Эфраим Севела - Одесса — мама
Пристав. Вот так, мадмуазель. Плотный ужин на двадцать персон. Через час чтоб были накормлены. Мои люди привычны есть помногу и регулярно.
Соня. Как прикажете, господин пристав.
Голос Сони прозвучал так интимно, а взгляд настолько усилил у пристава это ощущение, что он завелся с полуоборота: лихо крутанул свои усы и ущипнул Соню за бедро. Соня кокетливо хлопнула его по руке. Пристав поймал ее руку и покрыл поцелуями каждый пальчик.
Пристав. Мадмуазель, когда вы закончите с ужином, могу я пригласить вас прогуляться в сад… глоток свежего воздуха не помешает…
Соня. Но там повсюду любопытствующие глаза…
Пристав. Кто обращает внимание на них? Это мои люди. Они, если надо, ослепнут и оглохнут.
48. Экстерьер.
Имение Тартаковского.
(Вечер)
На небе зажглись звезды, а на аллеях парка вспыхнули электрические фонари. По гравийной дорожке над морем катит наемный кабриолет и вдоль железной ограды проезжает к большим, из кованого железа, воротам с двумя электрическими фонарями по бокам.
Кабриолет высадил двух пассажиров: мосье Боярского, одетого по последней моде, и свата, с печальными глазами и одетого во все черное.
Ночной сторож, отставной солдат, в военной фуражке и с винтовкой на плече, вышел за ворота встретить поздних посетителей.
Сват. Если я не ошибаюсь, мосье Тартаковский живет именно здесь?
Сторож. Так точно!
Сват. Мы к нему по весьма деликатному делу.
Сторож окинул Боярского сметливым оком.
Сторож. Новый жених?
Два дюжих полицейских вынырнули из кустов, без разговоров повалили Боярского и свата на землю и связали им руки за спиной.
Сторож заорал на них.
Сторож. Погодите! Какие же это бандиты? Это хорошие господа. Они явились делать предложение молодой хозяйке.
Смущенно пыхтя, полицейские помогли поздним гостям встать с земли и перчатками почистили пыль с их помятой одежды.
Полицейский(оправдываясь). Служба… По долгу службы.
Боярский и сват, придя в себя, направляются по аллее к залитому электрическим светом особяку. Сзади следуют сконфуженные полицейские.
Боярский. Какая охрана! Какие меры безопасности! Побольше, чем у самого губернатора. И он может себе позволить такие расходы? Так недолго разориться.
Сват. Он может себе позволить все, что угодно. У него больше капитала, чем у губернатора. Я имел разговор с мадам Тартаковской. Все это, и даже парк… Одним словом, все имение идет, как приданое, их дочери.
Боярский. Но я… Кто я по сравнению с ним? Он не пойдет на это. Вы можете плюнуть мне в лицо, если он согласится.
Сват. Вы можете плюнуть мне в лицо, если он — нет! Я никогда не скажу, мосье Боярский, что черное это белое, так же как не позволю себе сказать, что белое это черное. Вы — солидная партия. И больше того, у вас дядя в Америке! Без наследников! Это вам не кот наплакал. Кроме того, вы учились в коммерческом училище! Держите фасон, мосье Боярский!
49. Экстерьер.
Парк.
(Ночь)
Соня, ведомая под руку приставом, прогуливается по наименее освещенной аллее. Позади их сопровождают двое полицейских с доверху нагруженными корзинами-свертками с ужином для охраны. По свистку одна усатая голова в форменной белой фуражке за другой возникают из-за цветочных клумб и, получив свой ужин, снова исчезают. Полицейские везде — на деревьях, за мраморными статуями.
Соня. Ах, господин пристав, у вас тут целая армия.
Пристав. Не беспокойтесь, дорогая. На сей раз этот бандит Беня Крик от нас не уйдет: мы приготовили западню. И не без вашей помощи. Набив брюхо вашей вкусной пищей, мои люди постараются показать высокий класс.
Соня. Боюсь, что я перестаралась. Немного пересолила.
Пристав. Не беспокойтесь о таких мелочах. Мои люди гвозди переварят!
Сопровождающие их полицейские раздали последние свертки с пищей, пристав кивком головы велел им возвращаться, и они исчезли с пустыми корзинами.
Соня и пристав поднялись по ступеням в беседку, откуда открывался вид на море.
Форменная полицейская фуражка покатилась по ступеням беседки. Соня переступила распростертое тело пристава и сбежала по ступенькам вслед за все еще катившейся фуражкой.
50. Интерьер.
Беседка.
