Крис Клив - Однажды на берегу океана
— Ну и где этот гребаный такси? — в сердцах сказала она.
— Человек сказал мне по телефону, что машина подъедет через десять минут.
Йеветта умолкла. Мы снова стали глядеть по сторонам. Над широкими полями проносился легкий ветерок. Мы сидели на корточках и смотрели на коров и овец, и на белого мужчину, который привязывал к столбику калитку.
Через некоторое время на дороге появилось такси. Мы не отрывали от машины глаз с того момента, когда она еще была маленькой белой точкой вдалеке. Йеветта повернула голову ко мне и улыбнулась:
— Этот таксист, он с тобой по телефон как говорить? Любезный?
— Я не говорила с водителем. Я говорила только с диспетчером.
— Я уже восемнадцать месяцы без мужика, Мошка. Так что уж пусть этот таксист быть настоящий мистер Ого-го… понимать, про что я говорить? Я люблю, чтоб мужик бывать высокий и немножко полный. Тощий мужик мне не нравиться. И чтоб одеваться прилично. Нет у меня время на неудачник, правильно я говорить?
Я пожала плечами. Я смотрела на приближающееся такси. Йеветта смотрела на меня.
— А ты какой мужик любить, Мошка?
Я опустила глаза. Я увидела траву, пробивающуюся через асфальт. Я сорвала травинку и стала вертеть ее в пальцах. Когда я думала о мужчинах, у меня начинало так противно сосать под ложечкой от страха, словно меня кололи ножом. Мне не хотелось говорить, но Йеветта толкнула меня локтем:
— Давай, Мошка, признаваться, какой мужик тебе нравиться?
— О, знаешь, такие… самые обычные.
— Чего? Это как понимай — обы-ычные? Высокий, низкий, тощий, жирный?
Я стала разглядывать свои руки.
— Я думаю, мой идеальный мужчина должен говорить на многих языках. На языке ибо, на языке йоруба, на английском, на французском, на всех других языках. Он мог бы говорить с любым человеком, даже с солдатами, и если бы в их сердцах была жестокость, он мог бы их отговорить. Ему не пришлось бы воевать, понимаешь? Может быть, он не был бы слишком красивым, но становился бы красивым, когда начинал бы говорить. Он был бы очень добрым, даже если бы ты готовила ему еду и эта еда подгорела, потому что ты смеялась и болтала с подружками, а не следила за едой. Он просто сказал бы: «Ах, это ничего, не огорчайся».
Йеветта смотрела на меня непонимающе.
— Извиняй, Мошка, но этот твой идеальный мужик… он какой-то нерре-альный.
Девушка с документами отвела взгляд от своих кроссовок:
— Отстань от нее. Ты что, не понимаешь, что она девственница?
Я потупилась. Йеветта долго смотрела на меня, а потом положила руку мне на плечи. Я стала ковырять землю мыском ботинка, а Йеветта посмотрела на девушку с документами:
— Ты откуда знать, дорогуша?
Девушка пожала плечами и показала на свой пакет, набитый бумагами:
— Я много чего повидала. Знаю, какие люди бывают.
— А чего ж ты такой тихий, если так много знать?
Девушка снова пожала плечами. Йеветта пристально на нее смотрела.
— А звать-то тебя как, дорогуша?
— Я не говорю людям свое имя. Так безопаснее.
Йеветта округлила глаза:
— Небось и парням свой номер телефона тоже не говорить.
Девушка с документами зыркнула на Йеветту и вся задрожала. Она плюнула на землю и сказала:
— Ты ничего не знаешь. Если б ты хоть что-то понимала в жизни, ты не думала бы, что она такая смешная.
Йеветта подбоченилась и медленно покачала головой.
— Дорогуша, — сказала она. — Жизнь с тобой и со мной по-разный обходиться и разный подарки у нас отбирать, вот и все. Правда сказать, смешной то, что у меня оставаться. А у тебя, дорогуша, оставаться одни бумажка.
Они обе замолчали, потому что подъехало такси и остановилось прямо перед нами. Стекло сбоку было опущено, в машине играла громкая музыка. Я вам скажу, какая это была музыка: песня «Мы победители!» британской группы Queen. Мне знакома эта песня, потому что эта группа очень нравилась одному из служащих центра временного содержания иммигрантов. Бывало, он приносил свою стереосистему и включал для нас музыку, когда мы сидели, запертые в своих комнатах. Если кто-то из девушек начинал танцевать, чтобы показать, что музыка ей нравится, этот служащий приносил этой девушке добавочную еду. Как-то раз он показал мне картинку, на которой была изображена группа Queen. Это была картинка из коробки с компакт-диском. Один из музыкантов на этой картинке был с очень длинными волосами. Волосы у него были черные и курчавые, и казалось, что на макушке они такие тяжелые, что давят ему на голову. Я знаю слово из вашего языка — «модный», но эта прическа не выглядела модной, уверяю вас. Она выглядела наказанием.
