция породила погромы и своры чёрных сотен. "Черт вас возьми, черносотенная сволочь!" — восклицает Маяковский". В общем, стоит ли говорить, что у семьи Андропова была масса веских причин сменить прописку и до неузнаваемости изменить историю происхождения Юрия Владимировича. После двух погромов сбежишь не только на Кавказ. Видимо, эти переживания и заставили родственников Юрия Владимировича придумать легенду для сына, которому ещё жить и жить при новом режиме, с легкостью ломавшем судьбы миллионов людей. Время "с двойным дном" порождало легенды. Перед нами — только одна из них. Сколько ещё таких вот "двойных" биографий таят кремлевские архивы?…».
Денис Бабиченко (www.itogi.ru)
Как и условились, Базунов подъехал в девять и остановил «Москвич» в тридцати метрах от центральных ворот. Открыв окна, он наслаждался влажным воздухом парка и шёпотом мелкого дождя. Из релаксации его вывел громкий удар по крыше машины. Базунов вышел и увидел на крыше ворону, которая с усердием пыталась оторвать клювом массивную гайку, болтающуюся на её лапе. Базунов оценил ситуацию и, быстро схватив птицу двумя руками, сел в салон. Включив свет, он увидел, что гайка держится на толстой рыболовной леске. Ворона после слабого сопротивления и долгого молчания громко, но неуверенно сказала «карр».
— Я надеюсь, это было «здрастье», — увлечённо распутывая леску, прошептал вороне на ухо Базунов. Ты мне всю конспирацию нарушила. Молчи! Я тебя распутаю и отпущу.
Базунову показалась, что ворона поняла его слова и перестала сопротивляться. Наклонив голову набок она, смотрела на руки освободителя.
— Ну вот, курносая, ты свободна. Надо же какая у тебя старая гайка — четырёхгранная, а сейчас шестигранные гайки; антисемиты считают, что это еврейские происки. А, курносая?
Базунов уже хотел отпустить ворону, но вдруг заметил, что её правое крыло неестественно смещено и, вздохнув, нравоучительно заговорил:
— Ну, подруга, ты не только запуталась, ты ещё и крыло сломала. И где тебя угодило в такую переделку попасть? Ладно, будем лечить, но не сейчас. Тут, может, судьба государства решается, а ты все карты можешь спутать, — Базунов открыл бардачок и, убедившись, что ворона в него помещается, сунул её туда и закрыл крышку.
В это время возле машины послышались шаги. По аллее шла пожилая пара ленинградских интеллигентов. Базунов узнал типичный «одесский говор», который евреи старого поколения неизменно носят с собой и достают его, когда оказываются в своём кругу. Это наверняка была семейная пара, уже справившая золотую свадьбу. Жена отчитывала мужа: «Яков, тебе сколько лет? Тебе восемьдесят три года! Нет тебе не восемьдесят три года! Тебе восемь лет и три месяца. Кто просил тебя спорить с рабби? Кому есть дело, что ты доктор наук. Ты уже не на должности, ты простой советский пенсионер, ты ничего не можешь. Я прощала тебе всех совращённых студенток, я простила тебе твою странную дружбу с этим Борей. Но я тебе не прощу эту выходку безбожного советского еврея…». Яков решил защищаться и козлиным голоском запел: «Укусила кошка собачку за больное место, за схрачку…».