(Ночь)
Соня присела на скамью у колонны, увитой цветами. Пристав, придерживая болтающуюся на боку саблю, опустился на одно колено и прижал Сонину руку к своим усам.
Соня. Вы проявляете нетерпение, шалун.
Пристав. Я умираю от любви.
Соня. Вы не возражаете, если я спою… для вас?
Пристав. Сочту за честь.
Соня тихо запела романс. Пристав, принимая слова песни как обращенные лично к нему, замер на одном колене, прижав к груди мундира руку с фуражкой.
Соня.
Когда речей твоих не слышу…
Тиха, задумчива брожу.
Мужской голос отвечает ей со стороны моря.
Мужской голос.
Когда очей твоих не вижу,
Мне кажется, я не живу.
Услышав этот голос, Соня просияла, и оба голоса слились в дуэте.
Сонин и мужской голоса:
Скажи ты мне,
Скажи ты мне,
Что любишь меня,
Что любишь меня.
Пристав. И в чем дело? Чей это голос?
Соня. Морской царь поддержал мою песню.
Пристав. Вы смеетесь? Или что?
С многообещающей улыбкой Соня протянула ему левую руку для поцелуя и, когда он склонил голову к ее руке, открыв широкий бритый затылок, Соня нанесла ему удар правой рукой. Пристав осел, потом рухнул на спину, широко раскинув руки.
51. Экстерьер.
Парк.
(Ночь)
Полицейские лежат вповалку по аллеям парка, застигнутые глубочайшим сном в самых невероятных позах. От густого храпа вздрагивают розы, роняя лепестки на клумбы.
Соня(пробегая). Действительно, пересолила.
52. Интерьер.
Гостиная в доме Тартаковского
Мадам Тартаковская, крупная, в теле, дама принимает гостей. Они пьют чай из стаканов в серебряных подстаканниках, и Боярский лезет из кожи вон, чтоб произвести впечатление человека светского, хороших манер. Он держит стакан, отставив мизинец, и при этом нещадно потеет и при каждом глотке немилосердно громко хлюпает.
Сват. Ах, мадам! Кто такой Беня Крик и кто такой ваш супруг? Две большие разницы. Достаточно вашему супругу чихнуть, извините за выражение, и от Бени Крика останется пыль. Только и всего! Так что, не берите в голову и давайте вернемся в делу, по которому мы пришли в ваш чудесный дом. Где, позволю спросить, ваша прелестная дочь?
Тартаковская. Она у себя, наверху. Читает французский роман.
Сват. Может быть, она спустится сюда и присоединится к нам?
Тартаковская. Ах, нет! Что вы? Она не так воспитана. Швейцарский пансион! Европа, мой дорогой, Европа! Мосье Боярский, лучше вы расскажите мне о себе. К примеру, как ваше здоровье?
Боярский. Ах, Боже мой, мы живем в Одессе и здесь попадаются клиенты, которые из вас душу вы— нут, прежде чем придут к соглашению. Кто имеет время думать о своем здоровье, когда все на нервах. И время — это деньги. Наибольшее, что я могу себе позволить, это принять горячие солевые ванны по дороге на деловую встречу.
Сват(изображая удивление). Вы принимаете солевые ванны?
Боярский. Каждый второй день. Как часы.
Сват с разыгранной гордостью смерил взглядом мадам Тартаковскую.
Сват. Скажем, на худой конец полрубля за каждую ванну. С ума сойти. Столько тратить!
Боярский. Пока мы молоды, мы денег не считаем. Греческий базар, кафе «Фанкони».
Сват. Вы посещаете кафе «Фанкони»?
Боярский. Каждый Божий день. Это единственное место, где можно встретить достойных людей.
Сват(хозяйке). Он посещает кафе «Фанкони». На самый худой конец, там оставишь за чашечку кофе не меньше тридцати пяти копеек. Если не сорок.
Боярский. Извините меня, дражайший, если я, будучи моложе вас, позволю себе перебить вас, но «Фанкони» обходится мне рубль каждый день… если не полтора.
Сват(с разыгранным возмущением). Так вы же расточительны, как неразумное дитя. Я бы сказал — выродок рода человеческого! Сколько вокруг семей живут на тридцать рублей в месяц и еще учат детей игре на скрипке! Вы слышали, мадам, человек, не задумываясь, швыряет тридцать рублей на ветер. Нет, как вас только земля держит?
Тартаковская. Вы несправедливы к нашему гостю. Молодая кровь! И чтоб тратить, надо уметь зарабатывать. Как я понимаю, вы, мосье Боярский, настоящий джентльмен, а это очень ценное качество.
