Джон Кинг - Скинхеды
Семейные ценности
Везучий малый прижимался лбом к стеклу и вглядывался в темноту — через время глаза привыкли — и он вытер запотевшее стекло волосами — короткий ежик стал черным — взгляд проследовал за снопом света из соседней двери, прорезавшим темноту — и чем дальше простирался луч — тем слабее он становился — разветвляясь и образуя пятно голубого тумана — в мозгу щелкнуло — заработали связи — голова поднялась, он покачался на пятках — колющая боль в груди, словно укол иглы — когда он испытал страх взрослого человека, потрясенного смертью — ища слова — хрипя горлом — в этом нет смысла — как это случилось? — вчера мы разгуливали под солнцем — скакали под дождем — все было возможно — вчера я был ребенком — что случилось со мной? — я ничего не понимаю — и мальчик дрожал — хрипел — голос пропадал — впечатление — он знал — но не догадывался, что на него находит — не мог понять, что происходит прямо у него под носом — хотел убежать и спрятаться от этого состояния — прочь — в темноту — на край света — и это была женщина — каким-то образом он знал, что это была женщина — ведьма? — расточающая чары? — мальчик прыгнул обратно — боднув стекло — ища глазами дорогу — двигаясь к ограде — где свет был густым и ярким — там стояли Боб и Молли — лошади чуют опасность — еще до того, как она приходит — и они были спокойны — за этим ничего не может крыться — он почувствовал себя дураком — не зная, почему вообразил все это — пытаясь вычислить, откуда это все пришло — он был везучий малый — похожий на своего отца — и Лол знал, что он был в безопасности — рядом со своим отцом — в этом доме — на его экране застыл скейтер Тони Хокс — мультяшный мальчик, который никогда не ушибается — зависая в воздухе — приклеившись ногами к своей доске — паря — освещенный искусственным солнцем — и Лол задвинул занавески и сел на край своей кровати — зная, что ему нечего бояться — не могло случиться ничего хуже маминой смерти — и сказал себе, что он везучий малый.
Самое важное — иметь крепкую семью, где люди заботятся друг о друге, что бы ни случилось, особенно если ты молод, или стар, или болен, и не у всех это есть, вот Кев-Кев, у него есть мама, и все, ни братьев, ни сестер, он никогда не видел своего отца, и должен был раздумывать, где он, чем он занимается, а его мама не разговаривала с его бабушкой, и вот только они вдвоем и жили в целом доме, который даже не отапливался как следует, их ограбили дважды за четыре месяца, Кев спал с ножом под подушкой, его мама зарабатывала немного на своей кассе, что может быть хорошего в том, что твои мама и папа ненавидят друг друга, но Йану Стилсу пришлось еще хуже, его отец пристрастился бить его маму, по крайней мере до тех пор, пока Йан не воткнул в него вилку, сбоку, сбоку в голову, а потом он поднял разделочный нож, и его отец выбежал из дома, и с тех пор они его не видели, Йан хотел бы думать, что убил его, но был уверен, что нет, во всяком случае, с ним все было иначе, мама и папа любили друг друга и хотели быть вместе навсегда, у них не вышло, папа говорил, нужно думать о хорошем в жизни, невозможно изменить прошлое, нужно забыть о нем и двигаться вперед, не дать ему ранить себя, улыбаться и быть сильным, есть многое, к чему стоит идти, мир велик и прекрасен, если папы не было рядом, он не знал, что ему делать, но он всегда будет здесь, он никогда не уйдет, никогда не умрет, как мама, молния никогда не ударяет в одно место дважды, так они говорили, и у Лола были сестры, и дядя Рэй, и все остальные, и он начинал смеяться, думая о папе, и дяде, и их друзьях, всех тех парнях, которые никогда не повзрослеют.
Лол не знал, почему он смеется — догадываясь, что это дает облегчение — знать, что все на свете прекрасно — глядя на свой глобус — подсвеченный изнутри — горы, и пустыни, и города затемненные коричневым — голубые моря — голубые океаны — белое пятно, светящееся внизу — Лол словно смотрел на Землю откуда-то из космоса — и он оставил глобус включенным на всю ночь — развернув его немного — воображая, как он едет через Кимберли и вниз, к Большому Заливу — мимо метеоритных кратеров в австралийской глуши — как сплавляется по Амазонке — взбирается на Гималаи — распевает песни с группой в Лос-Анджелесе — и он смотрел на Афганистан и Ирак — и не мог вообразить войну в этом сияющем мире — в этих путешествиях он и засыпал — и Джо Коул возвышался над глобусом — футбольный мяч у его ног — мир у его ног — парень с мячом из «Челси» — рядом со старым постером Золя — любимого игрока Лола — прямо перед Джо — и JT — он поставил «American Idiot»[65] на своем CD-плейере — после «Jesus of Suburbia» — долгое путешествие через нагромождения западной цивилизации — тот самый путь сыновей гнева и любви — его кузина Челси говорила, что это про ее отца — она была дочерью гнева и любви — может, она и была права — дядя Рэй был не такой, как папа — может быть, это было как LOVE и НАТЕ на костяшках Алана — все называли его Хокинз — он снова засмеялся — если ты родился в семье скинхеда, то не приходится выбирать, как тебе взрослеть — и музыку, которая тебе нравится — он вырос на маминых и папиных записях ска — еще Oi! дяди Рэя — Лол был тем местом, в котором все это сошлось — и когда песня закончилась, он заснул под «Indestructible» — переключаясь на «Red Hot Мооn»[66].
