Борис Пугачев - Школа обмана
От возбуждения по спине Родика заструился пот. Он скинул пиджак и уселся на стул, переводя дыхание и намереваясь продолжить монолог.
— Я тоже съезжу за своими на дачу, — впервые за весь разговор подал голос Саша.
— А я пойду слушать вражеские голоса, — спокойно добавил Боря. — Мои сидят дома. Я как чувствовал вчера, привез их помыться и вдохнуть городских благ.
— Давайте разбегайтесь, а мы с Мишей останемся в офисе. Мало ли что… — предложил Григорий Михайлович. — Звоните, но по телефону никакой информации. Если что-то важное, то приезжайте сюда. Я попробую послать Валентину Петровну в банк и снять возможно большее количество налички. Миша, позвони Галине Моисеевне, успокой ее и скажи, что ты придешь, как обычно, после работы.
— Вы меня все-таки не дослушали… — начал опять Розенблат.
— Завтра, завтра, завтра… — прервал его Родик, не боясь, что Юра обидится. — Утро вечера мудренее. Разбежались, а то уже два. Мне ехать до дачи больше часа, хочется вернуться домой засветло. А то ходят слухи о комендантском часе. Еще загребут куда-нибудь…
Дождь не прекращался. Около въезда в деревню машина попала в размокшую глину и забуксовала. Родик чертыхнулся и попытался враскачку высвободиться из глиняной ловушки. Ничего не получилось, автомобиль только увяз еще глубже и сел на мост. В какой уже раз за этот день Родик пожалел, что не вернулся за зонтиком. Открыв дверь, он увидел под порогом глиняное месиво, в которое, хочешь не хочешь, надо было ступать. Мгновенно промокнув, Родик смирился с судьбой и, не разбирая дороги, пошел к даче…
Жена и дочка сидели на террасе, пили чай и смотрели телевизор.
— Привет! Собирайтесь. Поедем в Москву, — бодрым голосом заявил Родик. — Вопросы зададите по дороге. Да… Сухие носки мне найдите. И еще — захватите с собой приемник.
Домой приехали в шестом часу. Родик, не раздеваясь, включил телевизор. Транслировали пресс-конференцию с руководством страны. Он увеличил звук и стал внимательно слушать. Вопросы задавались именно те, которые задавал себе Родик. Однако из ответов понять что-то он не смог. Даже на прямой вопрос какой-то журналистки о том, произошел ли государственный переворот, прямого ответа Янаев не дал, а начал объяснять, что Горбачев болен, и как только выздоровеет, приступит к исполнению своих обязанностей. Оператор, вероятно, умышленно, постоянно переводил крупный план на руки Янаева, которые нервно тряслись, выдавая его предельное возбуждение. Родик в недоумении откинулся на спинку кресла и опять почувствовал себя отвратительно. Чтобы не заболеть, он нагрел воду, заполнил ею таз и, морщась от боли, погрузил в него ноги. Минут через десять он прекратил экзекуцию, налил себе стакан водки, выпил и пошел, не дожидаясь, пока жена и дочка помоются, спать.
Несмотря на усталость, водку и ножную баню, сон не приходил. В голове прокручивались события дня, настойчиво повторялись одни и те же мысли. Родик страшно потел, и это усугубляло дискомфорт. За закрытой дверью раздавались разные звуки — вероятно, жена купала Наташку и что-то готовила, о чем свидетельствовали навязчивые запахи, дополнительно нервирующие Родика. Он перевернул намокшую с одной стороны подушку и принялся считать про себя слонов. Однако это не помогло. Тогда он встал и поплелся на кухню. Лена почти закончила готовить жаркое. Говорить было не о чем — все сказали по пути в Москву. Родик взял глубокую тарелку, навалил в нее гору картошки и мяса, достал из холодильника початую бутылку водки… Все это он, не слушая удивленных восклицаний жены и пользуясь только столовой ложкой и чашкой, впихнул в себя, хотя особого желания ни пить, ни есть не испытывал. Последняя порция водки почему-то расплескалась и показалась ему настолько противной, что Родик, против обыкновения, изрядно забрызгавшись, запил ее водой прямо из-под крана.
— Пойдем спать, — сказал он жене, чувствуя подступающее опьянение.
— Пойдем… Наташку я уже уложила.
— Там у меня пододеяльник и простыня намокли. Вспотел я.
— Сейчас поменяю.
