Алёна Жукова - К чему снились яблоки Марине
– Мне на работу завтра, давай домой поедем.
– Поедем, рубиновый, поедем. Ты спи, спи… Довезем тебя с песнями в кибиточке, а ты спи, драгоценный, ни о чем не горюй. Дорога тебе дальняя, вечерняя, случайный интерес в казенном доме, хлопоты пустые. Утро вечера мудренее…
Леша слушал эту невнятицу, проваливаясь в мягкую пустоту. Где-то звякнуло, потом опять и уже непрерывно затрезвонило.
Будильник неистовствовал. Леша стукнул по нему. Звон прекратился, но не в голове. Он лежал на диване абсолютно голый. Рядом, на спинке стула, висели джинсы, трусы и рубашка. Произведя насилие над собственной личностью, Леша поднялся и, пошатываясь, пошел в ванную. Став под горячие струи душа, намылил голову. Что-то твердое уткнулось в ладонь. Он медленно извлек из волос не то веточку, не то колючку и сразу все вспомнил.
– Черт, не может быть. Так это не сон? Сколько же мы выпили? Ни черта не помню. Эльвирка-зараза, цыгане какие-то, лошади… Так, пора завязывать с нею. Хотя при чем тут она, сам хорош. Надо ей позвонить, извиниться. Кто бы мог подумать? Когда же я лег? Но сейчас вроде получше. Голова не болит, словно и не пил ничего. Все, на работу пора. Вечером разберемся.
Он немного опаздывал, поэтому диван остался стоять разложенным, с ворохом смятых простыней и раскиданных подушек.
Телефон Эльвиры не отвечал. Леша оставил шутливое сообщение, ласково назвав Эльвиру «моей цыганочкой», но она не перезвонила. Алеша не выдержал и вечером, как бы интересуясь, не желают ли они посмотреть фотографии зоопарка, постучал в дверь ее квартиры. Открыл сын. Фотографии ему очень даже хотелось посмотреть, а вот про мать сказал, что она еще вчера ночью улетела к отцу. Там возникли какие-то проблемы, и она срочно рванула. Алеше пришлось весь вечер развлекать семнадцатилетнего обалдуя и выслушать художественный пересказ трех фильмов, одного сериала и страшную тайну о беременности коварной подружки с грудью четвертого размера. Когда эта пытка кончилась и парень ушел, обессиленный Леша свалился на диван. Все, что случилось прошлой ночью, так и осталось покрыто мраком.
Сон, который снился Леше на этот раз, казался продолжением вчерашнего кошмара. Опять играла залихватски скрипка, крутилась карусель, на ней мигали лампочки и скакали лошадки, а цыганка-Эльвирка вынимала из-за пазухи карточки с цифрами. Первой была цифра 4. Сползая с карточки, четверка увеличивалась и вдруг, перевернувшись, превратилась в стул, на который запрыгнула рыжая собачка. Она держала в зубах цифру 16. Цыганка пыталась отогнать попугая, который кружил над ее широким декольте. Он изловчился и вонзил клювик в складочку между грудей, вытащив оттуда карточку с числом 23. В его зеленый хвост вцепился толстый кот, попугай выронил карточку, и цифры на ней поменялись местами – теперь это уже было число 32. Цыганка замахала руками, закричала на них, все присмирели, и она, хитро подмигнув, приложила палец к губам. Щеки ее надулись, губы вытянулись трубочкой, и прямо изо рта выпрыгнул шарик. Он стал раздуваться, и на нем ясно были видны три цифры 4 1 0.
После всей этой белиберды вся компания захлопала, заверещала, зазвучали фанфары:
– Выиграл! Миллион Миллионыч Маркин! Слава победителю, золотому нашему, яхонтовому… Ура! Пей до дна, пей до дна…
Леша вскочил в холодном поту. За окном светало. Он прислушался – в углу комнаты что-то шебуршало. Он зашвырнул туда подушку и, кажется, попал. Оттуда зло мявкнули и бросились наутек. Леша в утреннем сумраке разглядел толстого кота. Он готов был биться об заклад, что это был Эльвиркин.
– Ах ты, подлец, как ты сюда попал?
Но кот, проигнорировав грубое обращение, чухнул по направлению к балкону и выскочил в приоткрытую дверь.
– Вот скотина, по ночам квартиры потрошит!
Леша встал, чтобы закрыть дверь, и в этот момент он увидел в окне попугая, который, свернув голову набок, укоризненно смотрел на Алексея. Попугай вежливо поздоровался, сказав, однако, «Добрый вечер» вместо «Доброе утро» и, потоптавшись на подоконнике, слетел вниз. Леша похолодел. Он ущипнул себя. Было больно.