Когда мы разглядывали эту картинку, мимо проходил другой служащий, и он указал на этого волосатого мужчину и сказал: «Ну и грива». Помню, я была очень довольна, потому что тогда еще только училась говорить на вашем языке и начала понимать, что у одного слова может быть два значения. Я поняла, что слово «грива» относится к прическе музыканта. А она была похожа на лошадиную гриву, понимаете? Я вам про это рассказываю, потому что у водителя такси была точно такая же прическа.
Когда такси остановилось у главных ворот центра временного содержания, таксист из машины не вышел. Он посмотрел на нас через открытое окно. Он был белый, худой, на нем были солнечные очки с темно-зелеными стеклами, в блестящей золотистой оправе. Девушка в желтом сари, похоже, удивилась, увидев такси. Наверное, она, как и я, никогда не видела такой большой, новой и блестящей белой машины. Она стала обходить вокруг нее, прикасаясь рукой к поверхности кузова и блаженно качая головой:
— М-м-м-м…
Девушка по-прежнему держала в руке пустой пластиковый пакет. Сжав его одной рукой, кончиками пальцев другой она провела по металлическим буквам.
— Ф… О… Р… Д, — выговорила она.
Подойдя к машине спереди, она посмотрела на фары и заморгала. Она опустила руку, а потом вытянула перед собой, снова посмотрела машине в глаза и рассмеялась. Водитель все это время следил за девушкой. Затем он повернул голову ко мне и остальным девушкам, и выражение лица у него было такое, словно он только что проглотил ручную гранату, приняв ее за сливу.
— У вашей подружки головка не в порядке, — заявил он.
Йеветта ткнула меня локтем в живот.
— Давай говорить, Мошка, — прошептала она.
Я посмотрела на таксиста. В машине все еще громко звучала песня «We are the Champions». Я понимала, что нужно сказать таксисту что-то такое, чтобы он понял: мы не беженки. Мне хотелось показать ему, что мы британки, что мы говорим на вашем языке и понимаем кое-какие тонкости вашей культуры. И еще мне хотелось его развеселить. Вот почему я улыбнулась, подошла к открытому окну машины и сказала таксисту:
— Привет, какая у вас грива!
Не думаю, что таксист меня понял. Кислое выражение его лица стало еще кислее. Он медленно покачал головой и сказал:
— Вас, обезьян, в джунглях совсем, что ли, не учат приличным манерам?
А потом он отъехал от нас очень быстро — так быстро, что колеса его машины взвизгнули, будто ребенок, у которого отняли бутылочку с молоком. Мы вчетвером стояли и провожали взглядом машину, пока она не исчезла за ближайшим холмом. Овцы справа от дороги и коровы слева от дороги тоже смотрели ей вслед. А потом они снова начали жевать траву, а мы опять сели на корточки. Налетел порыв ветра, и спирали колючей проволоки наверху забора задребезжали. По холмам и полям поплыли тени от маленьких высоких облаков.
Мы долго молчали. Наконец Йеветта проговорила:
— А может, надо было, чтоб наша девочка в сари говорить?
— Извините.
— Гребаный африканцы. Вы всегда считать, что вы — самый умный, а вы — не-ве-жи.
Я поднялась, подошла к забору, взялась за проволочную сетку и посмотрела через нее вниз, вдоль склона холма, на поля.
Двое фермеров все еще работали на поле. Один вел трактор, а второй привязывал веревкой калитку.
Йеветта подошла и остановилась рядом со мной:
— Что нам теперь делай, Мошка? Тут оставайся никак нельзя. Пойти пешком, а?
Я покачала головой:
— А как быть вон с теми мужчинами?
— Думать, они нас останавливать?
Я крепче вцепилась в проволочную сетку:
— Я не знаю, Йеветта. Мне страшно.
— Чего ты бояться, Мошка? Может, они и нас и не трогать. Если ты не обзывать их, как того таксиста.
Я улыбнулась и покачала головой.
— Значит, так. Не бояться. Я идти с тобой любая дорога. А ты не будь обезьяна. Веди себя приличный…
Йеветта обратилась к девушке с документами:
— Ну, а ты, маленький мисс без имя? Идти с нами?
Девушка обернулась и посмотрела на здание центра временного содержания:
— Почему они больше нам не стали помогать? Почему не прислали тех, кто занимается нашими делами?
