Михаил Барщевский - Князи в грязи
— Обменный курс рубль-доллар — тридцать к одному. Соответственно, гонорар в сто долларов — это тридцать плохоньких сторублевых пациентов.
— Да ну тебя! — теперь и Андрей рассмеялся.
— Ладно. Психотерапевт из меня не получился. Женись!
— Почему?
— А потому, что мне Маша нравится. И с холостяцкой жизнью тебе пора завязывать. Ты при Маше хоть пить перестал. Уже польза! Ну, Новый год не в счет. Ты, видимо, тогда, накануне своего «пике», как раз и задумался в первый раз о женитьбе?
— Да, — Андрей растерялся. — А как ты догадалась?
— Так я же на собаках все время экспериментирую. А все кобели одинаковые. Боятся лишиться свободы…
— Ну, если я кобель, то ты…
— Ага! А я этого и не скрываю.
Оля встала, подошла к отцу, поцеловала его в щеку и позвала пить чай. Андрей смотрел на дочь счастливыми глазами. Ею можно гордиться. Правда, Маша, конечно, покрасивее. Но и Оля — вполне себе ничего.
* * *Проект брачного договора Маша попросила составить Иннокентия Семеновича.
— Понимаешь, Машуль, если ты жаждешь расстроить брак, достаточно сделать только одну вещь — записать в договор, что имеешь право хоть на что-нибудь, — адвокат ехидно улыбнулся.
— Не любишь ты Андрея! — Маша надула губки. — А он, между прочим, в отличие от тебя на мне собирается жениться.
— Да я к тебе лучше отношусь. Я не хочу, чтобы ты стирала мои носки.
— Угу, при твоей скаредности на стиральную машину рассчитывать точно не придется.
— А ты настаивай, чтобы Андрей взял домработницу. Помоложе и покрасивее.
— Ага! Сейчас! — Маша покраснела от злости. Конечно, она боялась, что у Андрея может возникнуть новый роман и она окажется в положении Ани. «Черного кобеля не отмоешь до бела». Но она расстарается.
— Ладно, к делу! То есть о сущем — о деньгах.
— А можно в контракте записать, что мы обязуемся любить друг друга до гробовой доски? — Маше очень нравилось поддразнивать адвоката, играть на его чувстве ревности.
— Можно, но тогда он будет признан в суде недействительным.
— Почему это?
— Потому, котенок, что есть такое понятие — кабальная сделка. И еще — сделка, заключенная под влиянием обмана.
— И кто кого обманывает?
— Разумеется, как обычно, ты всех.
— Можно подумать, что тебя можно обмануть!
— Меня нельзя. Ладно. Я думаю, формулировка должна быть стандартная — каждому принадлежит то, что на его имя зарегистрировано.
— Значит, акции его фирм…
— Они останутся всегда его. Если только он под влиянием твоих чар не перепишет их на тебя.
— Ну и х… с ним!
— Не матерись. Ты теперь будешь дамой светской, то есть манерной, жеманной и хорошо воспитанной. Только мизинчик не оттопыривай, когда чашечку с кофе брать будешь, — настала очередь Иннокентия Семеновича подколоть Машу. Она ему про Андрея, а он ей про ее происхождение… Квиты.
— Злой ты, медвежонок! Будешь наказан. Спи отныне с выпускницами Смольного. Им сейчас как раз лет по девяносто, твоя возрастная группа. — Ох, как Маше нравилось пикироваться с Кешей. Только он мог по достоинству оценить ее уколы и ответить соответственно. Маша обожала фехтовать словами. Жаль, что с Андреем это было невозможно.
— Мало заманчиво. У них за всю жизнь не накопилось в этом вопросе такого опыта, как у тебя.
— Не хами!
— А ты не задирайся! Андрею твоему, кстати, через десять лет будет столько, сколько мне сейчас. Что тогда будешь делать?
— Как что? Выйду за молодого и богатого! И между прочим, не через десять лет, а через двенадцать.
— Вот потому и нельзя в контракте писать «до гробовой доски». Ты уже сейчас не собираешься этот пункт исполнять.
— Вот от чего вас, адвокатов, во всем мире и ненавидят, все в свою пользу вывернете!
— Ну, мы-то на словах, а судя по твоим успехам, ты — на деле. Честно, я не верил, что ты его охомутаешь.
— А может, это он меня?
— Ага! Кому-нибудь другому рассказывай!
— Ладно, что еще писать будем?
— Я думаю, стоит записать, что из нерегистрируемого имущества каждому в случае развода принадлежат те вещи, которыми он пользовался исключительно или преимущественно.
— А это что за хрень?
— Маш, правда, кончай выражаться, будто уличная дешевка. Ты как минимум — будущий юрист! — Адвокат всерьез разозлился.
— Извини. О чем идет речь?