Часы показывали половину шестого утра. Сна не было ни в одном глазу. Он автоматом налил воду в чайник и сел за стол. Немного подумав, взял карандаш и бумагу и написал числа 4,16, 23, 32, 410. Чего-то не хватало или было лишним. Дважды повторялись числа 4 и 1, и какой-то непонятный ноль в конце. Должно было быть шесть цифр, если это числа лотереи. Шесть из сорока девяти. Тогда, конечно, миллион, даже несколько.
Алеша подошел к дивану и погладил его по упругому боку.
– Это уже серьезно. Значит, так. Если я выигрываю на этих числах, то памятник тебе поставлю. Представляешь – памятник Дивану. Громадный такой черный диван из мрамора или лучше в бронзе, на всю ширину площади, а на нем, в уголке, лежит ма-аленький человечишка, ничтожный такой, спит, скрючившись, коленки обхватив. И все сразу въезжают – кто тут главный. Понял? Сегодня куплю карточку лотереи. Проверим, какой из тебя джинн. Так, хорошо, а чего же ты туману напустил возле чисел этих? Ну, допустим – 4,16, 23, 32, 41, а потом что за ноль? Бред! Если они не по порядку и 0 надо прибавить к единице, чтобы получилось десять, то тогда опять одного числа не хватает, два раза ведь четверка. Что-то не так. Думай, Леша, думай…
В этот день Алекс Маркин не мог работать. Творческий процесс не шел, семья канадских гусей довела до бешенства. Гуси не хотели взлетать и плавать. Они только лениво щипали траву и рыли ямки. Он матерился на непонятном для окружающих языке, гуси в ответ шипели, а съемки не шли. За обедом он покрывал салфетку колонками цифр в разных вариациях и только вечером по дороге домой наконец заскочил в магазин и заполнил десяток карточек. Завтра был розыгрыш, джекпот составлял двадцать миллионов.
Ночью он практически не спал, ворочался с боку на бок. Диван после того цыганского табора он так и не складывал, постель не убирал, бутылки не вынес и, конечно, не мыл посуду. Сейчас волновало только одно: завтра, возможно, он станет миллионером. Что это значит? Как теперь жить и где? Лучше всего переехать в тропики, мечтал он, или, наоборот, на Аляску. Надо объездить весь мир, научиться управлять самолетом и яхтой, купить супер-дуперкинокамеру и оборудовать свою студию. Да! Научиться снимать женщин, причем во всех смыслах этого слова. Много-много красивых женщин с разных точек, в разных ракурсах, при разном освещении – женщины-лани, женщины-пантеры, кошечки, птички, рыбки. Наконец его сморило, и он заснул.
На следующий день идти на работу не хотелось, но до розыгрыша оставалось больше двенадцати часов. Леша лежал, смотрел в потолок и не мог встать.
Можно было бы прикинуться больным, подумал он, но, наверное, не стоит, а вдруг с миллионами пролет. Хотя вряд ли. Все, что случилось в последнее время, каким-то странным образом связано с диваном. Скорее всего он энергетически воздействует на подсознание, и я могу видеть во сне то, что должно произойти. Предположить, что сам диван материализует сны, – это уже слишком. Во-первых, мало ли что может присниться – это же опасно, кто может себя во сне контролировать? Даже представить страшно, нет, слишком фантастично! Другое дело – первая версия, она как-то более материалистична. Удобная конструкция дивана расслабляет, раскрепощает область подсознательного, и срабатывает обычная животная интуиция, которая у человека, как у существа сознательного, в обычной жизни сильно угнетена. Вот и все. Значит, я увидел эти числа не зря, и кричали там «Выиграл, выиграл!» тоже не просто так. Ладно. Пора вставать, прибрать квартиру и подготовиться к новой жизни. А кстати, ведь сегодня еще кое-что приснилось.
Леша пытался вернуть ускользнувший сон, но, кроме смутного образа женского затылка, ничего вспомнить не мог. Но образ был приятным. Светлые волосы, собранные в пучок, тонкая шейка и красивые плечи. Очень красивые плечи – не прямые и не покатые, а вроде закругленного изгиба отполированного дерева. Теперь таких не делают, подумал он, и перед глазами всплыл деревянный подлокотник маминого дивана, а на нем – выгнувшееся тело семнадцатилетней подружки. И вдруг такая радостная и теплая волна поднялась в душе Алеши! Он вспомнил, что тогда первый и единственный раз в жизни был по-настоящему влюблен. Он мог часами щелкать фотоаппаратом, ловя каждый жест и ужимку светлоглазой и светловолосой девочки. Ее фотографиями завесил все стены, не было миллиметра на ее теле, который не был бы им запечатлен. Потом, когда она ушла к другому и потребовала уничтожить все снимки и негативы, он подчинился. Отдал ей все, кроме одной фотографии. На ней она сидела спиной к камере и смотрела в окно. Волосы, заколотые высоко на затылке, открыли шею и плечи. Свет, льющийся из окна, казалось, пронизывает ее насквозь. Что-то похожее приснилось сегодня.
