Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»
Они на цыпочках пробрались по коридору в комнату Дженни.
— Ну и погром, — ахнул Эзра.
На полу — груды вещей. Тут и там выдернутые из комода ящики. Дверцы шкафа распахнуты. На перекладине болтаются вешалки, а платья Дженни с рукавчиками-фонариками свалены в кучу. Дженни застыла в дверях…
— Дженни, — спросил Коди, — ты натворила что-нибудь?
— Ничего, — дрожащим голосом ответила Дженни.
— Вспомни, может, чепуха какая-нибудь? Может, ты просто забыла?
— Да ничего не было. Точно.
— Помоги мне засунуть ящики обратно в комод, — попросил Коди Эзру.
Одному с этой работой не управиться. Громоздкие дубовые ящики застревали в пазах. Коди и Эзра пыхтели, задвигая их на место. С глазами, полными слез, Дженни бродила по комнате и собирала свои вещи.
— Прекрати! — крикнул Коди, увидев, что она утирает нос то одной, то другой парой свернутых носков. — Как только мать заметит сопли на носках, она снова все вывалит на пол.
Вместе с Эзрой они подбирали трусики и ленты, встряхивали блузки, пытались повесить на вешалки платья. Безнадежно помятые вещи разглаживали руками и убирали в шкаф, подальше от глаз. А Дженни, опустившись на коленки и шмыгая носом, подбирала свои майки.
— А ведь можно просто уйти, — сказал Эзра, — и не возвращаться, пока она не придет в себя.
— Она не уймется, пока не закатит скандал, — возразил Коди. — Ты же знаешь ее. Тут уж ничего не попишешь.
— Жалко, нет папы.
— Нет — и нет. Заткнись.
Эзра расправил поясок от какого-то платья. Слава богу, все уже разложено по местам. Они уселись на постель Дженни. Теперь на кухне не грохотало — слышался звон ножей, вилок, посуды. Мать накрывала на стол? У Коди в горле стоял ком, он и думать не мог о еде. Наверное, Эзра и Дженни тоже. Эзра все время как бы пытался проглотить этот ком.
— Давайте убежим из дому, — предложила Дженни.
— Нам некуда бежать, — сказал Коди.
Мать позвала их снизу писклявым, как у комара, голосом:
— Дети!
Они спустились гуськом, шаркая ногами. В ванной на первом этаже стали мыть руки, с особым усердием намыливая ладони. Потом все вместе вошли в кухню. Мать нарезала ломтиками прямоугольный кусок консервированного мясного фарша. Как только дети уселись за стол, не глядя на них, заговорила:
— Мало того, что работаешь с утра до ночи; приходишь домой, а здесь конь не валялся. Шляетесь допоздна, отираетесь в подворотнях черт знает с кем, транжирите время в школьном хоре и всяких там кружках. Стол не накрыт, посуда не мыта, пол не метен, почта валяется на коврике у двери, а вас и след простыл… Кто-кто, а уж я-то знаю, что здесь творится! Вижу, чем вы занимаетесь! Дикари — вот вы кто. Водитесь со всякой шпаной… Что мне делать? Как прибрать вас к рукам? Никудышная дочь, два неслуха сына… Я слышу… слышу, что говорят люди. Думаете, покупатели удержатся, чтобы не позлорадствовать? Зайдет кто в лавку и с ангельским видом: «Ну, миссис Тулл, ваш старший растет не по дням, а по часам. Встретила его с пачкой сигарет в руках перед домом этой девчонки Барлоу». Я слушаю и только улыбаюсь как дура, а они небось думают: «Бедная миссис Тулл, каково ей смотреть людям в глаза? Дети совсем отбились от рук, позорят ее. Затыкают сырыми картофелинами выхлопные трубы автомобилей, прокалывают шины, палят из мелкашек по уличным фонарям, снимают колпаки с автомобильных колес, срывают дорожные знаки, украли из палисадника у миссис Коррелли статую мадонны и перетащили ее на заднее крыльцо Санни-Боя Брауна, околачиваются на улице с девчонками, настоящими шлюхами — свитера в обтяжку, на ногах цепочки». Куда ни повернусь — одно и то же…
— Но это ведь не про меня, мама.
— Что?
— Я же ничего такого не делаю.
