Ирада Вовненко - Влечение. Истории любви
Закрыв за собой дверь ванной, Полина прислонилась к ней затылком и довольно шумно рухнула на пол мозаичной плитки, необходимо прохладный сейчас. Несомненно, скоро она почувствует себя абсолютно, стопроцентно счастливой, ведь холли драйвер легко освободил ее от себя – раз, другой и третий, и через полчаса она нестерпимо захочет вновь взметнуться туда, вверх. Но сейчас ей необходимо отдохнуть. Стянула наконец подвязки. Скатала шелковыми клубками.
Вернувшись в комнату, она обнаружила там только холодный ветер, измятые простыни на полу и вздымающиеся тревожно занавески. На столике перед кроватью лежал линованный листок, похоже, второпях вырванный из ее же корпоративного блокнота: «Целую Богиню. Извини, очень тороплюсь – дела. Божественных снов». Полина перевернула записку – на обороте не было ни номера телефона, ни адреса – ничего, насинг от холли драйвера.
«Наверное, он действительно очень спешил. Я ведь ничего о нем не знаю», – разумеется, оправдательно подумала она, сворачивая лист вдвое, загибая углы причудливо. В некотором недоумении обнаружила, что крутит в руках бумажный пароход с двумя трубами, привет из школьного детства.
«Мы обязательно должны увидеться». Она положила пароходик в свой кошелек. Закрыла плотно.
Следующая неделя у Полины была напряженной. Она принимала по восемь – десять клиентов ежедневно, и ассистент была вынуждена отказывать вновь обращающимся пациентам. Кропотливая нелегкая работа, личные проблемы, в которые необходимо было честно погружаться, выматывали.
Каждый божий вечер она проводила дома, соблюдая ставший традиционным ритуал: недолгая пенная ванна, шампанское в тонконогой креманке, последующее мучительное ожидание холли драйвера в мятущемся круге от зажженной свечи, обязательно свечи.
Каждый божий вечер Полина виртуозно придумывала новую причину его исчезновения. «Может быть, он перезвонил с моего мобильника на свой, и теперь он знает мой телефон, а я его – нет». И она не включала телевизор и музыку, опасаясь, что посторонние звуки пожрут телефонный звонок.
«А если он куда-то уехал, поэтому так и торопился. На самолет! И теперь появится через день. Или два. Или задержится».
Но Никита не появился. Холли драйвер.
Полина почти перестала спать, по утрам на нее из зеркала смотрела измученная женщина с синими кругами под глазами, полными боли.
Спустя семь дней Полина решила сменить тактику, вернуться к светскому общению, единственно потому, что была вероятность в каких-то соответствующих кругах встретить его. Отыскать дорогую пропажу. Холли драйвер, где ты, чертова сволочь, захныкала Полина, кусая от отчаяния подушку, стуча по ней сжатыми кулаками.
Следующим же вечером она металась из клуба в клуб, не задерживаясь нигде более чем на десять минут, напоминая самой себе майко, учениц гейши, имеющих такой же строгий график.
В четвертом по счету дорогом ресторане она встретила Алекса. Перевела дыхание, сделавшееся болезненно частым. Оправила неброское темное платье-футляр, очень ей подходящее. С трудом вырвала розового благодушного Алекса из объятий визгливо хохотавшей брюнетки с грудью огромной, как два баскетбольных мяча. Увлекла его в свободную кабинку, усадила за стол. Если понадобится, я припру дверь коленом, отчетливо поняла Полина, мило улыбаясь старинному приятелю:
– Мне надо с тобой поговорить. Уделишь мне пару минут?
– Да хоть всю жизнь! Возьмешь меня на всю жизнь? – Алекс жестом подозвал официанта в строгой униформе. – Кофе даме, а мне бутылку «Рэд Брэст», миндаль и фрукты. Только не яблоки, умоляю вас. Ты выпьешь немного, Полли, детка?
Полина решительно отказалась, и, вероятно, очень ошиблась. Вероятно, под действием легкой анестезии она легче бы перенесла последующие десять минут разговора. Или еще более вероятно, легкой анестезии тоже было бы недостаточно, и потребовался бы полный наркоз.
Потому что Алекс сказал:
– Ах, этот. Забудь сразу и навсегда. Он не стоит пыли под твоими ногами, Полли, детка. Известный в свете альфонс.
Алекс сказал:
– Помнишь ту габаритную тетеньку у меня на пати, ну такую, всю с прозрачными боками, вокруг нее все пацан прыгал, местный малолетка? Музыкантик. Денег хочет, как и все они, замечу. Так вот, он ее муженек. Тетенька богатая, у нее столько недвижимости, что не обойти и за год. Да плюс она еще юристом работает – в хорошей конторе. Партнер. Этот Никиток-пидорок уже с десяток лет у нее в супружниках, но она баба ушлая и перед загсом составила брачный контракт.
