Карен Молинэ - Белладонна
Мне и самому любопытно. Она никогда не заикалась о своей семье.
— Я выросла в Америке, в маленьком городке неподалеку от Сент-Луиса, — говорит она после долгой паузы, глядя на подсолнухи, поникшие от жары. — Уэбстер-Гроувз, штат Миссури. В миллионе миль отсюда. Моя мать целыми днями только пила да ссорилась с отцом. Она любила его до безумия. Он был банкир, значит — большая шишка в нашем тесном мирке, и чуть не лопался от важности. Уильям и Мария, печально знаменитые Никерсоны, из тех, что не пропускают ни одной вечеринки. Я была их единственным ребенком. Вот почему я иногда завидую вам с Маттео, — добавляет она, обращаясь к мне.
— Завидуешь? Нам? — Я оторопел.
— Завидую тому, что вы близнецы, — поясняет она. — Завидую, что каждый из вас рос рядом с родной душой.
— Ну, и много ли это нам принесло счастья?
Она пропускает мое замечание мимо ушей.
— Моя мать только и делала, что ходила на вечеринки, где играют в бридж, пропадала в окружном клубе, исполняла каждый каприз отца. А я страдала без родительского внимания. Меня отдали в интернат, но я постоянно попадала в беду, потому что мне страстно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заметил меня. — Она сокрушенно усмехнулась. — Я всегда вступалась за проигравших. Меня выгнали из школы за то, что я отрезала косички Салли Симпсон и сунула ее головой в унитаз. Она всегда задирала малышей, за это я ее терпеть не могла.
— Она наверняка этого заслуживала, — говорю я.
— Конечно, заслуживала, но мои родители разъярились. Они были страшные снобы, только и заботились о хороших манерах. Стремились произвести впечатление, затмить всех в своем клубе. Чем угодно — самой большой машиной, самым сухим мартини, самым модным декоратором, который расставил по всему дому туго набитые диваны. А мне хотелось только одного — порадовать их. Каждый ребенок стремится порадовать своих родителей. Мне хотелось угодить всем. Но я не знала, как. А потом моя мать стала пить все больше и больше, — продолжала она. Ее лицо замкнулось, голос стал далеким. — И с головой ушла в азартные игры. Как только отец уходил на работу, она брала программы скачек и украдкой выбиралась из дома. Она шла к букмекерам — пешком, дабы никто в городе не видел, что она едет на машине, и не спросил, куда она направляется. Наверное, благодаря этому ей и удавалось сохранять стройную фигуру. Она прятала пустые бутылки в саду, под розовыми кустами. Для пьяницы у нее был превосходный стиль.
Белладонна вздыхает и долго молчит.
— Где они сейчас? — отваживаюсь спросить я.
— На кладбище Святого Духа. Бок о бок навсегда, — отвечает Белладонна. — Разбились в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать лет. Возвращались домой из клуба, вдребезги пьяные. Хорошо, что они хотя бы умерли вместе.
— А что потом случилось с вами?
— Я переехала жить в Миннеаполис, к дяде Полу, тете Блэр и кузине Джун. Точнее, жила у них летом. Мне было легче оставаться в интернате, там все сочувствовали мне, бедной сиротке. Прекратила свои выходки и стала невыносимо вежливой. Учителя меня любили, но я пряталась от них за своими безукоризненными манерами, потому что так, мне казалось, я сохраняю в душе нечто, очень важное для моих родителей. А потом, окончив среднюю школу, я уехала к Джун. Она жила в Лондоне, делала вид, что изучает искусство.
— А на самом деле подыскивала себе мужа.
— Вот именно. Впервые в жизни я смогла свободно вздохнуть. Я как раз начала прикидывать, чего я смогла бы достичь, когда… точнее, куда… — Ее лицо темнеет, становится суровым, на щеках залегают жестокие тени. — Вот куда завели меня безупречные манеры. Туда, где меня обманули.
Леандро вздыхает.
— Простите, — говорит он.
— Где теперь Джун? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, — голос Белладонны полон горечи. — Когда мы жили в Лондоне, она была занята только собой, искала женихов. Не знаю, где она с ним познакомилась, но именно она представила меня Хогарту, с этого все и началось.
— Никто не может предсказать будущего, сказать, куда приведут нас знакомства, дети, жизнь, друзья, дом, — говорит, помолчав, Леандро. — Можно только гадать. Нас всегда подстерегают катастрофы и бедствия. Но нельзя им поддаваться. Надо идти вперед. Вы, моя сладкая Белладонна, вы должны сражаться, несмотря на все, что произошло с вами, должны создать собственный мир с собственными правилами. Куда бы ни привела вас дорога, вы не должны отступать.