— О драгоценностях для тебя. И бритве для него! — Иннокентий Семенович наблюдал, какое впечатление произведут его слова.
— А мой эпилятор?
— Отсудим!
— Я на тебя надеюсь.
Любовники рассмеялись. И от пикантности ситуации — обсуждение брачного контракта после приятного секса, и от «лексического пиршества», как называл Иннокентий Семенович их словесные дуэли.
— Да, кстати, — на лице адвоката проявилась озабоченность, — у Андрея есть контакты в ФСБ?
— Разумеется. А как бы иначе он бизнесом занимался. А чего?
— Не «чего», а «что». А вот что. Как бы он тебя на прослушку не поставил.
— А что, это так легко делается? — Маша напряглась.
— Ну, не очень легко. Раньше-то, до изменений закона о борьбе с терроризмом, только при наличии уголовного дела, с санкции суда и прочее. А теперь у Конторы есть право в оперативных целях поставить «на флэшку» кого угодно и когда угодно.
— И? — Маша ловила каждое слово.
— Если он не поскупится, а стоит это минимум тысячу долларов в день, то тебя будут слушать круглосуточно. И это еще не все. Он может получить распечатку твоих звонков, выбрать наиболее часто употребляемые и поставить на прослушку их тоже. Тогда при помощи биллинга он еще способен отслеживать, как часто ты оказываешься в одном и том же месте с тем, с кем при этом часто разговариваешь по телефону. Это, конечно, влетает в очень кругленькую сумму, но весьма эффективно.
— Сволочи! — вырвалось у Маши.
— Кто?
— Продажные чекисты, вот кто! А право на тайну частной жизни? А права человека?
— Девушка, вы о чем? Мы все под колпаком у «старшего брата».
— Мерзость.
— С этим я согласен. Просто, когда едешь ко мне, свой телефон оставляй в офисе, а на другой делай переадресацию звонков. И все. Против лома нет приема, если нет другого лома!
— А где я возьму второй телефон? — Маша сама поняла, что сказала глупость.
— А я для чего? — самодовольно улыбаясь, Иннокентий Семенович подошел к портфелю, достал коробочку и протянул Маше.
— Нет, все-таки ты прелесть, медвежонок. И чертовски умен.
* * *Бывает так, что, объясняя нечто другому, мы вдруг сами задумываемся о предмете обсуждения и неожиданно обнаруживаем, что допустили просчет, что-то недосмотрели, недодумали.
Иннокентий Семенович сел в машину, бросил шоферу: «В офис» — и ощутил нутром какую-то тревогу. Что-то произошло. Пока не ясно что. Но оно волновало, было неуловимо, не имело формы. Зато имело явный запах тревоги.
— Шеф, звонила ваша секретарша, сказала, что не могла до вас дозвониться. Просила передать, чтобы вы позвонили на работу.
«Странно. Я телефон не выключал», — подумал Иннокентий Семенович и его вдруг будто током пронзило. А что, если то, о чем он предостерегал Машу, уже произошло? Что, если Андрей не поскупился и Машин телефон на прослушке? А соответственно и его. И дальше по биллингу их встречи «засвечены». Так, значит, за ним может быть «хвост».
Следующие несколько минут Иннокентий Семенович давал отрывистые указания шоферу: «Налево. В правый ряд. Притормози у киоска, поехали. Включи левый поворотник и поверни направо».
Такого раньше не было никогда, и пацан-водитель, переманенный Иннокентием Семеновичем у одного из клиентов (исключительно потому, что адвокат случайно узнал, что парень в ранней молодости увлекался автоспортом), растерялся. Но команды хозяина выполнял четко. Через несколько минут, уже увлекшись игрой в казаки-разбойники, шофер сам стал «скидывать хвост», поняв, в чем, собственно, дело.
— Молодец! — отрывисто бросил хозяин. — Достаточно. Заметил кого-нибудь?
— Нет.
— И я нет.
Прошло еще несколько минут. Водитель наблюдал за лицом хозяина в зеркало заднего вида. Таким он Иннокентия Семеновича еще не видел. Лицо застыло словно маска. Но глаза… глаза… Парню стало страшновато. Не хотел бы он, чтобы Иннокентий Семенович когда-нибудь посмотрел так на него. Не хотел бы вызвать такую злобу у хозяина.
— Давай-ка на Лубянку, Леша.
— Слушаюсь.
— Расслабься. Все нормально. Показалось.
* * *В хорошо известном здании на Лубянской площади Иннокентий Семенович провел не больше получаса. Прямо оттуда отправились в маленький подмосковный городок. Именно там находились центральный сервер и «переписка» по прослушке. На Лубянке Иннокентий Семенович узнал только одно — его телефон «на флэшке». Остальное могли сообщить ребята «на земле». Естественно, «кто надо» позвонил «кому надо» и Иннокентия Семеновича ждали.