Матс Валь - Невидимый
— Хотите чего-нибудь? — спросила Маргит, выходя из кухни и останавливаясь рядом с Форсом.
— Спасибо, нет. Мы можем устроиться тут?
— Конечно. Пожалуйста.
Маргит прошла мимо Форса и села в углу дивана. Форс расположился в красном кресле с потертыми подлокотниками. Он открыл портфель и достал блокнот, посмотрел на наручные часы и записал время.
— Маргит Лундквист, — сказал он. — Правильно?
Форс видел имя на дверях ее кабинета в школе, и Хумблеберг называл ее, но он подумал, что это хороший способ начать разговор.
— Да.
— Как пишется ваша фамилия?
— Лундквист.
— Как долго вы работаете в школе Люгнета?
— Пятнадцать лет.
— Вы знаете всех учеников?
— Большинство из них, во всяком случае.
— Ваш сын, кажется, тоже ходил в школу Люгнета?
— Да, Маркус.
— Сколько ему лет?
— Двадцать один.
— Где он живет?
Маргит Лундквист сложила руки на коленях и почесала правой рукой левую. У нее были обкусанные, ненакрашенные ногти.
— Можно задать вам один вопрос?
— Конечно.
— К чему все это?
— Этот разговор?
— Да.
— Я пытаюсь понять, куда пропал Хильмер Эриксон.
— И поэтому вы хотите знать, где живет Маркус?
— Да.
— Но почему?
— Потому что Маркусу может быть что-нибудь известно о Хильмере.
Маргит глубоко вздохнула и сняла руки с колен.
— Но откуда?
— Это только мое предположение. А как вы думаете? Знает он что-нибудь о Хильмере?
Маргит помолчала. Что можно знать о том, кто исчез? Что можно знать о том, кто стал невидимым? Что можно знать о том, кто истекает кровью и у кого во рту коричневые листья?
— Свен рассказал, что Маркус общается с нацистами, что он носит нацистские символы и встречается с Аннели Тульгрен.
— Да. Но при чем здесь Хильмер?
— Я не уверен, что все это как-то касается Хильмера, но я должен попытаться узнать как можно больше. Как я понял, у Аннели Тульгрен и Хильмера месяц назад произошел конфликт.
— Об этом я ничего не знаю.
— Где живет Маркус?
Маргит вздохнула и назвала адрес в городе.
— Он давно там живет?
— Он уехал из дома осенью.
— Где он работает?
— Он безработный.
— Маркус часто навещает вас?
— Иногда заходит. У него остались кое-какие вещи в подвале.
— Когда он был тут в последний раз?
— Недавно.
— Когда? Хотя бы приблизительно.
— Я думаю, он был здесь в субботу, но ко мне не заходил.
— Откуда вы знаете, что он тут был?
— Он сам сказал. Он хотел забрать некоторые вещи, но так и не зашел. Я позвонила вечером, и он сказал, что был здесь, но у него не было времени зайти.
— Зачем он сюда приезжал, вы знаете?
— Нет.
— Он ездит на автобусе?
— У него машина.
— Откуда у него деньги на машину, если он безработный?
Маргит не ответила.
— И сколько стоили его права?
— Пятнадцать тысяч.
— За них заплатили вы?
— Да.
— А машина?
— Он купил ее за одиннадцать.
— Платили опять вы?
— Да.
— Дорогие подарки вы делаете своему ребенку.
— Чувства стоят того.
— Что вы имеете в виду?
— Никогда не думаешь, что может вот так получиться.
— Что может получиться?
— Сын, который лишь ненавидит.
— Лишь ненавидит?
— По крайней мере, он говорит только об этом.
— Кого он ненавидит?
— Всех. — Она провела рукой по бедру. - Может, у него что-то с психикой?
Казалось, она пытается убедить Форса в том, что у ее сына проблемы с психикой, в которых она как мать совершенно не виновата.
— Вы разочарованы в нем?
Маргит покачала головой и снова почесала руку.
— Это не то слово. Последние пять лет были просто адом.
— А что произошло?
Она глубоко вздохнула.
— Ему было пятнадцать, когда все это началось. Я думаю, что кое-что вы уже слышали от Свена. Он сказал мне, что разговаривал с вами об этом. Если бы не Свен, я бы этого не выдержала.
— Как это началось?
— У Маркуса появились новые, старшие приятели, в комнате стали появляться флаги, брошюры, старые медали, ножи, как у военных.
— Ножи?
— С такими вот крестами.
— Свастиками?
— Да. И музыка. Сутки напролет
Маргит откинулась на спинку дивана и поднесла руки к щекам.
— А отец Маркуса? — спросил Форс.
— Они никогда не встречались.