— Вы хотите сказать, что я должна найти Джун, — говорит Белладонна. — Хотя бы для того, чтобы удовлетворить любопытство.
— Что движет миром? Напряжение, — говорит Леандро. — Напряжение между мужчиной и женщиной, между мужем и женой, между матерью и ребенком, между влюбленным и возлюбленной. Между хозяином и рабом.
Белладонна вздрагивает.
— Подчинение — вот стержень всех человеческих взаимоотношений. — Леандро поворачивает кольцо на пальце, и я вижу яркий цветной блик. — Подчинение и сопротивление ему. Кто-то или что-то хочет повелевать нами, мы ищем такого повелителя или боремся с ним. Но теперь, мое дорогое дитя, ваша собственная воля подчиняется только вам. Ничто не может вас остановить, если вы сами не захотите.
— Ничто меня не остановит, — повторяет Белладонна.
И мы все ей верим.
* * *— Эта история, скорее всего, вымышленная, — говорит нам Леандро на следующий день, — как и все истории о порочных женщинах. Нинон де Ланкло была самой прославленной куртизанкой Франции; она держала салон, среди ее любовников были короли, герцоги, принцы, она была подругой Мольера, Расина и множества других знаменитостей. Говорят, что, когда она была уже не первой молодости, в нее влюбился юноша. Несмотря на то, что их разделяли десятилетия, он видел в ней только желанную, привлекательную женщину. Но она, оказывается, была его матерью, чего бедный юноша не знал. Он был рожден от связи с герцогом более двадцати лет назад и, как многие дворянские дети той эпохи, получил образование вдалеке от Парижа. Когда она отвергла его заверения в вечной страсти и открыла мальчику страшную правду, он бросился на шпагу. Прямо у нее на глазах.
Чересчур мелодраматично, даже для меня.
— Человек должен уметь проигрывать. Вот чего не понимал сын Нинон, — говорит Леандро.
— Я умею проигрывать, — с жаром заявляет Белладонна. — И никогда больше не проиграю.
— Тогда поговорим вот о чем. Вы создаете свой мир, когда думаете о нем. Естественно, вы не можете изменить физических обстоятельств того, что с вами произошло, но можете изменить свое отношение к этому. Для ваших нынешних целей важно не то, что произошло или происходит с вами, а то, как вы позволяете себе реагировать на это. Вы, моя Белладонна, должны научиться думать сосредоточенно и дисциплинированно. Думать не о прощении, о мести. Но вы должны понимать: если вы позволите мести взять над собой верх, станете одержимы ею, то навсегда останетесь ее рабыней.
— Я не хочу быть свободной, — говорит она. — Быть в плену — мне это хорошо знакомо. Я стану свободной только тогда, когда найду своего сына. И человека, который его похитил. И всех остальных членов Клуба. Я хочу, чтобы они проснулись во тьме. Хочу почуять запах их ужаса, прочитать ужас у них в глазах. Хочу услышать их мольбу о пощаде.
— Очень хорошо, — говорит он. — Вижу, мы делаем успехи.
— Верно, — соглашается она. — Я каждый день чувствую, что меняюсь.
— Перемены не в тягость, если вы научитесь пользоваться возможностями, которые они открывают. И результат часто бывает не таким, какого вы ожидаете.
Мы сидим в сгущающихся сумерках и смотрим, как на небе зажигаются звезды. Под легким ветерком шелестит листва, до нас легкой волной доносится запах базилика.
* * *На следующий день, когда мы опять расселись на веранде, Леандро показывает нам конверт.
— Это от Лоры Гарнетт, — сообщает он. — Скоро приезжает. Одна. Дети останутся с Эндрю и его родными. Говорит, ей не терпится повидать вас всех.
— Надо думать, — ворчу я.
— Не судите ее так строго. — Леандро укоризненно качает головой. — Бедная Лора до сих пор сгорает со стыда за то, что была так глупа с вашим мистером Дрябли. Она часто пишет, и из ее писем я вижу, что она до сих пор несчастна. Но мне бы хотелось еще разок повидать ее детей. — Он вздыхает.
— Что вы хотите сказать этим «еще разок»? — спрашиваю я. У меня сосет под ложечкой от ужасной мысли. Мы с Белладонной переглядываемся. На вид Леандро такой же, как всегда, но меня беспокоит его здоровье. В этом году ему исполняется семьдесят один; он старается не показывать нам обуревающие его горе и ярость, но от этого бремя его забот не становится легче. Иногда мне кажется, что он усилием воли заставляет себя не расставаться с жизнью, пока не убедится своими глазами, что Белладонна окрепла и готова покинуть его кров.