С этой музыкой можно идти, куда захочешь, от Tropical London до Ivory Coast, от Rancid до Transplants[67] и Lars, возвращаясь к «American Idiot», подкручивая настройки, а с Тони Хоуком[68] каждая ступенька зазвучит, Лузин Петерс[69] это знает, да и он не малыш, игровые площадки разбросаны по теплым улицам, и даже если двигаться вперед, всегда оказываешься в одном и том же месте, где ты защищен и свободен, съезжаешь с горок и проносишься через пустые грузовые платформы, заброшенные фабрики, спящие машины, остановившийся поток, и ты движешься через автостоянки и соскальзываешь в подземный переход, а когда падаешь, то не ломаешь кости, не истекаешь кровью и не умираешь, нет, это цветущий мир, засаженный пальмами, и солнце никогда не перестанет светить, ты непобедим, и это твой образ жизни, и тебе это нравится, как одна песня, где Билли Джо говорит, что его тень одна идет рядом с ним, и это так, для тех, кто сам по себе, и ты не один, и в этом месте нет теней, ты думаешь о своей кузине Челси, что она чувствует, ей не нравится, что папа живет отдельно, она бы хотела, чтобы он мог вернуться домой, не злился бы все время и не лез в драку, вот почему тетушка Лиз выкинула его, думаешь ты, и Челси спрашивает, что не так с этими взрослыми, но ты не знаешь, и на этот раз все не так забавно.
Лол бродил туда-сюда между группами — и его комната начала подрагивать — тяжелые басы поднимались из гостиной — папа вернулся с работы — и из паба — поставил в свой проигрыватель винил сорокалетней давности — это Альфонсо поставил те динамики — они были огромные, заполняли два угла комнаты — Лол узнал «Pressure Drop» — зная звучание The Maytals[70] — а как иначе — в этом доме именно сын просил отца сделать музыку потише — все было кверху дном — отец гуляет допоздна — приходит мертвецки пьяный — ест какую-то дрянь — и солнечные звуки Калифорнии тонули в солнечных звуках Ямайки — Золя хлопнулся на пол — Blu-Tack подпрыгивает — Джо Коул скалится — и Лол ставит на паузу свою приставку — было восемь часов, и приняв немного на грудь, его папа мог подумать об индейце — Лол неожиданно проголодался — понадеялся, что папа принес что-нибудь домой — а если нет, то он скоро позвонит в «Чапатти Экспресс» — Лол глотает слюну — вспоминая, что он еще ничего не ел.
Он отправляется в ванную и стоит над унитазом, моет руки и смотрит в зеркало, дядя Рэй говорит, он похож на маму, но на самом деле он больше похож на отца в молодости, коротко стриженные волосы, улыбка и ярко-белые зубы, Кев говорит, что он тауни, чев, в своем «Бене Шермане» и харрингтоне, с лейблом «Фреда Перри», но Лол не думал о названиях, он слушает ска-панк, немного катается на скейте, немного играет в футбол. Его это не заботит. Он делает свое дело. Теперь звучала «Skinhead Girl», он чистит зубы. Думает о маме. Папа всегда ставит эту песню, когда выпьет. Лол стоял и ждал, когда песня закончится. Настает тишина, и он догадывается, что папа сидит, чувствует запах карри и знает, что он ест, игла отползла к концу дорожки, 45 оборотов снова и снова — снова и снова — навсегда. Терри и Эйприл — вместе навсегда. Они писали это на заборах и на стенах, на боках автобусов, когда граффити было простым, о любви и насилии, еще до того как оно развилось и стало умным, полным цвета и жизни. Он спускается вниз, видит папу, забравшегося в кресло с ногами, с подносом на коленях.
Папа появился дома рано — молчаливый и счастливый — что отец, что сын — хотя Лол и не пил — ни много — ни мало — и если он пойдет по той же дорожке, он будет вполне доволен — отец никогда не забывал о нем — на кухне его ждали пара нераспечатанных коробок и паратха — а пустые пачки были разбросаны по столу — фольга смята и вывернута — помятые двери и зубчатая крыша — разбитое лобовое стекло — он проводил пальцем по краешку того, что отправлял в рот — длинная полоса красного соуса размазалась по картонке — и он думал о маме — протискивался в образ — старательно — вызывая в воображении Тони Хоукса — вольный дух столкнулся с реальностью и отпрыгнул назад — прошлой ночью это был «Чапатти Экспресс» — индийская еда — они не занимаются доставкой — должно быть, папа заехал туда по пути домой — и Лол бывал там достаточно, чтобы посидеть — с папой — и хозяином — Гарри — который обходился с ними по-королевски — выходил и садился рядом, когда все было тихо — заказывал три пинты «Кобры» — и всегда говорил одно и то же — что Лол был точной копией Терри, когда тот был мальчишкой — папа и Гарри вместе ходили в школу — много лет назад — и Лол полил рис на тарелке — своим любимым — джалфрези — схватил ложку и паратху — вышел в гостиную и сел — папа убрал звук в телевизоре — Кэтрин Тейт строила гримасы в тишине — спросил Лола, как он — чем он занимался — отец и сын уминали свой ужин.