Прохлада свежего постельного белья доставила разгоряченному телу Родика какое-то особое удовольствие, а знакомое тело жены усилило это ощущение. «Постель примиряет все, — пришла ему в голову народная мудрость, и он дал себе установку: — Надо спать, надо спать…»
Казалось, что он не спит, а сидит в первом ряду того самого сельского клуба, где, будучи руководителем комсомольской агитбригады, ставил вечерние концерты. Сидевшая рядом жена ласково обнимала его за шею. Агитбригадовский вокально-инструментальный ансамбль играл тихую музыку. На сцене Тарапунька и Штепсель разыгрывали сцены из жизни советских бюрократов. Они страшно походили на Горбачева и Ельцина. Приглядевшись, Родик понял, что это действительно Горбачев и Ельцин. Они потешно ругали друг друга, употребляя совершенно нецензурные выражения. Родик, смотря на них, то смеялся, то грустил. Сцены были самые разные — позерство сменялось детективными ситуациями, аферы одного натыкались на фальшивые идеалы другого. Потом они обнялись и поцеловались, Ельцин достал бутылку и налил в чайную чашку водку. Хитро подмигнув, он протянул ее Горбачеву, но в последний момент отстранился и выпил сам. Горбачев заплакал, жалостливо клянча водку, а Ельцин, улыбаясь, вытер тыльной стороной ладони рот и подбородок.
Тут вдруг появилась колхозная самодеятельность, разодетая в национальные то ли русские, то ли украинские костюмы, и пустилась в пляс. Жена наклонилась к Родику и сказала, что эту самодеятельность она послала в другой клуб, а они перепутали адреса, и сейчас разразится скандал.
Горбачев и Ельцин обиженно отошли в угол сцены и уселись в кресла спиной к залу, но хоровод развернул их. Родик с изумлением понял, что это опять Тарапунька и Штепсель. Они начали возмущенно требовать режиссера. Жена объяснила, что режиссер — это Родик, но он сейчас спит и не может с ними поговорить. Тогда они попросили помощи зала, но люди, все еще занимающие места, на них не отреагировали, полагая, что так и задумано режиссером. Наконец, всем надоело это представление, зрители попытались выйти, но двери были заперты. Возникла неразбериха, люди толкали друг друга, а со сцены кричали: «Разбудите режиссера! Родик, проснись. По радио сообщают, что в Москву вошли Таманская и Кантемировская дивизии и еще какие-то подразделения. У здания Верховного Совета стоят танки»…
Сон мгновенно слетел с него. Вспомнилось, как он впервые в казахстанской степи увидел танковую роту на марше. Потом он много раз видел танки в разных условиях, но никак не мог привыкнуть к их устрашающей мощи.
Представив эти грозные машины на московских улицах, Родик внутренне содрогнулся.
«Неужели началось самое страшное?» — подумал он и прокричал жене:
— Неси сюда приемник!
Крутя ручку настройки и переключая диапазоны, Родик удивился огромному числу радиостанций. Весь эфир был заполнен тревожными сообщениями, повторяющими слово «путч», новую аббревиатуру «ГКЧП», имена Горбачева, Ельцина. Однако разобраться в происходящем было невозможно. Вероятно, комментаторы сами ничего не понимали и только транслировали получаемые от корреспондентов противоречивые сообщения. Ясно было только, что основные события разворачиваются вблизи здания Верховного Совета в Москве, но и в других городах — Ленинграде, Минске, Свердловске и даже в Воркуте — волнения. К Ленинграду стягивают танки, и они уже в Гатчине. ГКЧП хотел восстановления законности и правопорядка, ратовал за истинную демократию. Другие призывали к саботажу ГКЧП, к забастовкам под теми же демократическими лозунгами. У Родика создалось впечатление, что и те и другие говорят одно и то же. Все эти заявления заканчивались одинаково и при этом требовали от граждан сделать выбор и не находиться в преступном бездействии. Между чем выбирать, было непонятно. Родик чувствовал, что тупеет, однако усвоил, что никто, даже ГКЧП, не покушается на развитие предпринимательства и кооперации.
Бреясь, он беспрерывно задавал себе тривиальный вопрос «Что делать?», но ответа не искал, и это было самое неприятное. Казалось, что какой-то внутренний механизм перестал работать.
«Может быть, пойти в город? Увидеть все своими глазами? Будет легче», — подумал он, но тут же перед мысленным взором возникли картины из кинофильма «Броненосец Потемкин», и Родик отбросил эту идею.
— Становиться пушечным мясом глупо и безрассудно. Идти с голыми руками против танков в надежде что-то изменить — наивно. И без того нагуляется Иван — достанется и нам, — глядя в зеркало, сказал он сам себе, добрился и потом облился холодным душем, постаравшись вытерпеть как можно дольше.
Автоматически, не чувствуя вкуса пищи, Родик позавтракал, настрого запретил жене и Наташе выходить из дома и, несмотря на ранний час, поехал в офис.