Алекс сказал:
– Так что он не может развестись с ней, Полли, детка. Да и не хочет, да. У тетеньки все схвачено. Ежели что – вылетит от нее без копейки и без квартиры. А он редкий ммм... чудак. Учился когда-то на историческом. Или филологическом. Сейчас ничем не занимается. Так... Пишет что-то про французскую революцию. Робеспьер нашелся, ха-ха-ха!
Алекс сказал:
– Помимо французской революции он девочками сильно увлекается. Коллекционер! Мы даже пари с мужиками заключаем, какую телку он на вечеринке подснимет. И сколько. Вот летом прошлым случай был, мы вместе как-то в Италии встретились, так он одновременно с четырьмя подругами договорился. Приличные, замужние женщины...
Алекс сказал:
– Да черт их знает, что вообще связывает людей? Зачем-то все держит его тетенька при себе. Не знаю. Прислуга за все? Да и что мне за дело?
Алекс сказал:
– Может, жалеет. Я вот помню, мне лет в семь подарили такого грустного клоуна, выскакивающего из ящика. И вот, пружина у коробки давно сломалась, глиняная голова облезла, колпак с бубенцами – вообще стал похож на не знаю что. Тряпку. Но рука не поднималась выбросить, веришь мне, Полли, детка?
Полина поднялась и медленно направилась к выходу. Достала кошелек, вынула белый кораблик, сжала в ладони, пальцы побелели от напряжения.
Она шла к машине. Остановилась, с усилием разжала кулак, смятый пароход упал в подтаявший нечистый снег.
Быстро открыла дверь и устроилась привычно за рулем, ни о чем думать не представлялось возможности. Полина и не предполагала, что может вот так совершенно физически болеть сердце, из последних сил сжимаясь-разжимаясь, пуская в сосуды кровь, в тело – жизнь, вопрос только зачем, зачем.
Неожиданно Полина резко выпрямилась, выскочила из автомобиля, грохнулась на колени, всматриваясь в холодную жижу, шаря в ней скрюченными закоченевшими пальцами. Наткнувшись на шероховатый промокший комок бумаги, облегченно встала и в три шага вернулась обратно.
Мокрая до колен, с красными, изодранными ледяной крошкой руками, аккуратно положила дурацкий пароходик на пассажирское сиденье – сохнуть, а сама, наконец, расплакалась, спрятав мокрое лицо в мокрые ладони.
Женщина проводила щеткой по волосам. Когда-то она прочитала во французском журнале, что для блеска и вообще – лучшего их, волос, самочувствия, таких движений должно быть не менее двухсот. Сто двадцать два, сто двадцать три, считала она про себя, во французском журнале ничего не было сказано о том, в какое именно время лучше посвящать себя уходу за волосами, так что можно и в половине пятого утра, наверное. Сто тридцать два, сказала женщина вслух, потому что входная дверь отворилась со щелчком, там, в квартирной глубине, но она услышала. Сто тридцать пять, продолжила женщина, сто тридцать шесть, и что же я такая дура, я ведь прекрасно знаю, что он вернется. Он всегда возвращается.
А ведь через четыре часа уже выезжать на работу. Старая же дура, когда ты будешь спать ночами, спросила себя женщина, сто сорок четыре, сто сорок пять, она знала, что утром сядет за стол, разгладит руками и без того безукоризненно выглаженную скатерть, зачем-то поменяет местами чайную чашку и мобильный телефон, и еще раз. «Ах ты моя рыбка, – подумает она ни о ком конкретно, – да ты ж моя рыбочка, неужели ты решила, что сможешь не содрогаться вот так же, как я, разрываясь изнутри от горя?..»
«Иногда ошибаясь, мы вдохновляем богов».
Первым на заднее сиденье забирается мальчик лет двенадцати, вежливо здоровается, у него в руках коричневый футляр для скрипки; секундой позже к нему со смехом присоединяется второй мальчик, по виду дошкольник. На его плече сидит ручная крыса, розовый нос потешно двигается, глазки действительно похожи на бусины.
– Ребятки, а телефоны вы не забыли? – взволнованно спрашивает женщина, красивое лицо, азиатские черты, точные брови и узковатые сказочные завораживающие глаза. Она садится на переднее сиденье и сразу немного приоткрывает окно. В окно охотно задувает ветер, и даже прилетает мокрый желтый лист.
– Телефоны со мной, – уверенно отвечает старший мальчик, – и мой, и Стаськин, а то он любит его потерять.
Смотрю в удивлении на приоткрытое окно – на улице вечер и скорее холодно. Аделаида Семеновна, как женщина полноватая, всегда предпочитала сквозняки и прохладу, сколько раз разгоралась борьба по чрезвычайно важному вопросу – открывать ли окно в гостиной. Стоит ли говорить, что побеждала неизменно она.
