Пол Боулз - Под покровом небес
Тут Порт прервал его:
– Нет-нет. Ну что же мы будем вас так обременять. Нет-нет.
– Да! Да! – не унимался Лайл.
– Кроме того, как вы знаете, нас ведь трое.
– Ах да, действительно, – проговорил Лайл упавшим голосом. – А не может ваш друг поехать за нами следом на поезде?
– Не думаю, что его страшно обрадует такое наше решение. Нет, всем уехать, а его тут бросить было бы все же нехорошо.
– Понятно. Ну, жаль, жаль. Взять еще и его мы вряд ли сможем: при таком количестве багажа… – Он встал и, наклонив голову к плечу, посмотрел на Порта, словно птица, прислушивающаяся к движению червяка, потом говорит: – Нет, все равно, поехали с нами, а? Вы сумеете это устроить, я знаю. – Пошел к двери, отворил ее, уже вроде вышел, но, привстав на цыпочки и изогнувшись, уже из коридора снова заглянул в номер. – Знаете, что я вам скажу? Вы к нам зайдите через часик, дайте знать. Номер пятьдесят третий. И мне правда очень хотелось бы услышать положительный ответ.
Улыбаясь, он еще раз окинул комнату бегающим взглядом и затворил за собой дверь.
Кит и впрямь всю ночь не спала буквально ни минуты; перед рассветом стала задремывать, но тоже то и дело просыпалась, мучилась. Когда Порт громко стукнул в дверь между их комнатами и сразу открыл ее, принять его она была не настроена. Сперва рывком села, закрывшись простыней до самой шеи и испуганно выпучив глаза. Потом расслабилась, снова упала на подушки.
– Что случилось?
– Мне надо с тобой поговорить.
– Ой, я так спать хочу!
– Нас пригласили ехать в Бусиф на машине.
Она снова привстала, на сей раз яростно протирая глаза. Он присел к ней на кровать и рассеянно поцеловал в плечо. Отпрянув, она устремила взгляд на него.
– Кто? Эти монстры? Ты согласился?
Он хотел сказать «да»: этим удалось бы сэкономить массу усилий и слов; ей сразу все стало бы ясно, да и ему тоже.
– Нет еще.
– Ну, значит, придется отказаться.
– Почему? На машине было бы куда удобнее. И быстрее. Да и безопаснее, конечно же.
– Ты что – хочешь так запугать меня, чтобы я из гостиницы вообще не могла выйти? А что такая темень? Который час?
– Сегодня пасмурно – черт его знает, с чего вдруг.
Она молчала; в глазах появилось затравленное выражение.
– Только вот Таннера они взять не могут, – сказал Порт.
– Ты что, совсем, что ли, напрочь свихнулся? – вскричала она. – Я даже мысли такой не допускаю, чтобы уехать без него. Ни на секунду!
– Почему нет? – сказал Порт, уязвленный. – Он прекрасно доберется туда поездом. Не понимаю, почему мы должны отказываться от возможности проехаться на машине только потому, что с нами и он тащится. Мы же не обязаны как приклеенные быть при нем каждую минуту, правда?
– Ты не обязан, нет.
– А ты, значит, обязана? Ты это хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что даже обсуждать это не буду. Оставить Таннера здесь и уехать на машине с этой парочкой! Она истеричная старая карга, а он!.. Он настоящий дегенерат-преступник, у него это на роже написано, уж я-то вижу! У меня от него мурашки.
– Ай, да брось ты! – недоверчиво скривился Порт. – Особенно насчет истеричности – уж кто бы говорил. Господи! Видела бы ты сейчас себя со стороны.
– Делай что хочешь, езжай на чем хочешь, – сказала Кит, плюхаясь снова навзничь. – А я поеду на поезде с Таннером.
Глаза Порта сузились.
– Хорошо, бога ради. Значит, поедешь с ним на поезде. Желаю вам угодить в крушение.
С этими словами он ушел к себе в комнату и стал одеваться.
* * *Кит постучала в дверь.
– Entrez,[33] – выговорил Таннер со своим явственным американским акцентом. – О, это ты! Какой сюрприз! Что происходит? Чем я обязан столь неожиданному визиту?
– Ах, да ничего особенного, – сказала она, обозревая его с легкой неприязнью, которую надеялась как-нибудь все-таки скрывать. – Похоже, нам с тобой придется ехать в Бусиф на поезде одним. Порта пригласили с собой в машину какие-то его приятели. – Она старалась, чтобы ее голос совершенно ничего не выражал.
Он смотрел на нее озадаченно.
– Что все это значит? Ну-ка, еще раз и помедленнее. Его – кто? Приятели?
– Именно. Какая-то англичанка и ее сын. Предложили подвезти.
Мало-помалу лицо Таннера просияло. Причем это сияние, как отметила она про себя, фальшивым как раз не было. В данном случае его реакция была просто невероятно замедленной.
