Семен Данилюк - Милицейская сага
- Чего?! Да что ж это, бабы?! - взвизгнула старуха, ухватив за рукав ближайщую к ней полнолицую, с неестественно поблескивающими глазами хохлушку. - И не вступитесь?!
- Да отчепись ты, зараза! - поспешно оторвала ее от себя та, не забывая при этом искательно улыбаться Рябоконю. - Все на халяву хочешь. Вот и наварила!
- Катись, катись, пока остальных не трогают, - поддержали из дальних рядов.
- Ах, во как?! - поразилась старуха. - Так-то вы, козлищи? Да вас самих пошмонать если... Може, рассказать?
Голос ее прервался, маленькое тельце, выдернутое, будто брюква из грядки, решительной рукой патрульного сержанта, метнулось к асфальту. И оббилось бы об него, если б не было подхвачено его напарником. Стремительно козырнув, милиционеры шустро поволокли старуху-штрейкбрехера в сторону: у патрульного наряда к цветочным рядам был особый, "неуставной" интерес.
- Горячий вы, Сергей Васильевич, - с легким сарказмом упрекнул Тариэл. - А в вашей работе голова должна быть холодная. Так ваш зачинатель товарищ Дзержинский учил.
- Да пошел ты, - огрызнулся оплошавший Рябоконь. Но тут же взволновался, будто застоявшийся "на номере" охотник, уже отчаявшийся подстрелить дичь и вдруг увидевший ее перед собой. Изменился в лице и Тариэл.
Прямо на них, помахивая небрежно такой же объемистой спортивной сумкой и приплясывая, надвигался молоденький южанин. Был он в хорошем настроении, увлечен какими-то своими, очень приятными мыслями и оттого всю группу увидел лишь метров за пятнадцать. В полной растерянности застыл он на месте.
- А ну иди сюда, поросенок! - подозвал Рябоконь.
Тот потоптался в нерешительности, беспомощно глянул на гневного - роли переменились - Тариэла, что-то прикинул, резко повернулся, готовясь рвануть в сторону, и... остановился. Сзади, в сопровождении двух парней, к нему спешил невесть откуда взявшийся Лисицкий.
- Старина Хассия! - метров с десяти прокричал он, радостно улыбаясь попавшему в ловушку "подносчику снарядов". - Чертовски рад тебя видеть! Что ж ты стоишь? Что ж не торопишься обнять своего старого друга Лисицкого?
Подойдя к тому, кого назвал Хассией, Николай восторженно потряс его за плечи.
- Уж и не чаял встретиться. А сумка у нас какая! Ну, какая. Все хлопочешь. Ни разу чтоб налегке. И что на сей раз?
- Да так, по дому, - Хассия бессмысленно попытался спрятать сумку за спину, но тут подошел Рябоконь и без всяких церемоний ее отобрал.
- Здорово, хрен. Приехал на заработки к дядьке Тариэлу?
- Да ну бросьте вы. Люди или нет? - сбивчиво заговорил Хассия. - Всего и взял-то самолет окупить. Денег надо.
- Смотри-ка, бедный, - изумился Рябоконь, с особым наслаждением погружая руки в сноп гвоздик, которыми огромная сумка была набита доверху. Внутри, не сдержавшись, сжал он со всей силы пальцы, мстительно сминая и корежа подвернувшиеся стебли. - Чего ж нам с Лисицким тогда говорить? Марш в отдел!
- Зачем в отдел? Не надо в отдел, - включился мрачный Тариэл, чутко отреагировав на слова Рябоконя о их с Лисицким бедности. - Ну, что в самом деле? Ничего, в самом деле. Ведь разве теперь восьмидесятый? Для людей делаем. В свете, так сказать. Есть разрешение, нет разрешения! Ну, штраф заплачу. С квитанцией, без квитанции - как скажешь. А?
- Заплатишь, говоришь? - задумался Лисицкий, быстро переглянувшись с Рябоконем.
- Заплачу, без разговора! - захлопотал Тариэл, тянясь к выпуклому карману. - Прямо здесь, как скажешь!
- Да ты никак спятил, - сделал страшное лицо Лисицкий. - Совсем, видать, ополоумел. В отделе разберемся. Пойдем, дорогой. Я ж тебя в наших угрюмых северных краях лет сто не видел.
Обхватив Тариэла за объемистую талию, Николай нежно повлек вперед.
- Чайку выпьем, о политике похрюкаем, - завлекал он, лучась от удовольствия.
- Отделяться, может, надумали, - в голосе Рябоконя блеснула слабая надежда.
- Шутит Серега, - успокоил обидчивого южанина Лисицкий. - Куда ж вы без нас? Без людей-то? Не кому будет облагодетельствовать, так с голоду опухнете.
И он ласково потрепал за щеку подвернувшегося Хассию.
- Мальчишку бы отпустили, слушай, - вяло попросил Тариэл. - Чего с него? Студент. Случайно он.
- Случайно? - задумался Лисицкий, притормаживая.
- Кто случайно? Этот хорек?! - приготовился зайтись в праведном гневе Рябоконь.
- Это бывает, - особенным голосом произнес Лисицкий.
