Инна Александрова - Свинг
За всю новейшую историю Россия, наверно, не получала столько вызовов, как за время, начиная с девяносто четвертого года. Ничего само собой не образуется. Весь Северный Кавказ, и особенно Чечня, должен сейчас ответить на вопрос, какова его судьба вне России. Легко убежать. Но если убежишь, что дальше? Возможности народа, уходящего в самостоятельное плавание, очень сужаются. И чеченцы давно должны понять: пора смирить свою непомерно разросшуюся гордыню. Пора забыть вековые распри. Пора начинать новую жизнь, основанную на уважении и взаимных интересах. Нужно кооперироваться, нужно дружить. А с кем, как не с Россией? Но и для России мы должны перестать быть «черномазыми»…
И наше, и российское общество стали бесчувственными. Все не умеют, а главное, не хотят раскаяться. Это плохо. Раскаяние — чувство более глубокое, чем покаяние. Оно не проходит бесследно. Оно воспитывает. Нужна гармония. Нашей главной идеей должно стать стремление к гармоничному миру. Совершено столько дисгармонических деяний, что мы находимся на краю пропасти.
Дорогая Мария Станиславовна! Простите, что так пространно пишу. Но хочется сказать обо всем, о чем думаю бессонными ночами. Мы вернулись в Грозный в сентябре две тысячи второго года. Дом не разбомбили, но квартира представляла собой полностью изуродованное помещение. Все, что можно было унести и выломать, было унесено и выломано. Следовало начинать в полном смысле с нуля. Атагинский дом, тоже весь разграбленный контрактниками-федералами, заперла и попросила соседку приглядывать — чтобы не сожгли. А возвращаться нужно было: кончились мои «золотые запасы». Магомеду-Мише было уже шестнадцать, а официально у него считались оконченными только три класса, хотя программу восьми классов я с ним прошла по учебникам, что насобирали в Атагах. Мальчик он очень способный, особенно любит историю и бесконечно читает — все, что попадает в поле его зрения. Читал, конечно, бессистемно — книг не было. Но теперь уже кончает исторический факультет университета и разбирается в истории так, как мне и не снилось. Что плохо — совсем «посадил» глаза. Недавно через наш магазин «Оптика» прислали ему из Питера две пары очков: минут семь диоптрий. Специально писала письмо в Питерский облздравотдел.
Наша однокомнатная обитель сейчас для жизни пригодна. Есть диван, кровать, стол и шкаф, книжные полки. Сплю за занавеской. Кухонный быт тоже как-то обустроен. Газ горит исправно. Есть газовая колонка. Можно помыться и постирать. Застеклили балкончик — еще одно подсобное помещение. Живем вполне цивилизованно. От университета совсем близко. Магомед-Миша получает маленькую стипендию, я набрала часов — сколько смогла «унести». Преподаю русский и английский языки, русскую литературу. Все книги, все конспекты пропали. Пришлось начинать сызнова. Но это не так уж страшно и даже в чем-то интересно. К литературным источникам теперь подхожу совсем по-другому.
На еду и какую-то недорогую одежду хватает, в долги не залезаем. Стараемся укладываться в бюджет.
Больше всего меня, конечно, беспокоит судьба сына. Ему сейчас двадцать два. Высокий, красивый юноша. Даже очки не портят. Только сутулый от бесконечного чтения. Разумный, знающий. Но людей знает плохо, девушек, по-моему, побаивается. Как будет жить в этом страшном мире — не знаю. Завести свою семью пока не может: некуда привести. В Атагах — дом, но там жить — где работать? Его, наверно, оставят ассистентом, а потом и преподавателем в университете. Короче — проблемы, проблемы, проблемы… Да и не знаю, какая девица польстится на его университетскую карьеру. Теперь девушки и их родители интересуются только денежными мешками.
Моя личная жизнь, как уже сказала, равна нулю и никаких изменений, конечно, не предвидится. Кому нужна пятидесятидвухлетняя женщина, скудно зарабатывающая, обремененная сыном? Всем нужны богатые. Рецепта стать богатой — не знаю. Живем только на зарплату и стипендию. Взяток не беру.
Часто можно слышать: чеченские террористы. Это тоже обидно, Мария Станиславовна. Терроризм в России имеет глубокие корни. Возник не в связи с чеченской войной. С чеченской войной наиболее выпукло выявился. Терроризм в стране связан с существующими социальными, экономическими и духовными противоречиями. И разгулялся так потому, что сорняк растет там, где за землей не ухаживают. В стране коррупция, чиновники — воры. Об этом каждый день талдычат по телевизору. Идет бесконечная эскалация насилия.