– Хм, вот оно как! – сказал он и расплылся в улыбке.
«Нет, все-таки он болван какой-то», – подумала она, имея в виду полное отсутствие в его поведении сдержанности. Вопиющая нормальность всегда вызывала у нее яростное раздражение. «Все кульбиты его эмоций всегда прямо тут, на плоской поверхности. Где нет ни дерева, ни валуна, чтобы хоть что-то за ними спрятать».
А вслух сказала:
– Поезд отправляется в шесть вечера и прибывает утром бог знает в какую рань. Но, говорят, он всегда опаздывает, что в данном случае, пожалуй, даже хорошо.
– Так мы, стало быть, едем вместе? Вдвоем?
– Порт приедет много раньше нас, он и жилье нам снимет. А сейчас мне надо идти искать какой-нибудь салон красоты, будь он неладен.
– Да зачем тебе это сдалось? – попытался возразить Таннер. – Ерундой-то не маялась бы. Твою природу еще и улучшать?
Комплиментов она не терпела, тем не менее улыбнулась ему и вышла. «Потому что я трусиха», – подумала она. К тому моменту она уже осознала в себе желание сравнить чары Таннера с обаянием Порта, тем более что Порт эту их поездку проклял. Улыбнувшись, она сказала, как бы ни к кому не обращаясь:
– А крушения, я думаю, мы сможем избежать.
– А?
– Нет, ничего. Увидимся в два за ланчем.
Таннер был из тех, в чью голову лишь с большим трудом способна пробиться мысль о том, что его, может быть, используют. Привыкший навязывать свою волю и не встречать сопротивления, он до высокой степени развил в себе этакую очень мужскую самонадеянность, которая, как это ни странно, делала его привлекательным чуть не для всех и каждого. Вне всякого сомнения, основная причина, по которой он так радостно ухватился за идею сопровождать Порта и Кит в этом их путешествии, состояла в том, что они, как никто другой, давали некоторый отпор его непрекращающимся попыткам установить над ними моральное господство, – то есть в их обществе он был вынужден прикладывать больше усилий; подсознательно он таким образом упражнял свой шарм, давал ему необходимую тренировку. В свою очередь Кит и Порт оба сердились на себя, если обнаруживали, что хоть в малой мере поддаются этим его довольно-таки банальным чарам, поэтому и тот и другая всячески отрицали личную ответственность за то, что Таннер приглашен в поездку. К этому примешивалась и значительная доля стыда: оба ясно видели и его актерство, и трафаретность поведения, и все же оба с готовностью давали себя до некоторой степени заворожить. Таннер же, будучи личностью, в сущности, незатейливой, испытывал неодолимое влечение ко всему тому, что находится за пределами его умственного кругозора. Привычку довольствоваться не вполне окончательным проникновением в тему он приобрел еще в юности, и теперь она в нем укрепилась еще более. Если некую мысль он способен был обследовать со всех сторон, то приходил к заключению, что эта мысль нестоящая; чтобы его интерес к ней по-настоящему пробудился, в предмете размышления должно было обнаружиться нечто непостижимое. Но и настоящий интерес не означал желания подумать над идеей как следует. Напротив, сам факт такого интереса сразу его успокаивал, эмоционально удовлетворял одним лишь своим наличием, давая возможность расслабиться и восхищаться идеей дальше на расстоянии. В начале его дружбы с Портом и Кит он склонен был относиться к ним с осторожным почтением, которого они, по его мнению, заслуживают, но не как личности, а как существа, имеющие дело почти исключительно с идеями, а это суть вещи святые. Они, однако, не поддались, да так категорически, что ему пришлось вырабатывать новую модель поведения, в рамках которой он стал чувствовать себя еще менее уверенно. Она состояла, во-первых, в мягких подколках и насмешливых выпадах, но столь незаметных и несфокусированных, что при необходимости им всякий раз можно было придать льстивый оборот, а во-вторых, в том, чтобы все время ходить с видом удивленным и радостным от одного их присутствия, и при этом выказывать слегка уязвленное смирение, будто он этакий папаша парочки до невозможности шаловливых вундеркиндов.
Придя в состояние беззаботности и веселья, он расхаживал по комнате и насвистывал, радуясь перспективе оказаться наедине с Кит; он решил, что она в нем бог весть как нуждается. При этом он вовсе не был уверен в своей способности убедить ее в том, что эта ее нужда лежит именно в той плоскости, где он хотел, чтобы она лежала. На самом деле из всех женщин, с которыми он надеялся когда-нибудь вступить в интимные отношения, Кит он считал кандидатурой наименее вероятной, случаем самым трудным. Вдруг словно со стороны увидев, как он стоит, согнувшись над чемоданом, он этому видению загадочно и непонятно улыбнулся – той самой своей улыбкой, что всегда казалась Кит вопиюще фальшивой.