— Почему?
— Это долгая история. О чем только не передумаешь долгими ночами. Все размышляешь о сделанных ошибках, о том, как все было бы по-другому, если бы можно было начать жизнь заново.
Она медленно покачала головой.
— Как его зовут?
— Отца Маркуса? Ханс.
— Он живет не здесь?
— Он живет в Стокгольме.
— И Маркус никогда не встречается с отцом?
— Мы развелись, когда сыну было полгода. Я вернулась домой. Мы не общаемся уже двадцать лет.
— А он как-нибудь проявлялся?
— Когда Маркусу исполнилось три года, отец прислал ему книжку-картинку и все.
— Они никогда не встречались?
Маргит медленно покачала головой, как будто она не хотела говорить четкое «нет».
Форс записал. На улице канат стучал о флагшток.
— Я укреплю канат получше, — сказал Форс, не глядя на Маргит, — когда буду уходить.
— Что?
— Флаг. Я привяжу его покрепче, тогда канат не будет стучать.
— Спасибо. Я и не думала, что это может мешать.
Форс посмотрел на свои ноги. Придя к Эриксонам, он снял ботинки, а сейчас забыл это сделать. В доме жертвы он снимал обувь, у матери предполагаемого преступника забыл. Но кто знает, кому из этих двух женщин досталось больше?
— Простите? — сказала Маргит Лундквист, заметив его задумчивый взгляд.
— Нет, ничего. Как долго встречаются Маркус и Аннели?
— С осени.
— Вы знаете Аннели?
— Я видела ее.
— Но вы знакомы?
— О ней много говорят. В школе есть учителя, которые угрожают взять больничный, если она придет в школу.
— С ней так трудно?
— Многие считают. что она просто невыносима.
— Где она живет?
Маргит махнула рукой.
— На следующей улице. Кирпичный дом. У ее матери, Берит, киоск на автобусной станции Отчим водитель.
— Вы их знаете?
— Я иногда делаю покупки в этом ларьке. Ну и иногда слышу разные рассказы про их семью.
— Какие именно?
— Пару лет назад ларек Берит взламывали несколько раз подряд. Кажется, четыре раза. Ее муж, Лудде, спрятался субботней ночью в киоске и дождался грабителей. Они были из Соллана. Лудде ударил одного железной трубой по плечу и сломал ему ключицу. Было следствие. Лудде получил шесть месяцев тюрьмы. Взломщиков приговорили к штрафу. Я думаю, поведение Аннели зависит от ситуации дома.
— Когда это случилось?
— Кажется, четыре года назад.
— А какой была Аннели до этой истории?
— Она всегда была сложным ребенком. Но после этой истории со взломами она совсем сорвалась с катушек. Вся ее ненависть обратилась на иммигрантов.
— Так Аннели — ярая ненавистница иммигрантов?
— Да. А сейчас Аннели встречается с Маркусом. Ненависть к иммигрантам — вот что их объединяет
— Маркус говорил что-нибудь про Хильмера?
— Никогда.
— Вы уверены?
— Ни единого слова. Хильмер ведь был намного младше, они не общались. Хотя последнее время Маркус не часто со мной разговаривает. — Маргит показала на салфеточку на телевизоре. — Раньше там стояла фотография. Недавно я убрала ее. Больше не могу, слишком долго я терпела.
— Можно посмотреть фотографию?
Маргит подошла к столику, выдвинула ящик и достала большую цветную фотографию в серой рамке. На ней был изображен загорелый улыбающийся мальчик лет двенадцати с удочкой в руках. Он смотрел прямо в камеру. Позади него был виден морской горизонт
Форс смотрел некоторое время на фотографию, затем протянул ее обратно. Маргит убрала снимок в ящик и отвернулась к окну.
— Боюсь, как бы ветер не уронил сосну. Чего доброго, упадет прямо на крышу. — Маргит помолчала некоторое время, потом произнесла: — Многие говорят, что во всем виноваты одинокие матери. Вот если бы они не развелись в свое время с мужьями, то все было бы по-другому. Если есть настоящий отец, то мальчик не может вырасти таким странным. Но ведь многие мальчики растут без отцов, и только некоторые из них вырастают проблемными. Разве все зависит от отца, как вы думаете?
Она посмотрела на Форса.
— Я не знаю, — ответил он.
— Но как вы думаете?
Она так хотела освободиться от чувства вины.
— Я действительно не знаю, — сказал Форс. — Мое дело расследовать, а не отпускать грехи.
Пока они разговаривали. Хильмер беззвучно ходил по комнате.
Тот самый исчезнувший Хильмер.
Он искал.
Он шептал ее имя.
Он проплакивал ее имя.