Разумеется, Дженни ничего такого не делала (все это выходки Коди). Но ей лучше было помолчать. Перл мигом переключилась на нее и с новой силой бросилась в атаку:
— И ты тоже хороша!.. Выхожу в воскресенье из церкви, а ты стоишь с этой Мелани Миллер, одноклассницей из церковной школы. И что же я слышу?! Прямо ушам своим не поверила! «Ах, Мелани, — манерно передразнила она визгливым голосом, ничуть не похожим на голос Дженни, — до чего мне нравится твое платье, вот бы и мне такое…» Подумать только! — обратилась она к сыновьям. — Платье — дешевка! Клетка и та не подогнана. На подоле оборка — как на сельский праздник. А у пояса искусственные цветы. Надо же: так вырядить девятилетнюю девочку! «Ах, вот бы и мне такое!» — вздыхает ваша сестра. А люди кругом смотрят и думают: «Бедная миссис Тулл. Ей не по карману купить дочери даже дешевое платье с искусственными цветами. Целый день работает в лавке как каторжная, а по ночам ломает себе голову: на чем бы сэкономить? Как дотянуть до конца недели? Живет надеждой, что никто в ее семье не заболеет и не придется вызывать врача, платить ему за визит, молит бога, чтобы ноги у ее детей не росли так быстро…» А мать Мелани, стоит обронить при ней хоть слово насчет платья, сразу тут как тут, такой уж она человек. Не успеешь оглянуться, а она уже у двери. «Миссис Тулл, — скажет, — вот у меня случайно остался каталог, ну тот, по которому мы заказывали платье для Мелани. Если надумаете купить такое же для вашей Дженни…» Так я и допущу, чтобы моя дочь носила приютское платье! Я не позволю, чтобы она одевалась точь-в-точь как другой ребенок! «Нет уж, — скажу я, — благодарю вас, миссис Миллер. Может, мне не все по средствам, но если я покупаю платье, то швы у него должны быть заделаны. Не нужен мне ваш замечательный каталог, по которому вы заказываете дешевые платья без припуска на подол, с безвкусными цветами из бархатной бумаги…» Что же это творится на белом свете? Выходит, я недостаточно хороша для своей родной дочери? Неужели она не видит, как я из кожи лезу, чтобы у вас было все? Почему моя дочь водится с какими-то подонками? Зачем тащит домой всякое отребье? Мы же одна семья! Самые близкие друг другу люди! Что случилось? Как она могла предать семью?
Перл спокойно села, словно раз и навсегда покончила с этой темой, и протянула руку за миской с зеленым горошком. Слезы ручьем текли по щекам Дженни, но она не проронила ни звука, и мать, казалось, не замечала ее.
Коди кашлянул.
— Да ведь это же было в воскресенье.
Ложка Перл застыла на полпути между миской с горошком и тарелкой. На ее лице появилось нечто вроде вежливой заинтересованности.
— Да, — подтвердила она.
— А сегодня среда.
— Да.
— Сегодня среда, черт возьми! Уже три дня прошло. Зачем вспоминать, что было в воскресенье?
Ложка Перл полетела в лицо Коди.
— Выскочка! — Перл влепила ему пощечину. — Выродок… Чудовище! — Она схватила Дженни за косу и дернула с такой силой, что девочка слетела со стула. — Дурак, балбес! — крикнула она Эзре и треснула его по голове миской с горошком. Миска уцелела, но горошек разлетелся во все стороны. Эзра пригнулся и закрыл голову руками. — Паразиты! — вопила Перл. — И почему только вы раньше все не передохли и не освободили меня? Почему я не похоронила всех вас в детстве?!
Она поднялась наверх. Дети перемыли и убрали посуду, вытерли обеденный и рабочий столы, подмели кухню. Обнаружив крошку или пятнышко, они радостно набрасывались на них с кухонным порошком «Бон-Ами». Задернули занавески на окнах, заперли заднюю дверь. На улице соседские ребята собирались играть в прятки, но голоса их были едва слышны, точно их отделяло от дома Туллов не только пространство, но и время. Так в воспоминаниях или в странных, похожих на явь снах возникают голоса и смех людей из давнего-давнего прошлого.
В конце ноября, незадолго до Дня благодарения, у них в школе появилась девочка по имени Эдит Табер. Коди, который сам не единожды переходил из школы в школу и всякий раз испытывал на собственной шкуре, что значит быть новичком, мгновенно отметил вызывающий поворот головы, с каким новенькая вошла в классную комнату. В руке у нее была папка на молнии, что никак не соответствовало школьным правилам, а поверх юбки — подумать только! — мужская рубашка навыпуск. Густые черные волосы придавали ее облику нечто цыганское, и это очень понравилось Коди. Притягивала и ее манера гордо, с презрительной миной входить в класс. Такая же одинокая, как я, думал Коди (в душе он считал себя одиноким). Поэтому после уроков он пошел следом за ней (выяснилось, что она живет всего в квартале от них), а на следующий день догнал ее и пошел рядом. Похоже, Эдит обрадовалась его обществу и болтала без умолку. Время от времени она прихватывала у горла воротник, как взрослая. Ее брат служит на флоте, сказала она, обещал привезти ей шелковое кимоно, если вернется с войны живым; Балтимор не такой уж шикарный город; а мисс Сондерс, учительница английского языка, похожа на кинозвезду Лану Тернер. Хорошо, заметила она, когда у мальчишек волосы не зализаны назад, а свободно падают на лоб, как у Коди. Он провел пятерней по волосам и сказал, что, в общем-то, не уверен, он всегда думал, что девочкам нравятся вьющиеся волосы. А Эдит ответила, что терпеть не может курчавых мальчишек. Остаток пути они молчали, иногда Коди принимался насвистывать, и единственная песенка, которая пришла ему на ум, была Эзрина «Ясеневая роща».