И неправда, что при Сталине не было террора. А миллионы сгноенных им в лагерях и тюрьмах? Это разве не государственный терроризм? У нас на Кавказе шла настоящая война между ингушами и хевсурами. Кто знал? Молчали. Все было шито-крыто. Сор из избы не выносили. А ведь всякий «другой» должен видеть свое будущее в стране, где живет, должен иметь право жить без страха и работать. Если нет будущего для «другого», нет будущего и для тебя, «любимого»…
И не ислам, не Коран виноваты. Они не призывают убивать. Даже не изощренный в богословских тонкостях человек знает, что между исламом, христианством и иудаизмом много общего, ибо Бог един, и на Страшном суде именно он будет судить народы. Поэтому надо вести прямой богословский и политический диалог и искать, искать компромиссы.
Когда шли события в Москве на Дубровке, не сомкнула глаз и только молила Аллаха, чтобы не позволил взорвать им, террористам, театр. В этот момент у меня даже сами собой написались стихи:
Чеченцы, слушайте, что ж вы творите!
Вам мало вдовьих слез в самой Чечне?
Сирот вам мало? Или вы хотите,
Чтоб весь народ иссяк в войне?
Нельзя построить мир ножом и толом
За счет беды невинных москвичей.
Москва для многих наших стала домом,
А что в ответ? Десятки их смертей!
Нет, вы неправы, сотни раз неправы!
Ответ бесчинству должен быть иной.
Не принесет ни чести вам, ни славы
Столь дикий способ. Должен быть иной…
Всегда считала: чеченцы сами должны разобраться со своими отморозками. У нас много вредного, наносного: кровная месть, не очень деликатное отношение к женщине, ссоры между кланами. И дурацкая гордыня, не приносящая ничего хорошего.
Суть чечено-российской трагедии, начавшейся не вчера, а еще почти триста лет назад, в том, что Россия, обреченная на завоевание Кавказа, — при всей экономической нецелесообразности этой акции, — не хотела считаться с менталитетом маленького народа. Не желала подумать, как этот менталитет направить к своей выгоде. Другая же сторона — чеченская — самонадеянно полагала: так, как мы живем, только так и следует жить. Перемены времени нас не должны касаться. И вот теперь мы, потомки, должны развязывать узлы, что были завязаны столько лет назад…
Все это Москва должна была знать и учитывать, строя с чеченцами свою политику. Отношения надо было выстаивать так, чтобы «неподдающиеся» захотели жить в мире и согласии, и, надо сказать, перед Отечественной войной это в основном удалось. Если бы не было событий сорок четвертого года, думаю, не было и того горя, что пришло теперь.
А еще Москва должна была учитывать, что чеченцы не будут жить по тому принципу, что живут русские: стерпится — слюбится. Русский народ — многострадальный.
Наделен таким терпением, какого нет на белом свете. Чеченец терпит плохо. Чеченец будет искать свой интерес, свою правду. Вот и вышло то, что вышло… А теперь, когда так бомбили, так убивали, так унизили, люди будут искать справедливость, как сами ее понимают. И это тоже надо знать, когда имеют дело с чеченцами.
Дорогая Мария Станиславовна! Почему пишу все это Вам? Да больше никому не могу всего этого сказать. На родине меня не поймут, осудят да еще какие-нибудь санкции применят. И такое тоже может быть. Вы — человек многострадальный и интеллигентный. Вас тоже коснулся сталинский молох. Вы должны меня понять.
Господи! Как хочу, чтобы Вы были живы и здоровы, и это письмо дошло бы до Вас!.. А мы выжили, выжили… Живем.
Когда-то на заре человечества одно из племен, вопреки Божественному определению, в союзе с другими племенами начало строить большой город, а при нем высокую башню, которая должна была стать общим для всех центром и в то же время знаком их равенства. Но строители вместо камней стали использовать кирпичи из глины, а вместо извести употреблять земляную смолу. За это Господь покарал их, смешав языки так, что они стали не в состоянии понимать друг друга и разошлись по разным странам, отчего произошли разные народы, говорящие на своих языках. Город этот назывался Вавилоном, а башня Вавилонской.
Вот так и мы, дорогая Мария Станиславовна, не послушав нашего Бога, Аллаха, Христа — называй, как хочешь, — мечемся, мечемся в поисках правды, истины, добра, справедливости и не можем найти.
Найдем ли?..
2009 г.
