Галина Лифшиц - Девочка по имени Ривер (сборник)
– Ага. Прочитал, перед тем как по адресу отнести, не понравилось содержание, ну и фиг с тобой. Валяйся на земле, пока добрые люди не подберут, – парировал Колян. – Идем, что ли, уже, а?
– Хорошо, идем, – согласилась Маруся. – Идем, правда, отметим. А письмо я потом все равно занесу.
Она сунула листочки в конверт, открыла сумку и уложила его рядом с учебником.
– Оно тебе надо? Баба явно не в адеквате, которая писала. Все у нее убийцы, алкоголики. Только она со своим Моисеевичем страдальцы невинные. А между прочим, похоже, ребенка-то они незаконно вывезли из страны. Ты просекла момент? Мать ребенка умерла (типа – убили ее как-то непонятно), а отец-то жив! С чего это дед с бабкой ребенка от отца увезли? – втолковывал Михей.
– Вот я отнесу и вручу в собственные руки. Заодно и посмотрю на убийцу, мужа убийцы и их сына-алкоголика, – упрямо заявила Маруся. – Раз уж подняли это письмо, значит, что-то я должна сделать.
– Идеалистка, – хмыкнул Колян.
– Пусть идет, – глубокомысленно провозгласил Михей. – Она стремится до сути добраться, познать жизнь. Во всех ее проявлениях. Потом поделишься впечатлениями, расскажешь.
– Ага, – беззаботно согласилась Маруся.
Разговор пошел о другом, о приятном. Стали вспоминать, кому какой билет достался, как сначала было чувство, что ничего не знаешь, а потом вдруг откуда что взялось! Хорошо посидели в гостях у однокурсницы, поболтали. О письме Маруся вспомнила уже дома, перед сном. Полезла в сумку за учебником, увидела конверт и испугалась. О жутких вещах думать больше не хотелось. Чужая жизнь. И какая-то искореженная, неправильная. Не должно так быть, чтобы людям доставалось столько страданий.
«Наверное, правы ребята, – подумала она. – Выбросить надо все это. Раз было уже кем-то выброшено, пусть так и будет. Это не моя забота. И что я могу сделать? Я же ничего не изменю».
И все же, вопреки собственным здравым размышлениям, решила она, что занесет завтра с утра письмо по адресу. Наверное, детское любопытство взяло верх. И ощущение, что вся жизнь – сплошное приключение, от которого нельзя отказываться, иначе со скуки увянешь. Ко всему примешивалось еще чувство справедливости: пусть убийца, причинившая зло неведомой Ирочке, хотя бы ознакомится с написанной в письме правдой о ней.
Утром она вспомнила о консультации к следующему экзамену, помчалась – еле успела. Потом долго сидела в библиотеке. О письме вспомнила, когда доставала номерок от пальто в гардеробе. Яркий конверт напомнил о себе. Она решила не откладывать. Раз уж задумала вручить, надо сделать. Хватит таскать с собой тяжесть чужой беды. Тоже – талисман нашелся.
Через пять минут Маруся уже стояла перед подъездом огромного сталинского дома, раздумывая, как же попасть внутрь. Попробовала набрать номер квартиры, раздались долгие гудки: то ли действительно дома никого не было, то ли что-то не так она нажала. Наконец ей повезло. Человек, явно возвращающийся домой, уверенно набрал код, дверь запищала.
– Вам сюда? – спросил мужчина.
– Мне письмо передать, – пролепетала Маруся, наученная с детства бояться маньяков-насильников, особенно идущих за тобой в подъезд.
– Так заходите, – услышала она.
Пришлось войти. Она не знала, на какой этаж подниматься.
– Вы не подскажете, а квартира 25 – на каком этаже? – пришлось обратиться к источнику опасности.
– Двадцать пятая? А вы к кому там? – с интересом спросил ожидающий лифта жилец.
– К Антоновым. Мне письмо им передать. Лично, – почему-то принялась лепетать Маруся.
– Это значит – ко мне. Я Антонов. Давайте ваше письмо, – велел мужчина.
Тот самый Ирочкин муж, догадалась девушка, не сомневаясь ни на мгновение. Выглядел он лет на тридцать пять, ну плюс-минус, конечно. Может, и все сорок ему. На алкаша не похож. Одет очень даже прилично, выбрит чисто. Глаза только смутные какие-то. Печаль в них.
– А как вы докажете, что Антонов? Я должна лично вручить, – неожиданно для самой себя проговорила Маруся.
– Хорошо. Поедем на шестой этаж, к двадцать пятой квартире. Я открою ее своим ключом. Этого достаточно?
– Ну ладно, – нехотя согласилась она, чувствуя себя при этом самой последней дурой: ведь точно знала, что в лифт с незнакомцем нельзя заходить ни при каком раскладе. Ни за что и никогда. Но, словно под воздействием злых чар, полезла в кабину.
На шестом этаже все произошло именно так, как и обещал Антонов. Он отпер дверь, из которой немедленно вышла кошка и мяукнула вернувшемуся хозяину.
– Ну, давайте ваше письмо, – с улыбкой в голосе произнес человек.
Маруся почему-то медлила.
– Знаете, письмо вообще-то не вам. Оно – Антоновой Е.А. Я должна лично вручить.