- Бывает?!
- Бывает, бывает. Просто - подвернулся человек. Помог по-родственному. Без корыстного умысла.
Под настойчивым взглядом Лисицкого у Рябоконя что-то провернулось.
- А ну да, бывает. Ладно, хрен с тобой, катись!
Оставив позади опешившего от крутых зигзагов судьбы Хассия, шумная от горячего южного говора приободрившегося Тариэла кавалькада двинулась в сторону райотдела - к облегчению затаившихся цветочниц.
Двинулся следом и подзабытый, впавший в тихое бешенство Мороз.
Все происшедшее было столь откровенно, что он едва сдерживал зубовный скрежет. А когда Тариэл попросил отпустить племянника - это челнока-то! Источника поставки! - и Лисицкий на просьбу эту незамедлительно откликнулся и отпустил - без опроса, без документирования! - надо быть законченным дураком, чтоб не понять причину невиданного этого гуманизма: взяточнику лишние свидетели ни к чему.
Особенно злили его теперь красивые слова об уважении к Тальвинскому, обернувшиеся готовностью быстренько сдать того же Андрея ради возможности взять в лапу. Котовцы хреновы!
Процессия зашла в обэхээсный дворик, где Лисицкий, прихватив нервничающего Тариэла, скрылся в фотолаборатории, а Рябоконь с Морозом в сопровождении двух внештатников-понятых ввалились в дальний кабинет, грубо проигнорировав грозный дорожный знак.
Швырнув в угол сумку, Мороз демонстративно отошел к окну.
- Чего невеселый? - подметил Рябоконь. - На тебя работаем!
- Вижу! Аж запарились.
- О, да ты телок!
- Но не лох! И, промежду прочим, не для того в ментовку шел, чтоб старух-цветочниц гонять да "черноту" ощипывать. Иль думаешь не знаю, как положено документировать?
- Ах, знаешь?! И чего ты знаешь?
- Знаю, что попался этот Тариэл на незаконной торговле цветами, а после того как пацана вы за здорово живешь отпустили...
- Да чхать он хотел на эти цветы! - вскипел Рябоконь. - И на нас с тобой с ними вместе! Он тебе, салаге, правильно дал понять, только у тебя уши зашиты: теперь не восьмидесятый и за торговлю травой этой без разрешения никого не посадишь.
И Рябоконь в сердцах двинул ногой по сумке.
- Вот и решили, похоже, с паршивой овцы хоть шерсти... да? Только меня не за этим к вам послали!
- А для чего ты сюда вообще приперся? - Рябоконь, обнаружив на подошве прилипшую грязь, принялся старательно очищать ее о бок изъятой новенькой сумки. - Чтоб цветочников штрафовать или чтоб ключевую информацию надыбать?
- Ключевую! - он воздел длинный узловатый палец. - То есть важнейшую. За которую, случись чего, и башку оторвать могут. И ты, умник, полагаешь, что человек, пользующийся у этих "случись чего" доверием, тебе эту информацию за цветочки выложит? Шоб, не дай Бог, не штрафанули?
Вспомнил, спохватившись, о впитывавших его страстный монолог внештатниках.
- Вы еще мне тут!...Ты вообще кто есть?
- Вообще-то я опер угрозыска.
- Вот и занимался бы, чему учили. С убийцами да ворами попроще - меньше грязи прилипнет.
Подняв ногу, он с удовлетворением оглядывал очищенную подошву.
- А насчет крохобора Лисицкого! Так он в отличие от тебя, салабона, работу сейчас делает. Деликатную. Из ничего нечто выжимает.. А ну все цыц!
Он сделал "стойку". Через стену донесся приглушенный хриплый крик Лисицкого и вслед за тем грохот падающей аппаратуры.
- За мной! - и Рябоконь, при начале шума взметнувшийся из-за стола, первым бросился к лаборатории.
Когда он, а за ним остальные, подбежали к двери, она распахнулась от сильного удара изнутри. И при свете тусклой лампочки все увидели, что в дальнем углу среди развалившихся коробок лежит придавленный свалившимся фотоувеличителем Тариэл и, подрагивая распустившимися от ужаса разбитыми губами, затравленно смотрит на сбежавшихся людей. Возле пятнистого от химикатов стола, на котором валялось несколько смятых пятидесятирублевок, взъерошенным грачонком нахохлился Лисицкий.
- Мразь! Я ж предупреждал, что пасть порву! - перекошенным ртом прохрипел он, обращаясь почему-то к прибежавшим внештатникам.
- Так, все ясно! - громогласно сориентировался Рябоконь. - Прошу понятых поближе. Перед вами в углу лежит статья сто семьдесят четвертая УК Российской Федерации - попытка дачи взятки должностному лицу.
- Какая ука? Чего говоришь?
- Уголовный кодекс, - безжалостно отрезал Рябоконь. - От трех до восьми лет.
- Зачем так пугаешь? Какой ука? - пытаясь подняться, бормотал Тариэл. - Забыл деньги в сигаретах. Петрович говорит: дай сигарету. Даю пачку. Бери, не жалко. Почем помнил, что там мелочь?