Лицо человека сразу осунулось. За кратчайший миг, на глазах. Маруся про такое читала в книгах, но никогда еще собственными глазами не видела, чтоб лица так мгновенно менялись.
– Антоновой Е.А… – сказал он тихо, – Антоновой Е.А. нет.
– А когда она будет? – растерялась Маруся. – Вы скажите, я попозже зайду. Или завтра.
– Ее не будет. Никогда уже. Неделю назад похоронили.
– Простите, – оторопела девушка. – Простите меня, пожалуйста.
– Можете отдать письмо мне. Я хотя бы напишу этому человеку, который письмо прислал, что мамы больше нет. Чтоб человек знал.
– Да, конечно, – Маруся полезла в сумку за письмом, чувствуя себя очень плохом человеком, приносящим зло. – Вот. Только там обратного адреса нет.
– Нет так нет. Прочитаю, тебе на словах ответ передам. Этого вполне достаточно. Давай, заходи, – велел Антонов, переходя почему-то на «ты».
И снова Маруся безропотно подчинилась. Ей было нестерпимо стыдно, что он увидит, во-первых, что письмо вскрыто, хотя они его таким и нашли, а во-вторых, она ужасалась тому, что предстояло прочесть человеку, совсем недавно похоронившему мать. Надо было с Михеем пойти, он бы просто отдал письмо и ушел, думала она, прекрасно понимая, что потому-то и пошла одна, что хотелось разобраться в людях, о которых говорилось на незабудковых листочках.
Просторная прихожая оказалась красиво обставленной: вешалка для одежды скрывалась за раздвижной дверцей, огромное зеркало в старинной резной раме, два кресла и небольшой инкрустированный столик между ними. Сразу чувствовалось, что попадаешь в дом с традициями и давно сложившимся стилем.
– Садись, – указал на кресло хозяин. – Можешь не разуваться.
Маруся села, боясь смотреть, как читает ужасное письмо человек, устроившийся в кресле напротив.
Кошка ходила у его ног и урчала. Он не обращал на нее внимания. Читал.
– Сама, я вижу, уже прочитала? – произнес он, откладывая листочки.
– Мы вчера с ребятами его на улице нашли. С экзамена возвращались днем. А оно лежит. Открытое уже. Кто-то выбросил. Или потерял случайно.
– Я не о том сказал. Я сказал: сама-то прочитала?
– Да, – ответила Маруся, не глядя человеку в глаза.
– Зачем?
– Не знаю. Просто так. Мы не думали, что… То есть – вообще ни о чем не думали. Раз валяется, значит – ничье.
– А понесла зачем? Сюда?
– Я… Думала, что надо отнести тому, кому оно послано.
Человек иронически хмыкнул.
– Я тебе скажу, что ты думала. Ты думала: пойду посмотрю на этих злодеев. На этих подлых убийц. Ты же дура еще полная. Бабское любопытство тебя распирает. Вот и пошла. Что – скажешь, не так?
– Так, – Марусина голова склонилась еще ниже.
– А если б тебе тут морду набили? Например. Или прикончили бы, – как-никак к убийце закоренелой шла, а? – настойчиво допытывался бывший муж убитой Ирочки. – Чем же ты думаешь-то? О чем?
– Я не знаю, – всхлипнула девушка. – Это действительно ужасно глупо. И необъяснимо. Простите меня.
– Не делай так больше! Не делай! – убежденно произнес человек. – Ты очень рискуешь! Со всех сторон – рискуешь, поняла? И совершенно бессмысленно, бесцельно.
– Не буду, – пообещала Маруся. – Я поняла. Уже когда в лифт с вами вошла, поняла, какая я дура.
– Ну что, давай чаю попьем, раз все поняла, – вздохнул человек, поднимаясь, – Я тебе расскажу кое о чем. Может, поймешь что. Выводы сделаешь. Ты же хотела разобраться? Вот и разберешься. Или хотя бы мнение противоположной стороны выслушаешь. В состоянии?
– Да, – нерешительно кивнула Маруся.
– Меня Андрей зовут, – представился человек.
– Я знаю. Там, в письме, есть. А я – Маша, Маруся.
– Ну, будем считать, что очень приятно, Маруся. Хотя – приятного мало. И не ты тому виной. Не первое это письмо. Наверное, всю жизнь теперь не расхлебаю последствия своей давней женитьбы по большой любви. Кидай пальто на кресло, пошли.
На кухне царили порядок, чистота. Андрей включил чайник, ловко расставил чашки, открыл коробку зефира в шоколаде, привычно заварил чай. Красивый человек. Ловкий. Совсем не такой, каким казался, когда она вчера письмо читала. Почему у него такая печальная судьба?
– Вот. Пей, – пододвинул ей чашку Андрей и сам отхлебнул из своей большой кружки. – Горячий, осторожно. Ну – жди, пока остынет. И слушай. Меня достали эти обвинения. Ни с кем об этом не говорил, не мог. Хотелось выговориться, но молчал. Ладно, раз пришла, слушай тогда. Насчет убийства Ирочки – это все полная бредовая чушь. Это мать ее от отчаяния пишет, винит всех вокруг. У Иры была онкология. Вот причина. И мы с ней, как узнали, решили бороться с болезнью и не уступать. Она маму свою боялась огорчить, молчала до последнего. Но когда уже молчать не получилось, тут и началось.
